Капитан Филибер - Андрей Валентинов

Он… Я очень завидовал Гамадриле. Как мне хотелось мощным толчком бросить тело вверх, ухватиться руками за горизонтальный сук…

— …В трех метрах от земли и развернуться в полете винтом на 180 градусов! Экзамен примете, ваше высокоблагородие?

— Подпоручик фон Приц! — вздохнул я. — На «губу» отправлю. Вас! На вахту га-уп-ти-чес-кую — за издевательство над штаб-офицером. Нарядами заморю!.. Нет, я сделаю хуже: дам вам взвод таких, как вы, вице-чемпионов, даже роту!..

— Роту — не надо, — Принц нагло блеснул очками. — Где ж я их хоронить-то буду, Николай Федорович? Пойдемте, ребята все собрались. Даже за стол садиться не стали…

Ночь, двор казармы, легкий снег. Под мышкой у подпоручика Принца — нелепая бархатная папка. Приказ уже зачитан, всех обрадовали без меня, без меня было торжественное построение и церемониальный марш с обязательной «Песнью Зуавов». Командир 1-го Партизанского полковник Голубинцев железным голосом провозгласил: «Поздравляю вас офицерами, господа!» Звездный час…

За стол не сели — за первый офицерский ужин. Ждали. Дождались. Прапорщики — бывшие «баклажки»-первогодки. Подпоручики — старшекурсники на офицерских должностях. Отважный экипаж «Сюзанны» — прапорщики артиллерии.

Маленькие кадеты — приказный Новицкий, приказный Гримм.

Дождались. Дожили.

Под сапогами — заснеженный плац. Кому-то из наряда утром не повезет. Сыплет снег, сыплет… Конец январю!

Снег в глаза…

— Господа юнкера! Кем вы были вчера? А сегодня вы все…

— Капитану Филиберу — ура! Ура! Ура! Ура-а-а-а!

К черту строй! Рассыпались, окружили, схватили в двадцать рук…

— К-куда! — подпоручик Иловайский. — Господа офицеры, назад, назад! Приказ надо подписать!..

— Е-е-е-есть!

Строй снова на месте. Ухмыляющийся Принц внезапно делает строгое лицо, протягивает папку:

— Николай Федорович! Подписать требуется… Прочитайте пока, а мы чернильницу принесем.

Пожимаю плечами, открываю бархатную «корочку»… Ну, конечно! Два просвета — и ни одной звезды. Погоны! Разыграли паршивцы!..

Надо поблагодарить, поздравить, что-то сказать. Надо… Звездный час — для этих уцелевших ребят, для меня, для тех, кто еще может радоваться.

Не могу. Звезды далеко, за серыми тучами. Впереди — месяц «доживи до весны». Впереди — война.

Падает снег…

— Рано утром, весной,

На редут крепостной,

Раз поднялся пушкарь поседелый;

Брякнул сабли кольцом,

Дернул сивым усом

И раздул он фитиль догорелый.

Он у пушки стоит,

Сам на крепость глядит

Сквозь прозрачные волны тумана…

— Ишь, распелись! Хор Пятницкого, понимаешь.

— Николай Федорович, я был на концерте Пятницкого. Так что ваше сравнение… оценил. Здесь, в казармах, казачий полк стоит. На фронт против Антонова идти отказались, но пока не разбегаются. Нейтралитет! Самогону достали — и поют. Так я продолжу? Русско-Азиатский банк, Платовский проспект, дом 50, Донской земельный, Платовский, 48, Донской дворянский банк на углу Комитетской и Ермаковского проспекта, Волжско-Камский коммерческий банк, улица Московская, дом 9. Ну и, конечно, Новочеркасское казначейство, Соборная площадь…

— Сергей, если вы действительно хотите быть разведчиком, следуйте принципу Трех У: Угадал, Угодил, Уцелел. Эти адреса есть во всяком справочнике.

— Вот мелькнул белый флагУ высоких палатУдальца-молодца атамана.И с веселым лицом,Осенившись крестом,Он над медною пушкой склонился;Пламя всплыло струёй,Дым разлился волной,И по крепости гул прокатился…

— Зато, Николай Федорович, в справочнике не говорится, что сегодня из Ростова прибывает специальный состав. Ценности из Ростовского отделения Государственного банка, эвакуированы в связи с наступлением большевиков. Сумма неизвестна, но… очень много. Тут целая история. В Ростове все это богатство хотел забрать Корнилов — на Добровольческую армию. И знаете, кто выступил против? Генерал Алексеев! Это, мол, бросит тень на светлое имя «добровольцев». А вы говорите, что это я — наивный! Николай Федорович сведения совершенно точные, у юнкера… то есть, прапорщика Плохинького двоюродный брат служит в Атаманском дворце. Он согласился нам помогать — если мы его в полк возьмем. Я сказал, что…

— Пообещали? Это правильно. Отчего не пообещать? Что еще? Про фронт можете не докладывать — знаю. Отряд Кутепова выбил большевиков из ростовских пригородов, но это ненадолго.

— «Чу, с редута палят, —Знать, сбираться велят!» —Казаки казакам закричали,Сабли вмиг на ремень,И папахи набекрень,И на площадь бегом побежали.«Что, ребята, палят?Не в виду ль супостат?Не в поход ли идти заставляют?»

— А вы всегда все знаете, Николай Федорович. Поэтому не буду даже говорить, кто сегодня в Новочеркасск приезжает.

— Давайте догадаюсь. Вчера большевики заявили о признании Донской автономии при условии установления советской власти… Неужели сам Антонов?

— Хуже, Николай Федорович. Подтёлков. Он уже вел переговоры две недели назад, рассказывают, даже на Каледина орал. Тогда его развернули, а сейчас… Говорят, Каледин откажется от власти. Вчера он заявил на заседании правительства, что не хочет быть причиной войны. Будто бы и бумагу подписал. Лежит на его столе, в коричневой кожаной папке. Заглянуть пока не удалось.

— Как сибирский буранПрискакал атаман,А за ним есаулы лихие.Он на сивом коне,Карабин на спине,При боках пистолеты двойные;Кивер с белым пером,Грудь горит серебром,Закаленная сабля булатна…

— Можете сказать этому… двоюродному брату, чтобы не рисковал. Похоже, правда. Его превосходительство любил домашних птиц… Ну что же, Сергей, делаете успехи. Прямо «Espia Mayor».

— «Espia Mayor»? Это — «главный шпион» по-испански?

— Сергей! Никогда! Никогда не показывайте начальству, что вы — сапиенс. Такое не прощается.

— Шумно строятся в ряд,Громко шашки гремят,Развевается белое знамя.Кони борзые бьют,Пыль копытами вьют,И в очах их свирепое пламя.Все — как пламя огня,Атаман — на коняИ тяжелыми брякнул ножнами.

— Николай Федорович, я давно заметил… У вас очень мрачные шутки. Не шутки даже, вы словно… не верите. Сапиенс, Три У… Вы считаете, что и в Новой России будет все так плохо?

— Честно? Да. Уверен — процентов на девяносто.

— Но только на девяносто, десять — в нашу пользу! По-моему, не так и… безнадежно. Между прочим, сегодня к нам еще кое-кто прибудет. Тайно. В Атаманский дворец не пойдет. Сказать?

— Сеньор Espia Mayor! Хотите на гауптическую вахту? Погодите… Корнилов?

— Корнилов.

— Вдруг блеснул, как стекло,Длинный меч наголо,И пошел молодцом пред рядами.Казаков обскакал, —«С Богом, дети!» — сказал.Казаки на седло поднялися…Засверкали мечи,И орлы-усачи,Как на пир, на войну понеслися!..

— Нет, Николай Федорович, не взял меня Голубинцев в полк. Говорит, ему донской казак нужен, а не Хивинский. Шучу… Я сам к начштаба пошел, к господину Семилетову. Думал по крайней своей наивности организовать инженерную роту, все-таки по специальности. Где там! Объяснили, что я теперь не поручик, а подъесаул — и заставили совсем иной отряд формировать. На деревянных лошадках… Жаль, хотелось среди Зуавов остаться. Там, в полку, наших, мало осталось, нагнали целую тысячу желторотиков, взводными подпоручиков поставили, Иловайскому роту дали, а нашего Згривца хотели сразу к Голубинцеву заместителем. Еле отбился, на 1-й батальон пошел, замом нового полковника сделали — который в поезд вместе с Ольгой Станиславовной сел. А «Сюзанну» забрали, в вагонных мастерских она сейчас. Успеют — сделают из нее целый бронепоезд. Господин Мионковский — заместитель командира артдивизиона, про отца Серафима ничего не скажу, не знаю… Но это все, Николай Федорович, лирика, почти Игорь Северянин, а у меня вот что из головы не идет. Вы представляете себе цистерну? Не слишком большую, чтобы в кузов обычного грузового авто вмещалась? А еще лучше — сразу на колесах…

— Парсуну с ихней рожи снимают, — усмехнулся незнакомый мне сотник, кивая в сторону атаманской приемной. — Для гиштории.

Мы с Чернецовым переглянулись. Василий скривился, скользнул рукой по кобуре… Вздохнул. Комментариев не требовалось. Каледин закрылся в кабинете с руководством Круга, судьбу Тихого Дона обсуждает, а тем временем…