Не плачь по мне, Аргентина - Виктор Бурцев

В сторону полетела юбка, рубашка… И вот она уже обнаженная танцует, отражаясь в бесчисленных зеркалах. Тоненькая, женственная…

Она подлетела к Таманскому, схватила за руки, потянула его на себя.

– Иди, иди ко мне!..

Из кабаре они вышли далеко за полночь.

– Тут недалеко, пойдем… – Мариза танцующей походкой вывела Костю через черный ход. – Не будем ловить машину. В ней душно. Лучше пешком?

– Лучше, – согласился Таманский. Ему отчаянно хотелось спать. Глаза слипались. Но вместе с тем он чувствовал удивительный прилив сил. Словно все в этом мире ему было по плечу.

Свежий ночной воздух бодрил. Мариза пошла чуть впереди, кружась так, что юбка разлеталась в стороны и становились видны ее стройные загорелые ноги.

«А ведь я ее люблю», – неожиданно подумал Таманский.

От этой мысли стало тревожно. Словно бы этого и не следовало думать.

И когда дорогу им преградили четыре черные фигуры, Костя даже обрадовался. Думать больше было не надо…

Мариза словно на стену налетела. Она остановилась как вкопанная, а Таманский подошел сзади и встал перед девушкой.

– Пожалуйста, пропустите нас, – попросил он по-испански.

– Путаешься с латиносами? – ответили по-английски. В свете фонарей блеснули бритые затылки. – И с этим журналистишкой из Штатов?

– Какое вам дело? Я гражданин Союза Советских Социалистических Республик.

– А нам до этого дела нет. У тебя нос длинный…

И они шагнули вперед.

– Мариза, беги! – крикнул Таманский, отступая назад. Девушки позади не было. – А ну, разойдись! Зашибу! Блин! – заорал Костя по-русски и кинулся вперед.

Бритоголовые такого оборота событий не ожидали.

Поравнявшись с первым молодчиком, Таманский что было сил боднул его в грудь, целясь в солнечное сплетение. Судя по всему, удар удался. Кожу головы обожгло, но парня отбросило, он упал на землю, скорчился.

Еще Костя успел врезать по физиономии тому, что стоял слева. Потом во рту хрустнуло и взорвалось болью. Таманский отлетел назад. Споткнулся, но удержался на ногах. Прикрылся руками от удара ногой в лицо. Отскочил. Трое бритоголовых прижимали его к стене. В тень. Таманский метнулся было в сторону освещенной части улицы, но дорогу преградили. Блеснул нож.

«Опа. Плохо дело…» – пронеслось в голове.

Таманский почувствовал, как нога цепляется за что-то твердое. Сделал осторожный шаг назад, наклонился, пошарил в темноте рукой. Палка! Костя схватил обломок не то лопаты, не то мотыги и начал размахивать им перед собой.

– Убью! Суки!

Рывка того, что справа, он не заметил. Точнее, не успел среагировать.

Парень врезался в него, как игрок в американский футбол, всем телом. Отбросил к стене.

Костя взмахнул импровизированной дубинкой… Она стукнулась о какой-то камень и вылетела из рук.

Крепкий кулак врезался ему под ложечку, начисто вышибая дыхание.

Таманский сжался, стараясь прикрыть руками все тело сразу. Голову, печень, ребра. Пропустил удар коленом в лицо и понял, что плывет. Почва ушла из-под ног.

Перед глазами сверкнула сталь.

«Мне конец!»

Но смерть почему-то медлила. Потом кто-то заорал, будто коту наступили на яйца. Послышался грохот. Не то обрушилась кирпичная кладка, не то деревянная стенка разлетелась вдребезги.

Затем топот.

И над Таманским склонилось огромное, закрывающее половину неба лицо. Толстые щеки. Расплющенный, сломанный в нескольких местах нос, губы, похожие на блины. И взгляд безмятежной коровы, что пасется на лугу.

– Жив? – спросили по-испански.

– Жив-жив… – отозвался Таманский. Губы едва шевелились. Во рту было солоно от крови. – Жив.

Аркадио, охранник-вышибала из кабаре, аккуратно поднял Костю на руки.

– Куда? – поинтересовался он у плачущей Маризы.

Таманский вздохнул и закрыл глаза.

53

Когда он снова их открыл, было уже светло. Отчаянно болели челюсти, нос, дергалось веко.

Таманский посмотрел направо. И увидел стену. Посмотрел налево. Рядом с кроватью, на которой он лежал, сидела Мариза, уронив голову на грудь, она спала в кресле. Костя осмотрелся. Судя по всему, вышибала доставил его к Маризе домой. Не такой уж плохой вариант.

Костя осторожно поднял руку. Морщась, каждая мышца отозвалась болью, он потрогал лицо. Под ладонью было что-то распухшее, в буграх из засохшей крови. Дотрагиваться до носа было больно. В челюсть хоть и стреляло, но перелома не было. Не хватало парочки нижних передних зубов.

«Вот это отдохнул… Сходил в кабаре, – подумал Таманский. – С такой мордой не то что книгу писать, хорошо, если назад в Союз пустят».

Он покосился на Маризу.

«А девочка молодец, не бросила… Бугая этого позвала. Как там его?.. Ведь говорила же, не помню».

Костя осторожно оперся руками о кровать и попытался сесть. В животе будто разорвалась бомба. Сжав зубы, Таманский застонал.

– Что?! – Мариза проснулась, вскочила, метнулась к нему, упала на колени около кровати. – Не вставай! Лежи!

– Не нужно волноваться… – сказал, точнее, прохрипел Костя. Голос был чужой, грубый. – Я чувствую себя хорошо.

Она молчала, только смотрела в глаза, будто ловя каждое движение его зрачков.

– Плакала?

Она кивнула.

– Я волновалась.

– Ну и зря. Я крепкий.

Она снова кивнула.

– Приходил доктор, сказал, что ты крепкий, они могли тебя убить.

– Да? Не может быть.

– Удар был в печень… Но она целая.

Костя потрогал себя под ребрами справа. Больно. Осторожно отогнул одеяло. На боку расплывалось темно-синее пятно размером с голову ребенка.

– Ого… – Он посмотрел на Маризу. – Но челюсть цела, дырок в организме нет, жить буду. Хорошо. Чего ж плакать?

– Я боялась. Боялась, что не успею…

– Спасибо тебе. Ты успела вовремя.

Мариза улыбнулась. Вскочила.

– А я видела, как ты дрался!

Таманский слабо улыбнулся. Он вырос в Солнцеве.

– Ты почти нокаутировал одного! Я видела, как он валялся! А еще они были с ножом…

– А еще они были очень крепкие. – Таманский посмотрел на сбитые костяшки. – Очень крепкие…

– Даже Аркадио не сразу их срубил.

– Кстати, – Костя заинтересованно поднял брови, – а там… Я помню грохот. Что это упало?

– Это Аркадио швырнул одного из них в стену. Стена обвалилась! – Девушка даже подпрыгнула от восторга. – Ты бы видел, как они бежали потом!

– Стенка деревянная?

– Каменная! Хочешь есть? Доктор сказал, что тебе надо есть бульон. Я приготовила!

Не дожидаясь ответа, она убежала на кухню. Оттуда донеслось громыхание посуды.

Таманский, морщась и постанывая, приподнялся на локтях. Стараясь не напрягать живот, сел. Закружилась голова.

В огромном зеркале, висевшем на стене, Костя увидел себя полностью. В синяках, ссадинах. Под правым глазом фонарь, подбородок синий, на носу характерный кровоподтек, губы…

– Отлично! Мечта патологоанатома.

В комнату вошла Мариза. Сразу вокруг Таманского начались танцы. «Тебе нельзя вставать…», «Доктор запретил…», «Пожалуйста, осторожно…» Костя аккуратно отмахивался, наконец посадил Маризу на кровать и прижал к себе. Она затихла на его груди.

– Все хорошо. Немного больно, но все в порядке, – сказал Таманский, стараясь говорить убедительно. – Мне надо немного отдохнуть, но валяться в кровати я не могу.

– Я приготовила бульон… Будешь?

– Да.

Вскоре перед Таманским вырос столик с бульоном, какими-то бутербродами и еще чем-то, удивительно пахучим, чесночным. И хотя суп был слишком жирным, а жевать бутерброды было очень больно, Костя чувствовал себя счастливым.

Но это чувство, солнечное и восторженное, вмиг улетучилось, когда в дверь громко и требовательно постучали.

Мариза убежала открывать, а Таманский напрягся.

В коридоре послышался знакомый голос, и в комнату вошел, хромая, Билл.

– Ну и видок… – Джобс и Таманский были единодушны.

Американец выглядел едва ли лучше Кости. У него заплыл глаз, левая рука была на перевязи, к тому же он ощутимо хромал.

– Обидно другое, – пожаловался Джобс, присаживаясь на стул. – Камеру разбили. Раньше был «Кэнон», а теперь какая-то…

– Хреновина, – сказал Таманский по-русски.

– Как? Что это?

Костя объяснил. Джобс долго шевелил губами, пробуя на вкус неизвестное слово.

– Класс! Хре-но-ви-на. Так вот раньше у Билли был «Кэнон», а теперь у Билли есть хреновина. Отлично. Фотографировать этой хрено… хреновиной невозможно. Даже ремонт не поможет.

– Так плохо?

Американец кивнул и посерьезнел.

– Я догадываюсь, но все-таки спрошу. Кто вас отделал? Это не была случайная автомобильная авария, ведь так?

– Так. – Таманский кивнул. – Это вообще не была авария. Это четыре бритоголовых ублюдка.