Противостояние.Том I - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А другие дороги? — написал Ник.
— Шоссе 63 на восточной окраине города было взорвано для замены водопровода. На западной окраине города, похоже, произошла серьезная дорожная авария. Две машины перегородили дорогу, полностью заблокировав движение. Выставлены предупредительные знаки, но не видно ни одного полицейского или рабочего-ремонтника.
Он прервался, вынул носовой платок и высморкался.
— По словам Джо Ракмана, который живет неподалеку, работы по ремонту водопровода ведутся крайне медленно. Часа два назад я осматривал его маленького сына, который находится в очень тяжелом состоянии. Джо считает, что на самом деле водопроводом занимаются не рабочие, а переодетые в спецодежду аварийно-дорожной службы солдаты.
Почему он так решил? — написал Ник.
— Потому что обычные рабочие редко отдают честь друг другу, — сказал Соумз, вставая.
Ник поднялся вслед за ним.
Объездные дороги? — черкнул Ник.
— Возможно, — кивнул Соумз. — Но я врач, а не герой. Джо сказал, что видел винтовки в кабине их обычного грузовика дорожной службы. Карабины армейского образца. Если кто-нибудь попытается покинуть Шойо в объезд и его заметят, то неизвестно, что может произойти. И это еще большой вопрос, что творится за пределами Шойо. Я повторяю, кто-то допустил ошибку. И теперь они пытаются скрыть это. Безумие. Безумие. Конечно, обо всем этом станет известно. И очень скоро. Но сколько еще человек умрет за это время?
Ник, напуганный всем сказанным, остолбенело смотрел, как Соумз возвращается к машине и медленно садится за руль.
— Кстати, Ник, — Соумз выглянул из окна, — как ты-то себя чувствуешь? Простуда? Насморк? Кашель?
Ник отрицательно покачал головой.
— Попытаешься выбраться из города? Я думаю, тебе это удастся, если будешь уходить полями.
Ник снова покачал головой и написал: Эти люди в тюрьме заперты. Я не могу бросить их. Винс Хоуган болен, но остальные двое выглядят нормально. Я принесу им завтрак и пойду к миссис Бейкер.
— Ты умный парень, — сказал Соумз. — Это редкость. А парень с таким чувством ответственности в наш век упадка — еще большая редкость. Я знаю, Ник, она оценит это. Мистер Брейсман, методистский священник, тоже обещал навестить ее. Но боюсь, ему сегодня придется посетить немало прихожан. Ты позаботишься о тех троих, что в камерах?
Ник утвердительно кивнул.
— Отлично. Я постараюсь днем проведать тебя.
Он завел машину и уехал с воспаленными от усталости глазами, бесконечно измученный и совершенно бессильный. Ник проводил его тревожным взглядом и продолжил свой путь к стоянке грузовиков. Закусочная была открыта, но одного из двух поваров не было, а трое из четырех официанток утренней Смены не вышли на работу. Нику пришлось долго ждать свой заказ. Когда он вернулся в тюрьму, Билли и Мак выглядели до смерти напуганными. Винс Хоуган бредил и был в бессознательном состоянии.
Глава 19
Ларри так давно не бывал на Таймс-сквер, что ожидал увидеть там какие-то необыкновенные, фантастические перемены. Теперь все, наверное, покажется ему меньше, что отнюдь не означает хуже. И это место уже не напугает его своими запахами, порочностью и какой-то особой, опасной оживленностью, как не раз случалось в детстве, когда он один или вдвоем с Бадди Марксом мчался сюда, чтобы за девяносто девять центов побывать на сдвоенном киносеансе или поглазеть на сверкающие витрины магазинов, пассажей и игровых залов.
Но все выглядело по-прежнему, вопреки тому, что некоторые изменения в действительности таки произошли. Исчез газетный киоск, стоявший на углу при выходе из подземки. Через полквартала отсюда, там, где раньше находился зал с игровыми автоматами, наполненный мерцанием световых и звяканьем звуковых сигналов, в котором опасного вида парни с зажатыми в уголках рта сигаретами увлеченно играли в «Необитаемый остров Готлиб» или «Космические гонки», теперь располагалось какое-то заведение под названием «Орандж Джулиус», а у входа кучковались молодые негры. Их тела плавно раскачивались словно в такт непрерывно звучащей ритмичной музыке, той музыке, которая доступна только черным ушам. Появилось больше салонов массажа и порнокинотеатров.
В целом же принципиально ничего не изменилось. От этого ему стало грустно. А от единственной реально ощутимой перемены все казалось еще хуже: теперь он чувствовал себя здесь туристом. Но, может, даже коренные ньюйоркцы чувствуют себя тут туристами-карликами, когда задирают голову, чтобы прочесть электронные заголовки, сменяющие друг друга на недосягаемой высоте. Ларри не мог ответить, он забыл, что значит быть частью Пью-Йорка. И он не допытывал ни малейшего желания восстанавливать это внутреннее ощущение.
Сегодня утром его мать не пошла на работу. Последние дни она пыталась справиться с простудой и нынче поднялась ни свет ни заря с высокой температурой. Лежа в своей прежней комнате на все той же прекрасно сохранившейся узкой кровати, он слышал, как мать громко возится на кухне, готовя завтрак, чихает и чертыхается при этом. Заговорил телевизор, в программе «Сегодня» передавали блок новостей. Попытка переворота в Индии. Взрыв на электростанции в Вайоминге. От верховного суда ждут принятия исторического решения о правах голубых.
Когда Ларри вошел в кухню, застегивая на ходу пуговицы рубашки, «Новости» уже кончились, и Джин Шейлит брала интервью у какого-то лысого типа. Лысый показывал коллекцию стеклянных фигурок животных ручной работы и рассказывал, что выдуванием стекла он увлекается вот уже сорок лет, а скоро в издательстве «Рэндом-Хаус» выйдет его книга. В заключение он несколько раз громко чихнул. «Прощаю вас», — смеясь, сказала Джин Шейлит.
— Ты хочешь болтунью или глазунью? — спросила Элис Андервуд. Она была в банном халате.
— Болтунью, — ответил Ларри, понимая, что протестовать против яиц бессмысленно. Элис считала, что завтрак без яиц (которые в хорошем настроении она называла «хрустяшки») — это не завтрак. Ведь они содержат белок и питательные вещества. Она слабо представляла себе, что такое питательные вещества, но свято верила в их силу. Она держала в голове целый перечень полезных продуктов, равно как и вредных, таких, как мармелад, маринованные овощи, пластинки розовой жевательной резинки с билетами на бейсбол и, Боже милостивый, еще много чего.
Он уселся и стал смотреть, как она готовит яичницу, разбивая яйца все в тот же старый черный ковш, взбивая их все тем же металлическим венчиком. Этой посудой она пользовалась еще тогда, когда он ходил в первый класс школы № 162.
Она вынула из кармана носовой платок, прокашлялась и чихнула в него, ругнулась себе под нос и засунула платок обратно.
— Ты сегодня не пошла на работу?
— Я предупредила их, что заболела. Эта простуда хочет доконать меня. Ненавижу пропускать работу по пятницам, когда столько дел, но я совершенно расклеилась. У меня подскочила температура, да еще гланды распухли.
— Ты вызвала врача?
— Когда я была молоденькой хорошенькой девушкой, доктора приходили по вызову домой, а теперь нужно самой тащиться к ним в больницу, в кабинет неотложной помощи. Вот так, или целый день дожидаться, — пока тебя осмотрит какой-нибудь шарлатан в одном из тех пунктов, которые власти открыли для оказания — ха-ха! — бесплатной медицинской помощи старикам. Приходи и жди, пока тебя облагодетельствуют, я так думаю. Эти пункты хуже отделов по выдаче бесплатных товаров за накопленные тобой льготные зеленые купоны в последнюю неделю перед Рождеством. Я останусь дома и приму аспирин, а уже к завтрашнему утру дело пойдет на поправку.
Он пробыл дома почти все утро, пытаясь хоть чем-нибудь помочь ей. Он перетащил телевизор к ней в спальню, поближе к кровати. Это потребовало известного героизма, о чем свидетельствовали вздувшиеся на его руках жилы. («Ты заработаешь себе грыжу только ради того, чтобы я могла посмотреть „Давай заключим сделку“,» — фыркнула мать.) Потом он принес ей сок, средство от насморка, сбегал в магазин за парой книжек в мягких обложках для нее.
Теперь им не оставалось ничего, кроме как начать играть на нервах друг у друга. Она удивилась, насколько хуже телевизор показывает в спальне, а он в ответ съязвил, что плохое изображение лучше, чем полное его отсутствие. В конце концов он сказал, что ему нужно идти по каким-то делам.
— Хорошая мысль, — отозвалась она с явным облегчением, — а я пока вздремну. Ты славный мальчик, Ларри.
Он спустился по узкой лестнице (лифт по-прежнему не работал) и вышел на улицу со смешанным чувством вины и облегчения. День принадлежал ему, и у него еще осталось немного денег в кармане.
Но, дойдя до Таймс-сквер, он уже не чувствовал себя таким счастливым. Он бродил по городу, переложив бумажник в передний карман. Его заставил остановиться звук собственного голоса, доносившийся из стареньких наружных динамиков магазина грампластинок.