История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус

Появление Петрарки вносит в историю города Рима достойную замечания черту личной его жизни и вполне уже новейшей гуманности, которой впервые являются перед нами отмеченными действующие лица той эпохи во всей жизненной силе. Короткое его пребывание вдохновило его к поэтическому посланию к Бенедикту XII, которого он призывал к возвращению в запустелый город, виденный им теперь самолично во всем его беспредельном бедствии. Покидая еще ранее лета 1337 г. Рим, увозил он с собой окрепшую мечту – достигнуть высшей цели своих штудий и своего честолюбия, лаврового венка поэта; равно возымел он смелую идею поэмой о Сципионе Африканском сравниться славой с Вергилием. Это ныне не читаемое и давным-давно забытое стихотворение начал он в своем Воклюзском уединении в 1339 г. Оно еще не было известно, когда он уже был удостоен высшей для поэта почести. Лирические его стихотворения, поэтические эпистолы, его таланты и познания, наконец обширные связи с влиятельнейшими людьми того времени, прославили Петрарку во Франции и Италии как первоклассного гения. Мнение о его «божественном» таланте было в эпоху пламенного поклонения искусству поэзии столь высоко, что никому не приходил вопрос о том, действительно ли он трудами гения заслужил лавры Вергилия. Если для строгого суда потомства это и представлялось бы сомнительным, то тем не менее должно оно признать, что в необыкновенном этом человеке по всем правам и заслугам увенчан был дух науки нового времени.

30 августа 1340 г. получил Петрарка в Воклюзе одновременно от канцлера Парижского университета и от римского сената приглашение получить публично лавровый венец. Упоенный счастьем поэт колебался между знаменитой школой наук и цепенеющим в невежестве Капитолием, но решил принять лавры в Риме «над прахом старых певцов», и в этом патриотическом решении утвердил его кардинал Иоанн. Прекрасный обычай венчать чествуемых поэтов лаврами или дубовыми листьями перешел к римлянам от греков. Известно, что поэты были венчаемы на пятилетних Капитолийских играх, учрежденных Нероном и возобновленных Домицианом. Игры эти, само искусство поэзии и священный лавровый его венец исчезли в гибели Римской империи. Почетная статуя Клавдиана явилась в Риме последним монументом гения. Но старый обычай в итальянских городах возобновился с конца XIII века. Уже раньше Петрарки встречаем поэтов, которые были публично венчаны; в Падуе это были историк и поэт Альбертинус Муссатус и Бонатинус, в Прато – учитель Петрарки Конвенноле, да и сам великий Данте со страстным вожделением надеялся в изгнании своем узреть день, когда воспримет эту высшую награду в капелле Св. Иоанна во Флоренции.

Петрарка, жаждя славы, желал придать поэтическому своему коронованию наивозможную торжественность и ради этого подвергнуться предварительно публичному испытанию своего таланта и знания, каковое и решил сдать пред королем Робертом Неаполитанским, знаменитейшим того времени государем Италии, любившим науки, обладавшим даже схоластическою образованностью и писавшим трактаты или проповеди как о религиозных, так и о мирских вопросах. Петрарка, вступивший уже в общение с ним, с льстивостью куртизана величал его королем философов и поэтов. В феврале 1341 г. сел он на судно, чтобы плыть в Неаполь, где принят был с высокими почестями. Странный экзамен, сдаваемый поэтом перед королем, не отличался излишним педантизмом и для обоих был одинаково почетен; он должен был обратить на себя внимание всего ученого мира. После многодневного испытания ученый враг Генриха VII вручил кандидату на бессмертие адресованный на имя римского сената диплом, которым благовыдержавший признаваем был вполне достойным лавров. Тщетно убеждал мудрый монарх поэта принять этот венец славы из королевских его рук в самом Неаполе, где под лавровым деревом в легендарной могиле покоился Вергилий. Король Неаполя вооруженной силой воспротивился коронации императора в Риме, теперь же с горячей ревностью способствовал коронованию поэта. Он подарил Петрарке собственную одежду, чтобы надеть ее на Капитолии и отпустил его в сопровождении двух рыцарей, своих заместителей при торжестве.

6 апреля 1341 г. прибыл Петрарка в Рим. Сенаторами были в то время Иордан Орсини и Орсо д'Ангвильяра, друг поэта, прекраснейший человек, державшийся культа кротких муз даже среди неистовств кровосмесительных распрей. На Пасху, 8 апреля, назначено было в большой зале сената мирнейшее из всех коронований, виденных Римом. Суровый Капитолий, бывший дотоле лишь театром бурных парламентов или кровавых схваток, а за семь лет до того – ареной для Фра Вентурино и его братьев-»голубков», украсился сценой, впервые после свыше тысячи лет посвященной культу гения. К традиционным коронациям императоров и пап присоединилось совершенно новое венчание поэта. Воспоминание о прекраснейшей славе древности возбуждало поэтому во всех живое любопытство, а во многих даже фанатическое воодушевление. Желая принять лавры поэта лишь на Капитолии, Петрарка тем выражал, что этот как бы историей забвенный Рим есть священный алтарь, от которого Запад возжег свет своей цивилизации. Церемонии, празднества, действующие при этом или зрительствующие лица, сенаторы, магистраты, цеха, рыцари и народ, прекрасные женщины, герой дня, поэт в одеждах короля и старинный, коврами и цветами украшенный зал в Капитолии составили бы блистательную и изумительную картину, если бы мы были еще в силах в точности ее воспроизвести. Венчание совершено было с формами магистерской промоции в университетах. Шествие в залу ассектамента при трубных звуках открыло акт. Двенадцать в пурпур одетых пажей, сыновья патрицийских родов, выступали вперед и декламировали стихи Петрарки в честь римского народа. Затем явились шесть граждан, одетых в зеленое, несших венки различных цветов, затем сенатор Орсо с лавровым венком на голове, окруженный многими синьорами. Когда он опустился на кресло, герольд возгласил имя Петрарки; поэт держал короткую речь к римскому народу на тему одного изречения из Вергилия. В ней он сказал с искусным притворством, что не из суетного славолюбия искал чести лавров, но вообще для возбуждения умов примером своим к ревностному занятию науками и что, хотя и был приглашаем другими городами, но из благоговения избрал пресветлый Рим, дабы от него одного принять венец поэта. Речь свою заключил он возгласом: «Да здравствует римский народ и сенатор! Да хранит Бог их свободу!» Затем он опустился перед графом Орсо на колени; доблестный сенатор обратился к нему с несколькими словами о его славе, снял со своей главы лавровый венок и увенчал поэта. «Прими венец, – так сказал он, – он есть награда добродетели». Петрарка благодарил сонетом в честь древних римлян, а Стефан Колонна ответствовал на это хвалебной речью в честь поэта. Народ приветствовал кликом: «Да здравствует Капитолий и поэт!» Среди зрителей торжественного этого акта можно было зреть упоенного воспоминаниями энтузиаста Кола ди Риэнци, во второй раз увидевшего при этом Петрарку. Прошли еще немногие лишь годы, и неизвестный ранее Кола восседал в этой же самой капитолийской зале на кресле сенатора, фантастически увенчанный, причем аристократы из древнейших родов Рима стояли перед ним смиренно, с баретами в руках, а народ возглашал ему бесконечную славу как своему освободителю и спасителю; протекли немногие годы, и герой Стефан ходил взад и вперед по этому дворцу в глухую ночь, ожидая казни, хватаясь за двери и умоляя привратников этого юноши отпереть их ему для бегства.

Поднесенный венчанному поэту сенаторский диплом, драгоценный памятник той эпохи, составлен в официальном слоге римской республики, с риторической напыщенностью, всецело проникнут древнеримским духом и любопытен также и несколькими меткими охарактеризованиями существа искусства поэзии. Сенаторы объявляли в нем, что Бог от вечности насадил в наиславнейшем городе начала геройских доблестей и гения, в силу чего Рим частью сам произвел, частью воскормил и воспитал бесчисленное число людей как войны, так и искусств. В римской республике цвели историки и в особенности поэты, доставившие бессмертие себе и обоготворявшим их. Без них имена основателей города, империи и прочих всех знаменитых людей подверглись бы вечному забвению. Республика удостаивала одинаковой чести лавров как цезарей, так и поэтов – первых награждала за тягости войны, последних – за тягости учения одна и та же, вечно зеленая ветвь лавра, которого древо щадится молнией, наподобие того, как всеподавляющая слава цезарей и поэтов есть единственно находящая пощаду себе во времени. В настоящий век слава поэтов упала так низко, что многие полагали, что все их дело заключается в одних лишь лживых измышлениях. Но звание поэта есть важное и высокое, состоя именно в завлекательном воспроизведении правды, в чарующих красках и под сенью поэзии в благозвучных песнопениях. Некогда прославленные поэты венчаемы были на Капитолии, но обычай этот в течение 1300 уже лет никогда более не исполнялся в Риме. Но вот когда теперь гениальный и с детства рачительный к подобному изучению человек, Франциск Петрарка, поэт и историограф Флоренции, по достодолжном рассуждении решил прийти на помощь к науке, то пожелал к поощрению других принять в священном городе лавры в памятовании древних поэтов и в почтительной любви к нему. На основании всего этого и в силу засвидетельствования пресветлого короля Сицилии и Иерусалима провозгласили они, сенаторы, Петрарку великим поэтом и историком, пожаловали ему степень магистра, возложили на главу его лавры и властью того короля и римского народа даровали ему полномочие как по поэтическому, так и по историческому искусствам в Риме, столице мира, и повсюду поучать, диспутировать, давать толкования новых и старых, чужеземных и собственных сочинений и по благоусмотрению публично появляться увенчанным лавром или миртой, или плющом и в одежде поэта. Сверх того они присвоили ему все привилегии профессоров его искусства, а в видах еще большего чествования его гения присудили ему римское гражданство. На все на это последовало единогласное одобрение со стороны спрошенного о том римского народа.