Оступившись, я упаду - Лагуна Софи

— Зерном — если они ведут себя примерно. Остатками еды, хлеба. Яичной скорлупой, чтобы яйца были крепкими. Их кормит Джастин.

Миссис Хупер наблюдала за нами, стоя посреди двора. Майкл вынес яйцо из курятника. Дед пошел на кухню и вернулся с картонной упаковкой, в которой лежало двенадцать яиц. К ним прилип куриный помет и перья. Дед передал упаковку миссис Хупер.

— Свежие, собирали на этой неделе, — сказал он.

— Спасибо, спасибо, — поблагодарила она. — Джастин такая хорошая подруга… — Миссис Хупер принюхалась к коробке с яйцами.

Они обошли дом и направились к машине. Майкл нес яйцо так бережно, словно делал это впервые в жизни.

— Увидимся в понедельник, Джастин, — сказал он.

Я посмотрела на миссис Хупер.

— Спасибо вам, миссис Хупер, — проговорила я.

* * *

Я вернулась во двор. Дед сгребал траву. Я стояла и смотрела на него, как он, согнувшись, держит грабли. Голова у него почти облысела, волосы остались только по бокам, а на шее и руках прорезались дороги, что бежали по джунглям. Я подошла к нему и крепко обняла. Он перестал сгребать траву и замер, жесткий и неподвижный.

36

Из-за разных проволочек суд длился четыре месяца. Дед из-за боли в животе мог выбираться в Мельбурн не на каждое заседание. С тех пор как полицейские забрали папу, бактерия деда стала более жадной. Как только он просыпался, она сразу же начинала вгрызаться ему во внутренности. Перед тем как поехать в Мельбурн, он сказал курочкам: «Если бы я смог напустить на нее тебя, Петушок, ты бы раскромсал подлую тварь на мелкие кусочки». Он оставил пикап у Релл и сел на поезд в городе. В Мельбурне он жил в хостеле, где мужчины спят на многоярусных кроватях. «Я лучше застрелюсь, чем снова буду слушать чей-то пердеж на соседней кровати». Он заранее убедился, что попадет в Мельбурн на вынесение приговора. До возвращения деда мне нужно было оставаться у Релл, вместе с Кирком и Стивом. Кирк, Стив и я были на кухне и доедали пончики из пекарни, а Релл с Дином курили. Пончики сияли зеленой и розовой глазурью. Релл сделала последнюю затяжку.

— Они не могут повесить это дело на него, — сказала она и затушила окурок. — Это полная ерунда.

Кирк взял с тарелки зеленый пончик. Он откинулся на спинку стула и закинул ноги в ботинках на край стола.

— Им лучше не шутить с папой.

— Убери ноги со стола, Кирк, — сказал Дин.

— Я не обязан тебя слушаться, — парировал Кирк.

— Обязан, черт тебя дери, — сказала Релл.

— Яблочко от яблони недалеко падает, — заметил Дин.

— Он же все-таки их отец, — возразила Релл, а потом заплакала.

— А ты еще сохнешь по этому ублюдку, так ведь, Нарелл? — спросил Дин. Он повернулся к нам: — Вон отсюда!

Двор Релл был залит бетоном, и сигаретные окурки, будто мелкие белые цветы, кучками прорастали по углам. Во дворе были пепельница на подставке, кресло и высокая вращающаяся сушилка для белья, под которой на бетоне лежали прищепки. Кирк взялся за верхнюю перекладину сушилки и крутанул ее. Дед сказал, что позвонит, как только у него будут новости.

— Мы с Дэнни собираемся вытащить папу из тюряги, когда его дядя научит нас стрелять, — сказал Кирк.

— Ага, — поддакнул Стив. Он ухватился за другую перекладину. Та жалобно скрипнула, когда он повис на ней. — Мы пулями выбьем рации из рук охранников, так что они не смогут вызвать подкрепление.

— Я возьму его пикап. Стащу ключи у деда с ремня, а ты, Джастин, будешь ждать нас снаружи, откроешь двери машины и заведешь двигатель. Мы оставим папу в Сиднее, а сами поедем дальше, чтобы сбить копов со следа. Тогда он сможет спрятаться в Кэрнсе. Там прятался дядя Дэнни. — Кирк поднял прищепку, разломил на половинки, и бросил их на бетон. — В Кэрнсе, — повторил он.

Мы прислонились к ограде. На нас будто что-то давило. Будто небо было сделано из того же бетона, что и двор у Релл. И тут мы услышали, как звонит телефон. Кирк посмотрел на меня.

Мы вернулись в дом. Дин передал трубку Релл.

Она сначала слушала, а потом сказала:

— Нет… Не может быть…

Релл отвернулась от нас, прижавшись лбом к стене, и повесила трубку.

— Релл? — позвал Дин.

Она посмотрела на нас. Глаза у нее стали красные, а макияж зелеными каплями стекал по щекам.

— Виновен, — произнесла она.

Стив заплакал. Его лицо скривилось так, будто кто-то ухватился за кожу рукой и выкрутил ее.

— Черт… — выругался Кирк.

Он взял пачку сигарет Релл со стола и швырнул их в Дина. И тут я услышала громкий крик — но звучал он не снаружи, а внутри меня.

* * *

Вечером Дин забрал деда со станции в Эчуке и привез его к Релл.

— Как он? — спросила Релл.

— Он мало что говорил, — сказал дед.

Со времени отъезда он, казалось, похудел еще больше, и на его лице лежали тени.

— Как обычно.

— Что его адвокат сказал про обвинение? — спросил Дин.

— Доказательств гребаная куча. Рэй просто идиот. — Дед покачал головой и свернул папиросу. — Чертова Стейси. Она тысячу раз хотела его…

— Что он думает насчет срока, на сколько его посадят? Что они ему сказали? — спросила Релл.

— Может, на пять лет… а может, и на семь. При задержании он ударил копа — сама понимаешь, это будет не в его пользу.

Релл начала рыдать.

— Выйдите-ка во двор, ребята, — сказал дед.

Мы снова пошли во двор и стали ждать. Кирк сгреб окурки из углов в одну кучу, нашел самый длинный окурок и засунул его в рот, затем вытащил из кармана спички и попытался поджечь кучку окурков.

— Не волнуйся, мы его вытащим, — пообещал Кирк и прикурил свой окурок. — Если понадобится, мы будем стрелять.

— Джастин, нам пора, — позвал дед из кухни.

* * *

Когда мы вернулись в дом к деду, он сказал:

— Принеси-ка мне пива, Джастин.

Он лег на кровать и пил пиво, пока не заснул. Он ничего не ел, не включал свет, не смотрел телевизор. Когда пришла ночь, он позвал меня. Я встала в дверном проеме.

— Чертовы Уорлли, — пробурчал дед, с трудом садясь на постели.

— Мы поедем навестить его в тюрьму? — спросила я.

— Тюрьма для преступников, а не для детей, — отрезал дед.

— Так папа что — преступник?

Дед вздохнул.

— Выходит, что так. Какой же ты все-таки дурак, Рэй! — Он посмотрел на часы, стоящие на шкафу. — Боже! Сколько же я тут пролежал? Давай-ка сходим во двор и спросим у курочек, что у нас на ужин.

Он встал с постели, накинул на одежду халат. Мы пошли к коробкам и вытащили яйца.

— Шесть, дед, — сказала я.

Курочки топорщили перышки и клевали шнурки на ботинках деда.

— Эй, красавицы, не трогайте сегодня своего старика, ладно? Не трогайте. Петушок, скажи своим девочкам, чтобы оставили старого деда в покое. — Голос деда был нежным, он звучал как колыбельная для курочек. Будто куриная музыка. — Скажи им, Петушок. Старому деду и так порядком досталось.

Мы переворошили солому, проверили воду в поилке и пересчитали девочек.

— Доброй ночи, девочки; доброй ночи, крошки, — сказал дед. — Вам нужно поспать, а утром мы с вами снова увидимся, правда, девочки? Увидимся после рассвета, крошки.

Я стояла возле плиты и наблюдала, как дед разбивает яйца на сковороду. Он добавил к ним масло и соль, потом перемешал, и когда они стали мягкими и воздушными, мы съели их с хлебом и вареньем. Я вымыла тарелки, а дед свернул папиросу, потом я принесла из своей комнаты ножницы. Дед передал мне журнал, и, пока он курил, я начала вырезать из журнала космические корабли. Верхняя половина кухни, словно туманом, заполнилась дымом. Мы сидели под его облаками. Дед посмотрел на мои вырезки, потом закинул голову и выпустил в потолок свежую струю дыма.

Он поднялся и пошел к задней двери. Я встала с ним рядом, и мы смотрели на звезды, похожие на серебристую пыль, рассыпанную по небу. Вокруг пели друг другу песни сверчки и лягушки. Дед обнял меня за плечи. Он склонился, оперся на меня, будто я была одним из костылей Майкла, и говорил отрывисто, только кусочками фраз: