Тайная вечеря - Хавьер Сьерра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И какое это может иметь значение?
— Еще какое, приор. Символы являются движущей силой в мироздании катаров. Если бы Прорицателю удалось убедить сообщество совершенных в том, что предшествовавшие смерти Христа события повторяются, это означало бы для них, что близится Второе Пришествие. Понимаете? «Самоубийство» библиотекаря было для них знаком того, что мир находится на грани исполнения пророчеств: скоро Христос снова придет на землю, и его вера воссияет, восстав из мрака.
— Парусия [45]…
— Именно. Поэтому последние события произвели впечатление на Гиберто, и он, отбросив опасения, принялся проповедовать доктрину катаров, бесстрашно пожертвовав собой в твердой уверенности, что, когда на землю спустится Господь, он обретет спасение и восстанет из мертвых. Прорицатель осуществляет свою месть с дьявольской изобретательностью.
— Похоже, вы не сомневаетесь в своей правоте.
— Вы правы, — согласился я. — Я уже упоминал о том, что наш информатор — это неординарный человек. Он очень умен, все его действия продуманы. Место, где был повешен Александр, тоже выбрано не случайно.
— В самом деле?
— Мне показалось, вы уже понимаете, — цинично улыбнулся я. — Когда я осматривал галерею Дворца Справедливости, то обратил внимание на балку, на которой он повесил нашего библиотекаря. Там имеется любопытный барельеф. Это изображение некоего Орландо да Трессано, который в древности являлся молотом еретиков. Надпись под барельефом гласит: «Spada в Tutore della fedeper averfatto bruciare come si doveva i Catari» [46]. Занятная шутка, вы не находите?
Виченцо Банделло замер в изумлении. Он и не догадывался, как далеко чума ереси проникла в его монастырь.
— Скажите мне, падре Лейр... По вашему мнению, насколько сильно Прорицателю удалось ввести катаров в заблуждение?
— Достаточно для того, чтобы эти паломники из монастыря францисканцев покинули свое убежище в горах и явились в город со стремлением обрести спасение. Близящаяся Parusia заставила их безропотно расстаться с жизнью. Прорицатель добился того, что община катаров сама пошла на казнь. Надо полагать, теперь только вопрос времени: когда маэстро Леонардо совершит неверный шаг.
— Но тогда... — замялся приор, — вы считаете, что Прорицатель по-прежнему находится среди нас?
— Я в этом убежден, — улыбнулся я. — Он скрывается, потому что знает, что теперь уже поздно молить вас о прощении. Он не только согрешил против доктрины Церкви, но и нарушил заповедь: «Не убий».
— Как же мы его опознаем?
— К счастью, он допустил небольшую оплошность.
— Оплошность?
— В своих первых письмах, когда он еще надеялся на вмешательство Рима, он дал нам ниточку, чтобы мы могли его разыскать.
Морщинистое лицо приора вытянулось от удивления. Его мозг, привычный к установлению связей между разрозненными фактами и разгадыванию загадок, выдал ему молниеносное решение.
— Ну конечно! — воскликнул он, хватаясь за голову. — Это же ваша загадка! Подпись Прорицателя! Именно поэтому она и была написана на карте, найденной на теле библиотекаря!
— Брат Александр хотел самостоятельно распутать эту тайну. Я по неосторожности предоставил ему текст, и, возможно, именно любопытство и приблизило его кончину.
— В таком случае, падре Лейр, он у нас в руках. Чтобы его найти, нам достаточно всего лишь расшифровать его ребус.
— Хотелось бы, чтобы это было так легко.
36
Наш добрый приор, должно быть, за всю ночь не сомкнул глаз. Увидев его красные глаза с темными кругами, я понял, что он провел последние несколько часов в бесплодных поисках разгадки этих злополучных Oculos ejus dinumera. Я почти пожалел о том, что взвалил на него эту новую задачу. Дело в том, что к его обязанности выяснить, кто из членов общины исповедует еретические взгляды, и установить, какие крамольные послания скрыты в картине, украшающей стену его трапезной, теперь добавилась еще одна проблема — найти того, кто стал причиной уже нескольких смертей, нисколько не сомневаясь в правоте своего дела.
Братья в замешательстве смотрели на него, ожидая, когда он откроет капитул.
— Братья, — торжественно начал приор, упершись кулаками в стол. Его голос звучал сурово. — Вот уже почти тридцать лет мы живем в этих стенах, но никогда прежде нам не приходилось сталкиваться с подобной ситуацией. Господь подверг испытанию наше смирение, позволив нам стать свидетелями смерти двух наших любимых братьев и открыв нам то, что их души были запятнаны зловонной ересью. Что должен чувствовать Всевышний при виде нашей беспомощности? В каком состоянии духа мы станем к нему обращаться, если мы не сумели разглядеть их заблуждения, в результате чего они умерли в грехе? Усопшие, от которых мы сегодня отрекаемся, ели вместе с нами хлеб и пили вино. Разве это не делает нас соучастниками? — Банделло глубоко вздохнул. — Однако Господь, дорогие братья, не покинул нас в трудную минуту. В своем бесконечном милосердии он пожелал, чтобы среди нас оказался один из мудрейших ученых.
Присутствующие стали перешептываться, а приор указал на меня.
— Поэтому он и присутствует здесь. Я обратился к нашему уважаемому падре Лейру, который представляет здесь святую инквизицию, чтобы он помог нам постичь те извилистые пути, которыми бредем мы в это скорбное время.
Я встал, чтобы меня все увидели, и поприветствовал их легким поклоном. Приор продолжал свою проповедь, прилагая все усилия, чтобы не запугать братьев.
— Вы жили рядом с братом Гиберто и братом Александром. Вы их хорошо знали. Тем не менее никто не известил меня об отклонениях в их поведении и не распознал их пагубной приверженности к религии катаров. Мы безмятежно спали, будучи уверенными в том, что этой доктрины не существует вот уже более пятидесяти лет. Мы впали в грех гордыни в полной уверенности, что нам больше никогда не придется столкнуться с этим явлением. Но мы обманулись. Зло, мои дорогие братья, не желает сдавать свои позиции. Оно извлекает выгоду из нашего невежества, его питает наша глупость. Поэтому, чтобы предотвратить его возможные нападения в будущем, я попросил падре Лейра, чтобы он просветил нас относительно самого коварного из всех отклонений от христианского учения. Возможно, слушая его, вы узнаете ритуалы и обычаи, которые сами практикуете, не ведая об их истинном происхождении. Не бойтесь: многие из вас — выходцы из ломбардийских семей, и ваши предки, возможно, поддерживали тесные отношения с еретиками. Я настаиваю на том, чтобы прежде, чем сядет солнце и вы покинете этот зал, каждый из вас клятвенно отрекся от всего еретического и примирился со Святой римской церковью. Выслушайте нашего брата, вдумайтесь в его слова, покайтесь и попросите прощения во время исповеди. Я хочу знать, были ли наши покойные братья единственными, кто заразился чумой ереси, и принять своевременные меры.
Приор передал мне слово, жестом подозвав меня к себе. Все замерли. Старейшие из братьев, Лука, Джорджио и Стефано, которым возраст не позволял принимать активное участие в жизни монастыря, вытянули шеи, чтобы лучше меня слышать. Я видел, что остальные следили за мной с неподдельным ужасом — тот был написан на их лицах.
— Уважаемые братья, laudetur Jesus Christus [47].
— Аминь, — хором отозвались они.
— Я не знаю, братья, насколько хорошо вы знакомы с жизнью святого Доминика де Гузмана. — Шепот опять пронесся среди собравшихся. — Но это не имеет значения. Сегодня нам представилась прекрасная возможность воскресить в нашей памяти его деяния. — Вздох облегчения облетел стол. — Позвольте кое-что рассказать вам. В начале тысяча двухсотого года первые катары жили на большей части Восточного Средиземноморья. Они проповедовали бедность, возврат к обычаям первых христиан и ратовали за простую религию, не нуждавшуюся в церквях, десятине и привилегиях для священников. Последователи этой веры отказывались поклоняться святым и Богородице, уподобляясь дикарям или, того хуже, мусульманам. Они не принимали крещение. И эти нелюди были свято уверены в том, что создателем нашего мира является не Бог, а Сатана. Какое извращение христианского учения! Вы себе можете такое представить? Они считали Иегову, ветхозаветного Бога-Отца, дьявольским духом, который не только изгнал из рая Адама и Еву, но и сокрушил войска на пути Моисея. В его руках люди являлись всего лишь марионетками, неспособными отличить добро от зла. Простой народ с энтузиазмом воспринимал подобную клевету. Подобная вера оправдывала их грехи и облегчала понимание присутствия такого количества страданий в мире, созданном Злом. Какая низость! Они поставили на одну ступень Бога и Дьявола, добро и зло. В их представлении эти два противоположных начала были одинаково могущественны и влиятельны!