В тени замка - Эрин Пайзи

Энгус преследовал свою цель с фантастическим рвением. Наконец, после многочисленных расспросов проституток в борделях, им дали адрес. Было три часа утра. Энгус настоял на том, чтобы пойти к старухе, у которой была картина. Холст поразил Бонни. Там, на заднем плане, растянувшись, лежала обнаженная женщина. Интимные части ее тела были покрыты густым черным волосом. Бонни посмотрела на старуху, которая явно была загипнотизирована Энгусом.

— Это вы? — спросила Бонни.

Старуха кивнула.

— Да. Много лет назад.

Энгусу не терпелось купить картину.

— Сколько вы за нее хотите?

Старуха колебалась.

— Вот, — сказал Энгус, — я даю вам девять тысяч франков. — Он протянул ей наличные.

Старуха безмолвствовала. Наконец она пробормотала:

— Монсеньор так щедр.

Энгус схватил картину и сделал Бонни знак, что они уходят.

— До свидания! — прокричала им вслед старуха. Она услышала, как хлопнула дверца машины, села на старый диван. В комнате пахло чесноком и травами. «Как все это странно, — подумала она. — Все это, эти деньги… Он даже не посмотрел на мою картину. Но девушка с ним… Ах, какая она красивая». Старухе вдруг стало одиноко. Сидя у пустого камина, она заплакала. На стене, где висела ее картина, было теперь пустое место.

Картину повесили в новом доме в столовой. Энгус смеялся, когда Бонни жаловалась на то, что она не может есть, глядя на обнаженную женщину. Он тайно улыбнулся Зейкервелю, который обедал с ними.

— Скоро ты увидишь мою коллекцию.

— Твою коллекцию? Коллекцию чего? — Бонни была заинтригована.

Энгус опять взглянул на Зейкервеля.

— Потом скажу, может, когда ты станешь немного старше. Это будет лучшая коллекция в Европе. Правда, Зейкервель?

Зейкервелю было не по себе. Бонни — сама невинность, и он не думал, что девушка сможет оценить коллекцию эротического искусства. Энгус сменил тему разговора, вернувшись к проекту оранжереи.

— Я хочу теплицу для орхидей и камелий.

— Может, завести попугаев? — предложил Зейкервель.

— Хорошая мысль. — Энгус обрадовался. — После обеда, Бонни, давай поедем в магазин и купим десяток птиц.

— Разве не лучше подождать, пока мы переедем?

— Нет. Давай сделаем это сегодня. Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

— Терпение — вот ценное качество.

— Жизнь слишком коротка, чтобы упражняться в терпении. Быстрее, Бонни, ты так медленно ешь.

— Не задирай ее, — сказал Зейкервель. — Бонни, не обращай на него внимания. Если позволишь ему задирать себя, он сядет тебе на шею.

— Извини, Бонни. Я не хотел тебя задирать.

Бонни смутилась. Она привыкла к тому, что Энгус почти всегда доминирует, но очень часто ошибается, и от этого ей было мучительно больно за него.

— Не извиняйся, дорогой. Я знаю, что иногда бываю медлительна. Моя мать всегда на меня кричала за то, что я такая. Идем. — Она отставила тарелку.

Зейкервель остался сидеть в тишине, а они ушли. «Удивительно, — подумал он, — Энгус на самом деле меняется. Может, он действительно любит ее? Боже мой, надеюсь, он научится сдерживать себя рядом с Бонни». Он пошел в танцевальный зал.

— Добавьте еще немного красного, — сказал он художнику, разрисовывающему стену. — Еще немного красного. — Художник послушно окунул кисть в краску.

Ночью Бонни слышала щебет одинокого попугая, который горестно оплакивал разлуку со своими друзьями из магазина. Энгус был в ярости оттого, что в магазине оказался только один попугай.

— Я думал, что вы можете предоставить мне все, что я захочу. Мне нужно шесть попугаев.

Директор был очень вежлив.

— Мы можем доставить вам остальных к концу недели.

— Не пойдет. Они нужны мне сегодня.

— Извините, но это невозможно.

— Да вы знаете, кто я? — Энгус был в бешенстве.

— Да, сэр. Я читаю газеты, и, — он улыбнулся Бонни, — видел фотографию вашей помолвки. Должен сказать…

— Ничего не говори, грязный ублюдок, — произнес Энгус повышенным тоном.

Попугай, чувствуя напряженность, начал стрекотать. Бонни быстро выписала чек на двести фунтов и вытащила все еще оравшего оскорбительные слова Энгуса на улицу. Она бросила извиняющийся взгляд на директора. Она несла клетку с щебечущим попугаем, а Энгус, ругаясь, уселся в ожидавшую их машину. Всю дорогу до дома он не мог успокоиться.

Бонни улыбнулась в подушку. Она постепенно привыкала к его вспышкам гнева. «Завтра он обо всем этом пожалеет, — думала она, — слава Богу, что попугай уснул. Завтра попытаемся найти для него зеркало».

На следующее утро, во время завтрака, вошла миссис Тернер. Она была очень расстроена.

— Очень неприятно говорить вам это, но ваш попугай был найден в клетке мертвым. Бен пошел утром, чтобы напоить его, и сказал, что у птицы сломана шея. Не могу представить, как это могло произойти.

— Я тоже не могу, — Бонни посмотрела на Энгуса. — Я слышала, как он щебетал ночью, но потом уснул.

— Он все время щебетал, пока я был в библиотеке, а потом около двух ночи я уехал в клуб.

Энгус вспомнил тот момент волшебного наслаждения, когда птица, не дававшая ему сосредоточиться, лежала мертвой в его руке. К нему пришло знакомое ощущение вседозволенности, когда что-то очень слабое, ранимое было беспомощным против его силы. Птица заслужила смерть. Он снял ткань с клетки, птица не выполнила его команды. Он просунул руку в клетку и спокойно сдавливал ей шею, пока из ее глаз исчезли последние признаки жизни. Он всегда наслаждался моментом смерти. Ему казалось, что он посвящается в какую-то великую тайну. Ночью птица была уже мертва, а утром он завтракал с Бонни. Никто в доме, кроме него, не знает, что же случилось на самом деле.

— У нас ничего подобного не случалось с тех пор, как были задушены крольчата один за другим. Ты помнишь? — сказала миссис Тернер.

Энгус кивнул.

— Я похоронил их в коробке из-под обуви.

— Как ты тогда плакал! — сказала миссис Тернер. — Мы думали, что никогда его не успокоим.

— Как ужасно. — Бонни стало страшно.

— Я покажу тебе, где я их похоронил. — У него опять поднялось настроение.

У Энгуса был огромный старый фермерский дом в Испании. Он принадлежал его матери, и Энгус любил ездить туда и смотреть из верхних окон на огромную равнину, которая простиралась за домом. Существовала легенда о том, что по этому пути из Испании в Альпы шел Ганнибал.

Бонни понравилась идея слетать в Испанию. Она прочла все книги Хэмингуэя, и ей казалось, что она почти все знает о гордых, сильных людях этой страны. Они прилетели за две недели до свадьбы. Их встречал шофер Паоло.

— Как тут дела? — спросил Энгус.

— Хорошо. Очень хорошо. Урожай в прошлом году превзошел все ожидания. Собрали много фруктов. Мы получили свою долю и наши семьи сыты всю зиму.

Энгусу было приятно это слышать. Бонни осмотрела местность.

— Надо сказать, что здесь очень красиво. Я представляла себе, что так и будет. Посмотри на зеленые тени.

Дорога из аэропорта в маленькую деревушку Сан Мартин блестела от яркого, жаркого апрельского солнца. Вдоль дороги зеленели деревья. Тут же брели ослы, подгоняемые кнутами мальчишек. Воздух наполнился сладким ароматом сосец, яркие цветы ковром устилали холмы.

— Как чудесно, правда? — спросила Бонни, взглянув на Энгуса.

У Энгуса было хорошее настроение.

— Да, — сказал он, — подожди, что ты скажешь о «La Massa». Это мой самый любимый дом.

Вскоре они подъехали к дороге в Сан Мартин.

— Боже великий, — Бонни невероятно удивилась. — Вся деревня выглядит так, как будто она встроена в стену.

— Да, в оригинале это укрепленная греческая деревня. Затем сюда пришли римляне и построили вон там город. — Он указал на большое здание, которое виднелось позади деревни. — Паоло, давай подъедем к дому с другой стороны. Я хочу, чтобы мисс Фрейзер увидела равнину.

Когда машина остановилась у задних ворот, Бонни вышла и посмотрела вдаль. Они с Энгусом стояли на мысе, который выдавался вперед, словно нос корабля, под которым находились сотни футов земли. Солнце садилось за плоской далью горизонта. Длинные лучи его касались цветов, пышных от весенних дождей. Чуть позже равнина станет мертвой, как пустыня, а сейчас она переливалась волшебными красками. Бонни взяла Энгуса за руку, они стояли так молча. Бонни представляла большой караван слонов Ганнибала, шедший через поля. Она видела смуглых солдат, идущих вслед за огромными животными.

— Знаешь, — сказала она Энгусу, — я слышу, как звенят их доспехи и трубят трубы. Ты слышишь?

Энгус засмеялся.

— Не дури, дорогая. У тебя слишком богатое воображение.

Бонни отвернулась.

— Давай отправим Паоло, а сами пешком дойдем до дома, — сказал он.