Тамплиеры. Книга 1. Рыцарь Феникса - Юрий Сазонов

Сначала юноша обрадовался, что Селим выжил. Значит, его тоже взрывом швырнуло с крыши на пустырь. Томас, выкапывая себя из-под обломков, обнаружил чью-то оторванную руку, а затем и целый труп одного из погромщиков. Должно быть, молодой шотландец упал на него, и потому уцелел и даже ничего не сломал. Если бы только не мерзкий звон в ушах, который никак не желал проходить…

Да, сначала Томас думал, что Селиму повезло. Потом кто-то набежал сзади и, ухватив юношу за пояс, забился, запричитал. Томас растерянно оглянулся. Гайда, с измазанным гарью лицом и некрасиво распяленным ртом, судорожно глотала воздух и выталкивала слова:

— Мы-то во дворе были, а хозяйка в доме пряталась. Боялась она очень, вот и не выскочила вовремя, а по крыше огонь побежал, огонь, и все рухнуло… Ой-ой, на кого ж ты нас оставила, птиченька ясноглазая!

Девушка выпустила рубашку Томаса и впилась ногтями себе в лицо.

— Ой-ой! А Селим-то, молодой мастер, побежал и прямо в огонь, и голыми руками хватается… Ой, да не успел он, не успеееел! Сгорела наша госпожа, звездочка ясная, ох…

Оттолкнув служанку, Томас шагнул к Селиму. И остановился. Он не мог ничего сказать, а если бы и мог, то что? Что не хотел этого? Что вовсе не для того передал Хабибе злополучную розу? Что, если бы все пошло по его плану, влюбленные жили бы долго и счастливо и умерли в один день? Но он не мог этого обещать. Зато точно знал — в том, что случилась, его вина. Его разыскивал проклятый Саххар. Из-за него погиб алхимик. Из-за него Селим стоит сейчас на коленях посреди тлеющих головней, сжимая обожженными руками голову. Из-за него…

Переборов нерешительность, Томас подошел к Селиму, присел рядом на корточки и тронул молодого араба за плечо. Тот, словно не замечая, продолжал раскачиваться и выть. Глаза его дико сверкали с закопченного лица. Томас оглянулся, пытаясь сообразить, как бы отвлечь Селима — или, по крайней мере, найти воду и повязки для его рук. Тут со стены, еще недавно бывшей передней частью дома, посыпались камни — и Томас понял, что еще ничего не кончилось. В тусклом свете пожарища юноша заметил черную, карабкающуюся по развалинам тень. Может, конечно, то был один из погромщиков или слуга, пытающийся отыскать уцелевшее хозяйское добро — но Томас знал, что это не так. Юноша сильней тряхнул Селима за плечо. Араб вскрикнул от боли и оторвал ладони от лица. Томас ткнул пальцем в черную тень и замычал. Селим равнодушно взглянул на тень, затем внимательней — на Томаса, и тут глаза сарацинского мастера расширились.

— Ты?.. — прохрипел Селим. — Черный человек искал тебя?

Томас кивнул, осознавая, что сейчас-то ему, возможно, и придет конец. Но уж лучше умереть от руки безутешного влюбленного, чем стать игрушкой в когтях призрака.

Селим несколько мгновений глядел на молодого шотландца так, будто вот-вот кинется и сломает ему шею. Ноздри магометанина раздувались, в зрачках плясали злые огни. Томас смотрел на него в упор, не отводя глаз. Хочешь — убивай. Хочешь — помоги.

Сарацин коротко выругался и, схватив Томаса за руку, потащил прочь со двора, туда, где на темном пустыре догорали последние красные угольки. Вслед беглецам неслись причитания магометанской вёльвы и тоненький плач Гайды.

До утра они прятались в пылающем городе. Погром не кончился. Видно, та толпа, которую разогнал взрыв, была не единственной — беглецам то и дело встречались кучки людей в красных накидках и отряды городской стражи. Демон бунта, выпущенный единожды на волю, не желал лезть обратно в бутылку. Горели дома магометан, горели торговые ряды на рынке, и над запахом беды и гари протяжно и монотонно плыл перезвон колоколов.

Затеряться в этом бедламе было легко, тем более что Селим знал все тайные переулки и тупики, склады, заброшенные маслодавильни, водяные цистерны и катакомбы. Рассвет они встретили в узком проходе между двумя складскими зданиями в порту. От одного несло кожами, от второго кисло пахло вином. В бледном утреннем свете Томас разорвал рукав рубашки на длинные лоскуты и кое-как перевязал обожженные руки товарища. Ветер с моря холодил голую кожу. Лицо Селима, все также покрытое слоем сажи, было черным-черно — лишь белели морщинки у глаз и дорожки от слез. Оба беглеца молчали. В этом молчании как-то было решено, что они попробуют скрыться морем. Стража караулила городские ворота. Правители-каиды, пусть поздно, но спохватились, и сейчас отряды стражников медленно выдавливали погромщиков из богатых кварталов Кальса и Ла Лоджия.

Однако у порта все еще было неспокойно. Корабли отошли от берега, гавань перекрыли цепями. Томас сам видел, как с первыми лучами восхода в порт начали стекаться лишившиеся жилищ и имущества магометане. К сожалению, за ними последовали и люди в красных накидках. Беженцы бестолково метались по каменному пирсу. В них летели булыжники, а порой и стрелы. Одна семья забралась в привязанную у берега шлюпку. Бородатый мужчина в покрытой сажей аббе отчаянно размахивал руками, подзывая кого-то отставшего, затем отвязал веревку и принялся грести к покачивающимся на рейде судам. Из толпы погромщиков вырвалось несколько человек. Двое бросились в воду, догнали шлюпку. Раздались крики. Бородатого скинули в воду, и больше он не появлялся. Истошно вопила его жена. Мародеры, подтащив шлюпку к берегу, начали потрошить тюки. На них набежал молодой араб, должно быть, тот самый, опоздавший. Мелькнули дубинки, камни причала и вода у берега окрасились кровью.

Томас отвернулся. Селим стоял рядом и угрюмо смотрел на происходящее.

— Смотри, что творят твои братья-христиане, — проговорил он. — Разве мы мешали им жить? Разве мы хоть в чем-то обидели их, торговали нечестно, не платили налоги или платили фальшивыми монетами? Нет. Мы просто мирно поклонялись Аллаху, ни в чем не ущемляя других…

Томас внутренне усмехнулся, представив, что ответили бы на такие речи тамплиеры — вот хотя бы его дядя. Впрочем, Жерар де Вилье вряд ли бы одобрил погромщиков. Ему нравилась мирная торговля. Приор Франции думал о процветании, а не о кровопролитии.

— Пойдем, — сказал Селим, сжимая локоть Томаса.

Тот недоуменно замычал, указывая на беснующуюся на пристани толпу. Им некуда было идти — по крайней мере, до тех пор, пока стража не утихомирит убийц, и пока корабли не вернутся в порт.

Однако Селим упрямо продолжал тянуть Томаса налево, туда, где причальные кольца уступали место дикому камню пляжа. Там виднелось несколько ветхих сараев. Может, араб хочет укрыться в одной из развалюх и переждать бунт? Томас пожал плечами и, пригнувшись, побежал за своим спутником.

Дверь сарая была закрыта, и на ней висело какое-то странное железное приспособление. Только когда Селим снял с шеи ключ на тонкой медной цепочке, Томас понял, что железная штуковина — это замок. У замка была хитрая петля, входящая в квадратный корпус. Петля эта высвободилась после поворота ключа, и юноша вновь подивился хитроумию сарацинских умельцев.

Но то, что ждало его в сарае, превосходило всякое воображение. Поначалу Томас принял это за рыбу, быть может, гигантскую акулу или даже мифического кита. У акулы было длинное, сужающееся к голове и хвосту тело, формой напоминавшее веретено. Вместо хвоста или рыла, не разберешь, почему-то торчали изогнутые лопасти ветряной мельницы, а вместо спинного плавника — какой-то медный нарост. Медь блеснула в солнечных лучах, пробивающихся сквозь дырявую крышу, и Томас с ужасом осознал, что из нароста на него глядят два огромных прозрачных глаза.

Взвыв, юноша кинулся прочь от чудовища. Селим перехватил его за руку у самых дверей. Томас рванулся: вот она, месть! Сарацин все же решил отомстить за сгоревшую Хабибу и собирается скормить ее погубителя жуткому магометанскому демону. Уж лучше попасть в лапы Саххару…

По сараю разнеслись странные звуки. Молодой шотландец не сразу понял, что его будущий убийца смеется. Да не просто смеется — хохочет, отпустив запястье Томаса и взявшись за живот. Юноша отступил на пару шагов. Неужто сарацин сошел с ума от перенесенных испытаний и не видит, что за чудище поджидает их в глубине сарая? Селим разогнулся, вытер слезы с лица и подошел к акуловидному монстру. Чудовище, лежавшее на четырехколесной телеге, смотрело на человека, не моргая. Может, оно все же мертвое? И только тут Томас заметил железные обручи, стягивающие смоляную шкуру монстра. Селим ухмыльнулся, поднял руку и крутанул мельничные крылья. Те послушно завертелись. Окованная железом акула осталась неподвижна.

— До чего же вы, христиане, невежественны! — возмутительно самодовольным голосом сказал Селим. — Не можете отличить творение рук человеческих от чудовища. Посмотри, ведь это просто две лодки, поставленные одна на другую и обтянутые просмоленной парусиной. А то, на что ты пялишься с таким ужасом — не глаза, а отверстия в бочке, заделанные стеклом. Они нужны, чтобы следить за тем, что творится снаружи — потому что лодка моя может плавать под водой! Вот гляди, захочет человек осмотреться — сунет голову в бочку и сразу все увидит. А сама лодка в это время погрузится под воду, только эта часть будет торчать снаружи, и ее примут за плавучий мусор.