Чудо хождения по водам - Анатолий Курчаткин

В. было жарко, он горел. Сорок градусов, не меньше, – такая сейчас была у него температура. Хотя здесь, внизу, кондиционер веял так же свежо и яро, как наверху. В. стянул с себя свитерок и отбросил в сторону. Он не мог оторваться от экрана. Невозможно было смотреть – и невозможно было выключить. О еде на подносе он забыл. Жена тянула руку, трясла ею, прося слова еще, – ведущий больше к ней не подходил. Дали слово человеку в генеральской форме, сидевшему, как и она, в первом ряду, но на противоположной трибуне. Генерал оказался из руководства той службы, что обозначалась трехбуквенной аббревиатурой и к которой принадлежали сизощекий с младенческолицым, он заверил, что общество может чувствовать себя спокойно, причин для паники нет, их организация держит руку на пульсе, ведут наблюдение, мониторят ситуацию, если что – отреагируют молниеносно.

– А сейчас сюрприз! – тоном иллюзиониста, как готовясь достать из рукава чей-то исчезнувший бумажник или часы, объявил ведущий.

Грянула музыка, пробила барабанная дробь, откинулся полог – в студию под свет прожекторов из полумрака закулисья, в черной рясе, с наперсным крестом поверх нее вышел священник – тот самый, с которым сегодня В. разговаривал в церкви. Почему он, тотчас возопило все в В. Странно было бы, если б устроители шоу, натащив столько всякого народа, не позвали служителя церкви. Но то, что это оказался именно священник, которому открывался сегодня в том, в чем никому больше… Как так получилось, что это оказался он, не кто другой? Невероятно, чтобы тут была случайность. Вероятно, охранник, если действительно следил за ним от самого дома, сообщил и о посещении им церкви, похожей на резной каменный сундук. Только вот кому? Получалось, что доклад охранника о его перемещениях по городу поступал не только бородачу?

– Нам стало известно, – ликующим голосом, расхаживая по студии между трибунками, провещал ведущий, – что сегодня в середине дня наш инопланетянин, – “инопланетянин” он выделил голосом, показывая, что это не его определение, он лишь его использует, – посетил храм, где настоятелем – отец… – тут он указал рукой на приглашенного священника, для которого, пока шел из полумрака на свет, живо освободили одну из трибунок. – Какого рода беседу вы имели, о чем он с вами разговаривал? – вопросил ведущий, обращаясь к священнику.

Должно быть, на священника устроителями шоу возлагались особые надежды, он должен был, по их замыслу, придать разговору необычайную остроту, насыпать соли и перца. Священник, однако, оказался не по части пряности.

– Вы полагаете, я вам вот так должен взять и все выложить? – удивился он в ответ на вопрос ведущего. – Это, конечно, была не исповедь, но в любом случае – приватный разговор, почему я должен разглашать его? Он между нами двоими, и больше я ничего сказать не могу.

– Но какое впечатление он на вас произвел? Что вы можете сказать о его поведении? – Хватка у ведущего была бульдожья, сомкнув челюсти, разжимать их он не намеревался. – Это поведение нормального человека? Адекватное?

– А у вас будет адекватное поведение, если с вами произойдет такое? – спросил священник.

– А! – радостно вскричал ведущий. – Значит, вы считаете, что его поведение все же ненормально?

– То, что он не в себе, – это безусловно, – согласился священник.

Сеанс магии вполне удался: священник согласился со всем, что формулировал ведущий. Не его словами, имея в виду подчас совсем иное, но согласился! Изолировать, ограничить, лечить, все отчетливее звучало общим пожеланием несущегося к концу шоу.

И оно закончилось наконец.

Оно закончилось – и В. выключил телевизор. Хотя собирался переплыть на этом судне через весь вечер. Но с такой пробоиной как было на нем плыть. Ветчина, печенье, йогурт, сыр, орехи, хрустящая и скрипящая на зубах сухая вермишель из пакетика – он поглощал все подряд. Изолировать, ограничить, лечить – стучало в нем.

Держать внутри то количество еды, что запихнул в себя, было невозможно. В. дотащил себя до туалета и, согнувшись над унитазом, засунул в рот четыре пальца.

Когда он, умывшись и почистив зубы, вернулся в гостиную, за окном стояла благословенная темнота. Настоящая, плотная, ночная. Ему даже удалось занырнуть за полночь.

23

Благословенна ночная темнота, отправляющая сознание в непроницаемую для него мглу космоса, зовущегося сном, но благословенна и утренняя пора! Вот ты выныриваешь из этого космоса, где провел время сонного забвения, – свет бьет в глаза, заставляя жмуриться, и что произошло с тобой за эти часы, пока ты не осознавал себя, какая таинственная сила владела тобой, распоряжалась твоей волей? Ты был как попавшая в аварию разбитая машина, но что за чудо? – в тебе нет и следа того вчерашнего! Словно неведомый умелый жестянщик вволю поработал киянкой, слесарь заменил пришедшие в негодность детали мотора – ты свеж, ты бодр, ты полон сил, встреться тебе на пути Голиаф, ты подобно Давиду не спасуешь и перед Голиафом.

Именно таким, будто и не было вчерашнего панического обжорства, чувствовал себя В., проснувшись. Даже что-то похожее на снисходительную насмешку над собой вчерашним стояло внутри. А двинуть сейчас в ресторан, что же, нечего затворничать, даже и надо пойти, прозвучало в нем. Нечего прятаться, пусть смотрят.

Между тем час уже был не ранний. Если совершать Давидовы подвиги, следовало поторопиться.

Легкая утренняя зарядка на веранде с видом на монолитно зеленеющий в жарком безветрии лес, ритуал бритья (собственной бритвой!), а после контрастный душ – все вместе заняло чуть более получаса. И где бы во время перемещений по своему двухэтажному пристанищу ни оказывался, нигде его не морозило, не кидало в жар – везде веющие искусственным ветерком кондиционеры были настроены как должно. Ворох вещей в чемодане ставил перед выбором – во что облачиться. Впрочем, проведя в спрессованном виде ночь, все умялось, было в заломах и требовало глажки, – выбор свелся к обнаружению одежды, сумевшей сохраниться в своей приглядности лучше прочей. В. определился в симпатиях, рассовал по карманам бумажник, документы, телефон, расческу, посмотрел на себя в зеркало в прихожей и, показав отражению язык, открыл входную дверь. Он был готов к схватке с Голиафом.

Пространство до центрального корпуса, к которому третьего дня его доставил “Мерседес” с сопровождающими охранниками, В. преодолел, никого не повстречав. Но за стеклянными дверями, услужливо распахнувшими автоматические створки, только В. поднялся на крыльцо и приблизился к ним, его ждал, склонившись в позе приветствия, с застывшей жизнерадостной улыбкой глянцево-кофейный таджик в своем напоминающем спецовку серо-голубом костюме, застегнутом под горло.

– Доброе утро! Как почивали? – произнес он, когда В. переступил порог.

Это же надо: русская его речь была едва понятна, однако он был обучен таким словам, как “почивали”!

– Слава Богу! – отозвался В. Скорее всего, отвечать таджику не полагалось, но как можно было не ответить? – Доброе утро.

– Доброе утро, доброе утро! Слава Богу! – не переменяя позы и продолжая сверкать улыбкой, проговорил таджик. Похоже, он просто повторял слова, не отдавая себе отчета в их смысле.

Во всяком случае, на вопрос, где ресторан, чтобы позавтракать, он уже не смог ответить, только произнес с той же улыбкой и по-прежнему сгибаясь в поклоне:

– Где ресторан? Где ресторан?

Впрочем, из глубин холла уже спешил на выручку молодой человек с тщательно выделанной прической, что встречал вчера В. вместе с кудлатой. Все тот же ярко-зеленый смокинг, переливаясь шелком лацканов, с лакейской форсистостью облегал его впечатляющее спортивное тело.

– Доброе утро! Доброе утро! – подлетел он к В., тесня таджика. – Какие вопросы? Что желаете? Завтракать? Пойдемте, я вас провожу. С большим удовольствием.

В эту обрушившуюся на него словесную лавину В. едва сумел просунуть свое ответное “Доброе утро” и еще на вопрос о завтраке “да”.

– Пожалуйста, располагайтесь, завтрак у нас – шведский стол, – пролавировав по нескольким коридорам, привел его ярко-зеленый смокинг в полуподвальный зальчик на несколько столов и с барной стойкой. – Можете не спешить, никаких ограничений во времени. – И, уже покидая В., сообщил: – Еда в ресторане платная, но вам платить не надо. У вас все заплачено.

В. не удивился сообщению ярко-зеленого. Набитый снедью холодильник подготовил его к этому.

– Спасибо за информацию, – поблагодарил он. – Постараюсь не объедаться.

Ярко-зеленый хмыкнул, дернулся в намерении ответить на шутку В. достойным образом, но ничего не придумал и, придав лицу выражение глубокомысленности, удалился.

В ресторане народ наличествовал. В. узнал финансового директора, он был, видимо, с семьей – жена и двое детей, мальчик и девочка, того же примерно возраста, что у самого В.; сидели вместе глава одного из департаментов и начальник крупнейшего цеха; кормился в одиночестве, с жадностью орудуя ножом и вилкой, заняв собой два места, главный бухгалтер, и здесь не изменивший своей привычке ходить в костюме стоимостью с “Бугатти”; а пара за самым дальним столом – это были Сулла с Угодницей. Все, только В. появился на пороге, тотчас оторвались от еды и воззрились на него общим остро-пронизывающим взглядом, – он так и почувствовал себя наколотым на него, словно на невидимую пику. Миг, однако же, это длилось. Сулла будто взметнулся со своего места и с тяжелой властительностью прошагал к В.