След на воде - Татьяна Ивановна Ефремова

— Если хочешь, приходи после обеда на корму. У меня есть просто потрясающие новости.

— А наши потрясающие новости ты уже знаешь? — не осталась я в долгу. — Вадим тебе рассказал?

— Нет, ничего он мне не рассказывал, — насторожился Димыч. — Давай выкладывай.

Я вкратце рассказала ему про наш вчерашний визит в каюту Анны Браух. Выражение лица у Димки менялось просто на глазах: от рассеянно-высокомерного до сосредоточенного. А когда я закончила, передо мной стоял опер Захаров в лучшей своей ипостаси, готовый к немедленным решительным действиям, с горящими от неожиданного озарения глазами.

— А где она сейчас? — спросил он нетерпеливо.

— Кто? Анна? Не знаю, в каюте ее нет.

— Да не Анна! Ее-то, конечно, нет. Парикмахерша эта где?

— В Кедровке, — ответила я и опять ощутила тоску во всем организме. Мы, определенно, допустили какую-то страшную ошибку.

— Как в Кедровке? — заорал Димыч, испугав двух тихих швейцарских бабушек за ближайшим столом. — Почему?

— Ее старпом ссадил утром. Она ему вчера попалась на глаза, когда по теплоходу болталась пьяная, он разозлился ужасно и утром ссадил. Как только к берегу пристали. Она сразу после тебя сошла.

— Идиот! — схватился за голову Димыч и с надеждой посмотрел в окно.

Надежда оказалась напрасной, теплоход «Михаил Зощенко» давно уже был на середине реки, продолжая движение к конечному пункту туристического маршрута.

— Убью гада! — пообещал Димыч и бегом бросился на выход.

Глава 18

После обеда на корме досталось всем. И отсутствующему старпому, и нам с Катей, и даже Вадиму за то, что не рассказал обо всем вчера вечером.

— Да о чем рассказывать-то? — орал в ответ Вадим. — Я пошел посмотреть тетку на предмет явных признаков сумасшествия. Никаких признаков там нет. Максимум алкоголизм. Обыкновенная пьяная баба. О чем я тебе должен был рассказать?

— О том, что баба эта не та, вот о чем!

— Да я-то откуда знал, что она не та? Я эту парикмахершу раньше в глаза не видел.

— Но девчонки же тебе сказали.

— Да чего они сказали-то? Блеяли, как две овцы: Михална, Михална… Что я должен был из этого понять?

На овец стоило бы, конечно, обидеться, но было не до того. Очень уж страшно сейчас Димыч выглядел.

— Ты почему ко мне сразу не пришла? — накинулся Захаров на меня.

— Я хотела тебе утром рассказать.

— Хотела она, — скрипел он зубами. — Вот где теперь эту бабу искать прикажете? А если она уже слиняла из этой Кедровки? Если менты местные ее не найдут?

— А они ищут?

— Ищут. Я с ними по рации связался, когда этот идиот теплоход разворачивать отказался. Ищут. Главное, чтобы она еще там была.

— Из Кедровки не так-то просто уехать, — подала голос Катя. — Там же глухомань, автобусы не ходят. Надо ждать, пока судно какое-то мимо пойдет. Или с местными договариваться, чтобы на моторке отвезли. Но их еще уговорить надо.

— Вот не дай бог уговорит, — потерянно пробормотал Димыч. — Мы тогда ее вообще не найдем.

— Да не повезет ее никто, не бойся. Это знаешь, как надо уговаривать! Только если вопрос жизни и смерти…

— Боюсь, у Михалны вашей как раз такой случай. Как раз вопрос жизни и смерти. А что вы на меня так удивленно смотрите? По-вашему, соучастие в убийстве не достаточно веский повод слинять любым возможным способом?

— В убийстве? — я не верила своим ушам. — Михална — соучастница убийства?

— Ну, по крайней мере, одного-то точно.

— Одного? А разве их было несколько?

Димыч обвел наши удивленные лица недоуменным взглядом и аж присвистнул.

— Ну, вы даете, ребята! Вы что, ничего не поняли? Какая сумасшедшая немка? Это ваша Михална у вас обедала в рыжем парике.

Сказать, что новость нас ошарашила — это все равно, что вообще промолчать. Я даже не пыталась осмыслить Димкины намеки на соучастие Михалны в каком-то там убийстве. Хватило информации, что она у нас в ресторане появлялась ежедневно, а нам это даже в голову не пришло. Как же такое могло прийти в голову, когда мы своими глазами видели, как парикмахершу ссадили в Савельевске?

А ведь Анна в Савельевск не ходила. Это Карина сказала. А Катя ей тогда возразила, что видела, как Анна с Алексом под ручку возвращались.

Тогда получается, Алекс знал, что вместо Анны в последние дни все видели корабельную парикмахершу? Ну, конечно знал! Абсурдно даже предполагать, что он не заметил подмены. И именно с Михалной, а не с Анной он разговаривал по-русски на корме, когда их услышала Карина. И мнимую депрессию они придумали, чтобы никто к Анне не лез и не узнал случайно, что это не она вовсе. Все он знал. Наверняка, и организовал весь этот маскарад тоже он. «Поверьте, он злой человек», — это Марта так про него сказала. И Анну еще жалела. А Анна…

— Дим, а где же тогда настоящая Анна? — спросила я, боясь сама додуматься до страшного, но очевидного ответа.

— Настоящей Анны больше нет. Даже тела мы не нашли, хотя весь корабль обыскали. От тела они успели избавиться. Или, может, убили ее не здесь, на берегу где-нибудь.

Убили. Слово это резануло слух, несмотря на то, что я была к нему готова. Ждала его и все равно боялась услышать. Убили крепкую веселую Анну. Превратили в труп, мертвое тело, вроде того, что выпало мне на руки из кладовки. Только Карину мы нашли, ее теперь родители похоронят. А Анну бросили неизвестно где, спрятали, чтобы никогда не найти. Даже в этом последнем праве — быть похороненной родственниками — ей отказано. Бедная богачка Анна.

— А за что ее убили? — спросила я тихонько. — Из-за денег?

— Скорее всего. Деньги — это первое, что приходит на ум. Вот только как он собирается эти деньги получить, он же ей не родственник. Тут вообще с мотивами ерунда выходит. Пусть Анну убили из-за денег, Карину потому, что боялись разоблачения. А Марта им чем помешала? Ее за что?

— Марту?

— А что, по-твоему, мы наблюдали тогда в ресторане? Когда ей водки в стакан плеснули. Покушение на убийство в полный рост. Если бы Вадик тогда не подсуетился, было бы у нас теперь три трупа. Вернее, два — Анну-то не нашли.

У меня голова шла кругом от этих новостей. Анна, которую не нашли. Марта, чудом избежавшая смерти. Теперь понятно, почему она за другой стол пересела. Наверняка, догадалась, какая участь ее ждет. И ни словом не обмолвилась,