ДОЧКИ-МАТЕРИ. Третий лишний? - Каролин Эльячефф

В пятнадцать лет рассказчица осознает, что ее мать несчастна, но не догадывается о том, что она безумна, на этот счет долгое время у нее были только смутные подозрения: «Какой матерью она была? Изнывала ли она от крайней нищеты, или была тем, кто вопиет в пустыне, пыталась ли она добыть пропитание или без конца рассказывала о том, что с ней происходит, Мари Легран де Рубе говорила о своей невиновности, о своих сбережениях, о своих надеждах». Это безумие становится явным только в самом конце жизни матери: «Там, в последнем убежище, я впервые со всей ясностью осознала ее безумие... Прежде я никогда не смотрела на свою мать как на сумасшедшую. А она такой была. С рождения. Это было у нее в крови. Ее безумие не было заболеванием, она всегда была такой».

Такие матери-алкоголички, одинокие, депрессивные, застывшие на грани безумия, существуют во всех слоях общества. Как правило, они являются дочерьми неполноценных матерей, за которых они сами должны были когда-то нести ответственность. Поэтому они не представляют себе иной материнской позиции, кроме перевернутой с ног на голову, то есть, они уверены, что их дочери должны заботиться о них, как они когда-то заботились о собственных матерях. Можно предположить, что эти женщины, лишенные опыта той беззаботности, которая возможна только в детстве, в глубине своего сердца хотели бы уберечь дочерей от подобной участи и не взваливать на них груз слишком ранней ответственности, полностью извращая смысл смены поколений. Но чаще всего это оказывается невозможно, потому что идентификация с неполноценными матерями настолько сильна, что неполноценность переходит на нарциссический уровень, то есть становится необратимой.

К материнской неполноценности, связанной с умственной болезнью, более или менее прямо обращалась в своем творчестве американская романистка Джойс Кэрол Оутс, причем, не только в романе «Мария», но и в беллитристической биографии Мерилин Монро под названием «Блондинка» (2000). Благодаря ей мы получаем возможность ознакомиться с точкой зрения самой Мерилин на свою жизнь, как ее представляет автор.

В большей части этого романа повествование ведется от первого лица – Мерилин сама рассказывает о своей матери Глэдис, служащей в голливудской студии, мечтавшей о том, чтобы однажды стать актрисой. До того, как она произвела на свет Норму Джин Бейкер – будущую Мерилин Монро, у нее уже родилось две дочери, которых отобрал их отец, и о судьбах сестер Мерилин ничего не известно. Психическое расстройство матери, несомненно, явилось последствием родов и описано гораздо более жизненно, чем в учебниках по психиатрии: «Как только я родилась, 1 июня 1926 года, в общей палате больницы в Лос-Анджелесе, моя мать сразу же исчезла. Никто не знал, где она! Позже, когда нашли, где она пряталась, люди были шокированы и осуждали ее, ей говорили: «У вас прекрасный ребенок, миссис Мортенсон, неужели вы не хотите взять его на руки? Это девочка, пора вам ее покормить. Но моя мать отвернулась лицом к стене. Из ее грудей сочилось от переизбытка молоко, но она не хотела меня кормить».

Эта женщина отсутствовала как для своей дочери, так и для себя самой, поэтому мать и дочери не смогла подарить чувство, что она существует. Контакт глаз здесь принципиально важен: «На студии, куда Глэдис пошла работать с девятнадцати лет, существовало два мира: мир, видимый глазами, и мир, видимый через объектив камеры. Первый не значил ничего, второй значил все. Позже, спустя некоторое время, мать научилась видеть меня в зеркале. И даже улыбалась мне. (Но никогда глаза в глаза!) Глядясь в зеркало, то есть все равно, что в глазок камеры, можно даже друг друга любить. [...] Мы привыкли смотреть на отражение в зеркале. [...] В этом было что-то непорочное. Я никогда не знала своего лица и своего тела изнутри (в котором всегда ощущала какое-то оцепенение), я всегда осознавала себя только благодаря посредничеству зеркала, в котором все было чистым и ясным. Так я научилась видеть себя».

Мать не может обеспечить дочери не только ощущения, что она существует, но и чувства стабильности, так как даже находясь рядом с дочерью, все время задается вопросом: «Боже мой, а ведь эта кроха далеко не безобразна, не так ли? Я думаю, что оставлю ее себе. Но это было однодневное решение. Оно не было окончательным». Другой эпизод: «Ты моя. Ты похожа на меня. Они не украдут тебя у меня, Норма Джин, как украли других дочерей». Малышка потом будет отдана на воспитание бабушке по материнской линии, несмотря на то, что у ее матери сложились с ней дурные отношения. Норме Джин было всего шесть, когда ее мать осиротела. Глэдис вновь заберет ее к себе и будет растить до того самого дня, пока, спустя два года, ее окончательно не запрут в психиатрической лечебнице. После непродолжительного пребывания у друзей матери Норму Джин поместят в сиротский дом.

«Параноидная шизофрения в острой форме с явными неврологическим нарушениями, вызванными приемом алкоголя и лекарственных препаратов», – таков вердикт психиатров. Чередование периодов возбуждения и подавленности позволяет предположить, что Глэдис страдала маниакально-депрессивным психозом. Маленькая дочь воспринимала фазу маниакального возбуждения у матери как ненормальную («Когда Глэдис не была самой собой, или впадала в это состояние, она начинала говорить очень быстро, в какие-то минуты слова не успевали следовать за ходом ее возбужденной мысли»), а депрессивную фазу, напротив, как нормальное состояние: «Когда Глэдис была самой собой, по-настоящему самой собой, она говорила приглушенным голосом, без интонаций, как будто любые эмоции и любые радости ушли из него, как из сильно выкрученной перчатки, из которой выжали последние капли влаги. В такие дни она никогда не смотрела прямо в глаза; у нее была способность смотреть сквозь вас, как смотрела бы вычислительная машина, если бы у нее были глаза».

Переходы из одного состояния в другое, живо воспринимаемые маленькой девочкой, были, тем не менее, совершенно непредсказуемыми, как не был предсказуем момент полного затмения, когда мать, желая ее «очистить», ошпарила дочь слишком горячей водой: «Приподняв Норму Джин на руках, таких тонких, но сильных руках, приподняв с ворчанием, она опустила дрыгающего ногами и отбивающегося ребенка в воду, от которой шел пар. Норма Джин захныкала, Норма Джин не могла даже кричать, вода была такой горячей! Кипяток! Кипяток лился из крана, который Глэдис забыла закрыть, она просто забыла закрыть оба крана, как забыла проверить температуру воды. Норма Джин попыталась выбраться из ванны, но Глэдис вернула ее обратно. [...] Норма Джин, которую мать подтолкнула коленом, погрузилась под воду, начала захлебываться и кашлять, и Глэдис быстро вытащила ее за волосы, продолжая бранить. [...] Снова Норма Джин начала хныкать, что вода слишком горячая, пожалуйста, мама, вода слишком горячая, настолько горячая, что ее кожа уже почти ничего не чувствовала, но Глэдис жестко сказала: «Да, нужно, чтобы она была горячая, когда везде столько грязи. Снаружи и внутри нас».

Норма Джин в возрасте шести лет, когда мать показала ей фотографию предполагаемого отца, впервые осознала, что он у нее есть: «Она прошептала: «Па-па!» Первый раз в жизни! Это был ее шестой день рождения. Впервые она произнесла это слово: «Па-па!» В восемь лет мать сообщила ей, что именно из-за нее отец их покинул: «Это из-за тебя. Он ушел. Он не хотел тебя», – она произнесла эти слова почти спокойно, она бросила их в ребенка, жестоко, оскорбительно, как горсть камней».

Сумасшедшая мать, насильно разлученная с дочерью, Глэдис так и не подписала отказа от материнских прав, который позволил бы малышке выйти из интерната и быть удочеренной: «Она не хотела быть моей матерью, но и не желала дать мне возможность обрести настоящую мать. Она не хотела дать мне возможность обрести мать, отца, семью, настоящий домашний очаг».

На протяжении всей жизни Норма Джин будет вспоминать о своей матери, но увидит ее лишь спустя десять лет после разлуки, в психиатрической лечебнице, когда она уже станет «девушкой с обложки»: «Кем на самом деле была эта пожилая замкнутая и болезненная женщина, которая сыграла роль матери Нормы Джин? После нескольких бесплодных попыток очаровать и заинтересовать мать, вывести ее из летаргического состояния, дочь решает рассказать ей об отце, что, наконец, вызвало у Глэдис какую-то реакцию. [...] Голос у Глэдис скрипел, как заржавленные дверные петли: «Где моя дочь? Мне сказали, что пришла моя дочь. Я вас не знаю. Кто вы?» Норма Джин опустила искаженное болью лицо. Она не знала, что ей ответить».

Марии из романа Джойс Кэрол Оутс исполняется всего восемь лет, когда ее жизнь нарушается непоправимым образом: «Мария пропустила двенадцать дней занятий, после чего инспектор пришел проверить, что с ней. Вера, ее мать, уехала четыре или пять дней назад. Мария не знала теперь, что и думать, Дэвид тоже не знал, они плакали, чтобы казаться больными, но съели все запасы еды в холодильнике, кроме тех, что успели испортиться». Эта ситуация, которая называется «недостаточный уход», сегодня заканчивается тем, что детей помещают в государственное учреждение; но нужно учитывать, что в романе перед тем, как детей разлучили, их отец был убит в драке, а мать бросила троих детей у дяди по отцу и у его жены, и потом от нее не было никаких вестей.