Ангел ходит голым - Измайлов Андрей

Хватило ума и такта изобразить семнадцать мгновений, пик блаженства. Или, чутко вслушиваясь в организм, впрямь обнаружить то самое, самое то. Или просто эффект panthera pardus (многие верят). Потом обессиленно признать как на духу: это нечто!

Как на духу — исповедуясь, что ли? Перед Багдашовым? Щас-с-с!

Он, конечно, старина Макс. Но если что — сразу Mad Max: Fury Road! Дорога ярости, да. Причём ярость подспудная, холодная. Питаемая к Лильке до последнего своего часа. При всех с ней многолетних тесных…

Подспудная, холодная.

Перфекционистом был, клиническим перфекционистом. Если что-то делать, то по-большому. Отставить «хи-хи»!

Тот же его ресторан. Шеф-повар — не ряженый киргиз-казах-узбек в кимоно, подлинный Косяку с токийской Гинзы, он же князь. По-японски, да, Косяку — князь. Готовит блюда из натуральных продуктов оттуда. Суррогатам, импортозамещению — нет!

Те же единоборства. Где именно, у какого Белого Ферзя, чему обучился — не тайна сия, просто умолчание. Легенды о многолетнем шаолиньском послушничестве и нелегальном переходе пешком по дну Амура, наевшись кислородосодержащих водорослей — на совести самозваных сэнсеев. Просто умолчание. Ан Чингиз наш Бикмурзин, Хан, ни разу в «Иточу» ему спарринг на татами не предложил, прилюдно потягаться. Мало ли, вдруг потеря ханского авторитета!

Та же… Стоп! О женщинах вообще ни слова. Сколько бы их через Макса не прошло — по работе и так. Много прошло. Волей-неволей свидетельствую. И все в друзьях-подружках остались. Ну, те, что в живых остались. (Ещё раз стоп! Лилит Даниялова — особая статья!) Он ведь такой, такой… эти узенькие, зоркие, ярко-кофейные глазки с разрезом наискось, тревожный изгиб чёрных бровей, идущих от переносья кверху, энергичная сухость кожи, крепко обтягивавшей мощные скулы. А главное, выражение лица — злобного, насмешливого, умного. Пожалуй, даже высокомерного. Что есть, то есть. Устойчивое японское: дансон, дзёхи. Перетолмачивая на русский: уважать мужчину, презирать женщину. Главное, им, женщинам, — по нраву! (И ещё раз стоп! Лилит Даниялова — особая статья!)

И конечно, блеф как искусство. Высокое искусство! Чем владеет, тем владеет. Ещё не человек, который звался Четвергом (после дождичка), но шутки его так чудовищны и так просты, что никогда никому не придут в голову.

Вспомнить Еву. Да. Был старина Евлогин с ней, был. Чего уж! И старина Макс был с ней. Потом или тогда же? Но не прежде того, не прежде! А близнецы-братья? Чьи, от кого? Если верить последним намёкам Евы… А стóит ли верить?! И был ли вообще с ней старина Макс? Или молча блефовал: был. А то и не был. Всё тебе на блюдечко вынь да положь! Рефлексируй, ломай голову, сам решай. Как решишь, так и есть, значит. Или… не так. Или ДНК-тест? Тебе это надо, старина? Вот то-то!

Примеры можно полнить. Нужно ли?

Разве вот… Возвращаясь к фугу из трёх блюд. Просто гложет. Даже посильней так никогда и не разрешимой Евы. Где гарантия, что друг в присутствии Косяку-князя накормил друга не тривиальной (отменно приготовленной, но) треской. А я знаю?! А кто знает?! Блюдо за тысячу долларов! Натурально ли проявлено блаженство? Не врёшь ли, старина? Верю. Верю, что ты уже на пути к новой жизни, и этот отрезок жизни будет вспоминаться как ужасный сон.

Вот тут обидно немножко стало. Ну, треска. Но фугу-то, где фугу? Что-то такое организм испытал всё же… наверное… А сам ты в состоянии вины, хочешь или не хочешь.

Чего не отнять у Макса — умения держать человека в состоянии вины. У него в принципе что-то отнять очень трудно, практически невозможно.

Только с ней номер не прошёл, только с ней и не прошёл. Откуда, вероятно, и ярость у перфекциониста — подспудная, холодная. Никак не получилось держать её в состоянии вины. Со всеми получилось, с ней — нет.

Действительно! Что можно ей предъявить? Нет, не так. Что может она предъявить самой себе в тесный период с ним? Но я другому отдана, и буду век ему верна? Да ладно! Чего-чего, а этого… Договорились ведь. Даже не договорились. Просто данность. Ревность — понятие неуместное. Принимай такой, какая есть, и довольствуйся тем, что тебя приняла.

Вот Измайлов-мнимый, типа писатель, с вечной фляжкой заценённого дагестанского.

Он — тоже? С ней?

Он — тоже. Довольно долго. Свечку никто не держал, но — тоже. Она его и в крематории приветила, в «Талисмане» регулярно публиковала — на целую полосу, а то и на разворот. Правда, с нещадной правкой, вычёркивая и вычёркивая. Не умничай! Слишком пространен. Замечательный текст, надо лишь вдвое сократить, а лучше втрое. Согласен? Не согласен. Но если надо… Тяжкое время (бремя?) для писателя. Хоть где-нибудь, хоть в крематории, хоть там платят. Немного, но всё же!

И до сих пор жив, Измайлов-мнимый, типа писатель?

Жив, курилка. В баньке на Казачьем — регулярно. А почему вопрос?

М-м, он ведь с ней тоже. Свечку никто не держал, но… Тенденция, однако?

Ещё про самку богомола: очень удивилась, встретив своего бывшего! Вообразят чёрт-те что, потом сами чёрт-те во что верят и других убеждают!

Измайлов-мнимый ничего дурного ей не сделал. Ночи напролёт говорили о высоком. Ну, не только. Всякое было, надо думать. В том числе, и. К обоюдному согласию, расстались не без элегической нотки. У него семья, плюс роман дописывать надо. Назову его… нет, Гантенбайн — было. Прикинься слепым, избавляясь от ранее присущей дикой ревности. Было, было. Назову иначе. Ангел ходит голым? Или так. Будто и не Честертон, а сам сказал: ангелы умеют летать, потому что воспринимают себя очень легко. Продолжаем дружить. Разовый эмоциональный взбрык по случаю? Гм. Но разовый, но по случаю. Какой пустяк — сделать хоть раз что-нибудь не так, выкинуть хлам из дома и старых позвать друзей. Продолжаем дружить.

Макс иного замеса. Категорически чужд синдзю. Это такое… Толкуется как единство сердец, а то и верность даже в смерти. Не путать с дзёси, что есть смерть во имя любви(устар.)! Япония у Макса — пунктик, некоторый сдвиг по фазе. Но не в степени: умрём вместе, раз уж не суждено вместе жить! Ишь, синдзю (а то и дзёси)! Обойдётесь! В степени: дансон, дзёхи. (См. где-то чуть выше: уважать мужчину, презирать женщину.)

И вообще! Профессор гинекологии лекцию начал так: «Господа, женщина есть животное, которое мочится раз в день, испражняется раз в неделю, менструирует раз в месяц, даёт приплод раз в год и совокупляется при любой возможности». Мне показалось, он довольно складно построил фразу.

Довольно складно, согласилась. Испражняюсь, поправила, чаще, но в остальном он прав.

Он? Сомерсет Моэм, «Записные книжки», нет?

Да. Не прошла мулька у Макса, не прошла. С кем связался! И когда мулькнул, на ночь глядя: к тебе? ко мне? Оно, конечно, нумера, all inclusive. Отношения, однако, переходят в длительные, не на часок-другой, кажется. Не кажется. И? К тебе? Ко мне? Лучше к тебе, дорогая, ибо живу в обстановке, невозможной для гостеприимства.

Бога ради, штабс-капитан! Пойдём. «Над слоником» уютно. Со мной тебя охрана пропустит.

Охрана — структура «Цепь» во главе с Евлогиным Виталием Аврумычем. Аккурат и дежурил, сам. Ну, как дежурил? Не по чину главе структуры лично дежурить, «цепных» мал-мала, тот же Измайлов-мнимый… Совсем писаки обнищали. Да, Христа ради пристроил его к себе. Вещун Саныч тоже попросился как бы небрежно, впроброс — на сдельщину, время от времени, шальная денежка лишней не бывает. И его к себе тоже пристроил. Вещун Саныч — это полезно. Писака же абсолютно бесполезен, даже вреден порой. Но как не порадеть человечку! Мы ж не изверги, просто выглядим сурово. Зарабатывай, писака, на коньячок свой. Но! Знай меру. Хрен с ним, с вечным коньячным выхлопом, неизбежность неизбежна, такова жизнь. А вот к ней — ни ногой! Ув-в-волю сразу! Что в прошлом у тебя с ней — в курсе. Но — всё в прошлом, понял?! Никаких взбрыков! Ув-в-волю сразу! Тут мы изверги. Понял, нет?! Вот и хорошо. Сегодня ночью отдыхай, ступай домой, в семью. Виталий Аврумыч за тебя отдежурит. Каприз начальства обсуждению не подлежит.