Избранные творения - Григорий Нисский

Если же солнцем именуется сопротивное приражение искушения, то никто из слушающих да не дивится сему, научаемый тому же во многих местах богодухновеннаго Писания. Ибо, во второй песни степеней, имеющему помощь от Сотворшаго небо и землю дается такое благословение, что не ожжет его солнце во дни (Псал. 120, 2. 5). И Пророк Исаия, предрекая состояние Церкви, описывает как бы некое торжество ея благоустройства, и словом как бы играя в повествовании, ибо говорит: о дщерях, вземлемых на рамена, и о сынах, возимых на колесницах и отражающих жар сеньми (Ис. 66, 12. 20), которыми загадочно изображает добродетельную жизнь, указуя младенческим ея возрастом на незрелость и незлобие, а сеньми на облегчение от зноя, доставляемое душам воздержанием и чистотою. Из чего дознаем, что душе, которая уневещивается Богу, надлежит быть подъятою на рамена, не попираемою стопами плоти, но возседающею на величавости тела. Слыша же о колеснице, познаем просвещающую благодать крещения, по которой делаемся сынами, уже не на земле утверждающими стопы, но возносимыми оть нея к небесной жизни. А отеняемою и орошаемою делается для нас жизнь по охлаждении зноя сеньми добродетели. Посему вредоносно солнце сие, когда палящие его лучи не осеняются облаком Духа, какое в покров им распростирает над ними Господь. Ибо сие самое солнце приражением искушений опаляет блистательную наружность тела и вид очерняет до безобразия. Потом невеста пересказывает, откуда возимело начало претворение нашего благообразия в черноту. Сынове матере моея, — говорит она, — сваряхуся о мне, положиша мя стража в виноградех: винограда моего не сохраних (Песн. 1, 5). Прежде обратим внимание не на то, чтобы с крайнею точностию разбирать словосочинение, но на то, чтобы видеть связь мыслей. Если же что в точности и не связно, пусть припишется сие недостатку выразительности у перелагавших с еврейскаго языка на еллинскую речь. Ибо кто прилагал старание изучать еврейский образ речи, тот не найдеть ничего такого, что могло бы показаться не имеющим связности. Но склад нашего языка, несходный с складом доброречия еврейскаго, у следующих поверхностно буквальному значению производит некоторую слитность речи. Посему смысл сказанных пред сим речений следующий. Сколько понимаем, человек первоначально не имел недостатка ни в одном из Божественных благ; делом его было только хранить, а не приобретать сии блага. Но злоумышление врагов соделало его лишившимся того, что имел, не сохранившим того добраго жребия, какой дан ему Богом в самом естестве. Вот смысл предложенных речений. Мысль же сия загадочными словами передана таким образом Сынове матере моея, — говорит невеста, — сваряхуся о мне, положиша мя стража в виноградех: винограда моего не сохраних В немногих словах Писание догматически научает многому. И во первых тому, что подобным сему образом утверждал и Павел, а именно, что все от Бога, и един Бог Отец из Негоже вся (1 Кор. 8, 6), и нет ни одного существа, которое не чрез Него и не от Него имеет бытие; ибо сказано: вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть (Иоан. 1, 3). Но поелику вся, елика сотвори Бог, добра зело (Быт. 1, 31); потому что вся премудростию сотворил Он (Псал. 103, 24), то разумному естеству дан дар свободы и присовокуплена сила, изобретающая вожделенное, чтобы имела место произвольность, добро не было чем–то вынужденным и невольным, но вменялось в преспеяние произволению. А как свободное сие движение самовластно ведет нас к тому, что нам угодно; то в естестве существ нашелся некто во зло употребивший свободу, и, по выражению Апостола, соделавшийся обретателем злых (Рим. 1, 30). Он–то, поелику и сам сотворен Богом, нам брат, а поелику самовольно отказался от причастия добра, открыв вход злу и став отцем лжи, то поставил себя в ряду наших врагов во всем, в чем только цель даннаго нам произвола имеет в виду лучшее. Посему от него и для прочих возник повод к утрате благ, что и последовало с естеством человеческим. И бывшая некогда черною, а теперь соделавшаяся доброю, причину потемненнаго вида основательно приписывает таковым сынам матери, научая нас сказанным, что хотя для всех существ одна причина существования и как бы одна матерь и потому все, представляемое существующим, состоит между собою в братстве, но разность произволения разделила естество на дружественное и враждебное. Ибо отступившие от сношения с добрым и отступлением от лучшаго осуществившие зло (потому что нет инаго осуществления злу, кроме отделения от лучшаго) прилагают все старание и всячески промышляют, как и других присоединить к общению в зле. И потому невеста говорит: сынове матере моея (множественным числом показывает многовидность порока) воздвигли во мне брань, — не набегом отвне нападая, но самую душу соделав полем происходящей в ней брани, потому что в каждом идет брань, как толкует Божественный Апостол, говоря: вижду ин закон во удех моих, противувоюющ закону ума моего и пленяющ мя законом греховным, сущим во удех моих (Рим. 7, 23). Посему, когда сия междуусобная брань воздвигнута была во мне братьями моими, врагами же моего спасения, сделалась я очерненною, а будучи побеждена врагами, не сохранила и винограда моего, под которым разуметь надобно виноград в раю. Ибо и там человек поставлен был хранити рай (Быт. 2, 15); нерадение же о хранении извергает человека из рая, отступившаго от востока делает обитателем западов. Посему восток является западом. Ибо сказано: пойте Господу возшедшему на запады (Ис. 67, 5 ), чтобы, когда во тме возсияет свет, и тма претворилась в луч света, и очерненная соделалась снова доброю.

Видимую же несовместимость буквальнаго чтения с найденным смыслом можно устранить следующим образом: невеста говорить: положиша мя стража в виноградех (Песн. 1, 5). А это одинаково с сказанным: положиша Иерусалим, яко овощное хранилище (Псал. 78, 2). Ибо не они поставили ее стражем Божественнаго винограда, как понял бы иный по ближайшему смыслу речи. Напротив того, стражем поставил ее Бог, они же сваряхуся только о ней, и положиша ее, яко кущу в винограде, и яко овощное хранилище в вертограде (Ис. 1, 8). Ибо, за преслушание лишившись хранимых ею плодов, представляла она из себя безполезное зрелище, когда не стало в ней охраняемаго. И поелику Бог поставил человека делати и хранити рай, то невеста говорит следующее: Бог положил душу мою в жизнь (жизнию была та сладость рая, в которую делати и хранити ее поставил Бог человека); а враги вместо рая сладости на попечение душе моей отдали свой виноград, котораго грозд производит горесть, и грозд — желчь. Таковым виноградом был Содом, таковою розгою был Гоморр, осужденный вместе с Содомом, откуда лукавыя точила содомлян изливали неисцельную ярость змиев (Втор. 32, 32–33). Но многих из людей и доныне можно видеть попечителями и стражами таковых виноградов: они старательно соблюдают в себе страсти, как бы боясь утратить зло. Посмотри на этих лукавых стражей идолослужения, совершаемаго нечестием и любостяжательностию, как неусыпны они в хранении зол, почитая ущербом для себя лишиться беззакония. И в разсуждении инаго в глубоко приявших в себя сластолюбие или гордыню, или кичливость, или иное что подобное, можно также видеть, как со всяким хранением обемлють они это, вменяя себе в прибыль, чтобы душа никогда не была чистою от страстей. Посему оплакивает это невеста, говоря: потому стала я черна, когда, охраняя плевелы врага и дурные их отпрыски, и ухаживая за ними, винограда моего не сохраних (Песн. 1, 5).

О, сколько страдания в слушающих с чувствительным сердцем возбуждают слова, сии: винограда моего не сохраних! Явный это плачь, к возбуждению сострадания извлекающий воздыхания у Пророков. Како бысть блудница град верный, Сион полн суда (Ис. 1, 21)? Почему оставлена дщерь Сионя, яко куща в винограде (Ис. 1, 8)? Како седе един град, умноженный людьми? владяй странами, бысть под данию (Плач. 1, 1)? Како потемне злато, изменися сребро доброе (Плач. 4, 1)? Как стала черною сиявшая в начале истинным светом? Все это сбылось со мною, — говорить невеста, — потому что винограда моего не сохраних. Виноград этоть — безсмертие; виноград этот — безстрастие, уподобление Богу, отчуждение от всякаго зла. Плод сего винограда — чистота. Светел и зрел этот грозд, отличающийся особенным видом и непорочностию услаждающий чувствилища души. Завитки сего винограда — связь и сроднение с вечною жизнию; возрастающия ветви — возвышенности добродетелей, восходящия на высоту Ангелов; а зеленеющия листья, тихим веянием приятно колеблемыя на ветвях, — разнообразное убранство Божественными добродетелями, цветущими духом. Приобретя все это, — говорит невеста, — и величаясь наслаждением сих благ, как не сохранившая винограда, очернена я слезами, как лишившаяся чистоты, облеклась в мрачный вид, потому что такова была видом кожаная риза. Да и теперь, поелику возлюбила меня правость, снова став прекрасною и световидною, не доверяю своему благополучию, боюсь опять утратить красоту, не успев в хранении ея, по незнанию надежнаго к тому способа.