Ричард Длинные Руки — эрцгерцог - Гай Орловский

Музыкальная плавность изогнутых очертаний сменилась подчеркнуто резкими углами и прямыми стенами. Никаких золотых листьев, плавно падающих из-под свода, все стерильно, аскетично, словно здесь не маг живет, а отшельник Антоний.

Столы с тиглями, ретортами, колбами и прочим-прочим — в глубине зала, а тот стал еще огромнее, как-то Сьюманс умеет раздвигать пространство, ну не может такая пещера поместиться в пике горы…

Я сказал громко:

— Приветствую великого Сьюманса! И страстно жажду в очередной раз прильнуть к истокам вашей мудрости…

На всякий случай перешел на все виды зрения, какие получаются, чуть не сблеванул, но увидел, как в глубине зала появилась и пошла в мою сторону невысокая фигура, похожая на пылающий факел, где держак едва теплый, а головка горит неистовым огнем.

Я держал его взглядом и, когда он приблизился, сказал почтительно:

— Приветствую, великий Сьюманс! Вы очень много работаете, у вас заболит голова…

Со стороны пылающего факела прозвучало:

— Уже болит…

Он проступил видимый и для обычного зрения, все такой же невысокий с неестественно вытянутым лицом, абсолютно голым черепом, бледный и абсолютно безбровый. Длинный халат, его я не заметил в тепловом зрении, касается полами стерильно чистых плит пола.

— Вы окрепли, — заметил он. — Я применил высшую защиту невидимости!

— Просто случайность, — сказал я торопливо. — В любом случае, это можно назвать везением, а не могуществом.

Он бледно усмехнулся.

— Да? Другой бы изо всех сил доказывал, что заметил благодаря своей мощи. Видимо, она у вас в самом деле растет, сэр Ричард.

Его рука небрежным жестом указала на кресла, мгновение назад их не было. Я выждал, когда сядет хозяин и старший по возрасту, опустился на мягкое сиденье без опаски, что исчезнет. У Сьюманса, как у всех много поживших чародеев, чувство юмора с годами выветрилось до последней капли.

— Могу я попробовать убрать вашу боль? — поинтересовался я почтительно.

Он отмахнулся.

— Не получится. Я слишком долго пытался решить одну проблему… Когда не получилось, выпил настой тайтынга. А это палка о двух концах…

Я осторожно протянул к нему руку.

— Все-таки попробовать не мешает. Мне не стыдно показать слабость и неумение, я ведь и не говорил, что могу?

Он поморщился, но позволил моим пальцам коснуться его тела. Я потрогал худое костлявое плечо, передвинулся на такую же худую дряблую шею, и тут боль неожиданно потекла в меня тяжелым потоком, словно река горячей ртути. Я сцепил зубы и старался не показывать, что готов все бросить, продолжал вбирать в себя чужую боль, это впервые со мной такое, а лицо Сьюманса прояснилось, в тусклых глазах появился блеск.

— Достаточно, — произнес он. — Вы побледнели, юноша. Но боль в самом деле ушла почти вся! Что вы применили? Какое заклинание?

Я помотал головой. Очень медленно тяжелая боль покидает и меня, побеждаемая моим иммунитетом и услужливой регенерацией. Однако Сьюманс нечто, сколько же в нем живучести…

— Я не знаю заклинаний, — ответил я честно.

Он посмотрел на меня внимательно.

— Вижу. Но что-то в вас есть очень сильное… И, что звучит как вызов, незнакомое.

Я сказал торопливо:

— Великий Сьюманс, я прибыл по очень срочному и очень важному делу! Как я уже говорил при нашей последней встрече, мы начали из Сен-Мари вторжение в эту непросвещенную и дикую страну варваров, чтобы принести сюда культуру, просвещение, дух гуманности, терпимости и очищающую мощь христианских костров.

Он в недоумении вздернул кожу на том месте, где у людей брови.

— Костров?

Я отмахнулся.

— Да это ритуальное такое, не обращайте внимание на мелочи. Очень надеюсь, что наши мелкие и суетные заботы не отвлекут великих магов от грандиозных и величественных задач Познания Древних Тайн!..

— На что не отвлекут?

— Ну-у, — протянул я, — не будете вмешиваться, как и старину олимпийские боги встревали в войны людишек, даже иногда сражались на той или другой стороне, если верить Гомеру, Гесиоду и прочим непроверенным источникам.

Он пренебрежительно искривил губы.

— Милый юноша! Если бы ты хоть в какой-то мере догадывался, как это просто, глупо и неинтересно для магов… Это то же самое, что начинать помогать красным муравьям в их войне против черных. Или наоборот.

— Но маги, — сказал я робко, — по тем же непроверенным данным, все же захватывают власть в королевствах.

Он покачал головой.

— Никогда. Разве что какие-то деревенские колдуны, способные на пару трюков? Мы не вмешиваемся в жизнь людей вовсе не из-за каких-то запретов или особого благородства, Ричард. Посмотри, что ты видишь?

Он повел дланью, дальняя стена исчезла, за ней открылся гигантский склад, где справа и слева уходят вдаль стеллажи с древними вещами непонятного назначения, а на полу разложены крупные фрагменты и обломки чего-то причудливого, странного, по спине бежит холодок почтительного трепета.

С потолка падает свет, не слишком яркий, не слишком тусклый, а как раз, чтобы не раздражать глаза, и в то же время высвечивает каждый уголок и каждую вещь.

— Тут на сто лет копаться, — пробормотал я ошалело.

Он скривил губы.

— Сто лет? Я занимаюсь эти триста пятьдесят, но не разобрал и десятой части…

— Ого, — вырвалось у меня.

Он спросил с невольной насмешкой:

— Ну как, стало яснее?

Я пробормотал:

— Великий Сьюманс… теперь верю. Басни про защищающих Гандерсгейм волшебников придумали разбитые степняками сен-маринцы! Надо же как-то объяснить свое поражение, чтобы перед женами не так стыдно…

Он кивнул, бледное лицо спокойно, однако глаза нехорошо поблескивают, я ощутил, как под ложечкой тревожно квакнуло.

— По долине, что под нами, — произнес он ровным голосом, чересчур ровным, — часто проходили армии. В ту или другую сторону. Однако ни разу среди них не было достаточно могучего мага. Сейчас особый случай…

Под ложечкой тревожно засосало, словно там открылась пустота. Пахнуло холодом, Сьюманс смотрит с холодной усмешкой, но в его фигуре чувствуется напряжение. Я тоже напрягся, не зная, чего ожидать, всматривался в его непроницаемое лицо, очень спокоен, однако уголки губ чуть дрогнули…

Странная невероятная мысль пронзила череп: да он же меня боится! Или хотя бы побаивается, чего раньше никогда не было! То ли мое умение снять боль тому виной, то ли еще что, но скорее всего — черная корона властелина Темного Мира в мешке. Возможно, дает какую-то защиту или же напавшего на меня ждет мучительная гибель? Сьюманс что-то чувствует, хотя вряд ли понимает, что во мне так сильно изменилось со времени прошлой встречи.