На задворках империи - Виктор Иванович Носатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Длинная цепочка лошадей, мулов и пони, растянувшаяся почти на полмили, размеренно и не торопясь двигалась берегом горной реки по плодородной и цветущей долине. На пути то и дело попадались встречные караваны, двигающиеся из горных селений и долин на базар. Их было слышно издалека. На мулах, разубранных разноцветными фестонами и шнурками, бренчали вьюки. Завидев ханский караван, во главе которого скакали высокорослые, бравые гвардейцы, селяне, уступая дорогу, гнали своих животин в гору. Солдаты только успевали покрикивать на них.
Чем выше возносилась над головами солнце, тем пустынней становилась дорога, и отряд с Аблай-ханом во главе ускорил движение. К вечеру конники добрались до перевала, где молодой хан решил заночевать. Бивуачная кутерьма затихла лишь к ночи.
Джилрой в своей роскошной палатке уже устало смежил глаза, когда услышал то и дело прерывающуюся, крикливую и непонятную песнь на унылый, тягучий мотив. Только напряженно вслушавшись, он понял, о чем пел ханский воин, охраняющий сон путников.
– О, Индар! – зауныло тянул он.
– У бога Индар четыре руки, четыре руки.
– Он носит белый жилет, он носит часы и трость.
– Он натирает тело пеплом коровьего помета, как набожный брамин.
– О, Индар, проливающий теплый дождь.
– О, Индар, который приходит по вечерам.
– Который выпивает пива больше, чем стадо слонов воды.
– Для тебя – все золото, которое скопит Таджирлог, Народ Купцов.
– Для тебя растет Укх – Сахарный Тростник.
– Точит яд Большой Змей – Маха-Наг…
Эта бесконечная песня, наверное, продолжалась б и дальше, если бы ее не оборвал грозный окрик офицера, заботящегося об отдыхе наследника.
Лагерь затих. Только сон почему-то не шел к Джилрою. В голове его роилось множество самых разных мыслей и вопросов.
«Как перехватить послание памирского хана, адресованное русским? Как заставить их навсегда забыть дорогу в Индию? Как поставить Осман-хана и его сына-наследника, яростно ненавидящих англичан, под заботливую длань Британской империи? Может быть, призвать на помощь Маха-Нага, божественного змея, о котором упоминал в своей унылой песне ханский стражник, чтобы тот своим ядовитым дыханием испепелил русских возмутителей спокойствия, странствующих у границ благословенной Индии?» – думал разведчик, засыпая.
Утро следующего дня выдалось серым и пасмурным. На перевал опустились набухшие влагой тучи. Стало прохладно и темно, как в колодце. Всадники, с трудом разбирая караванную тропу, ехали сгрудившись и не видя друг друга. Где-то на холмах залаял шакал, всхлипывая и насмехаясь над путешественниками. Неожиданно путь преградила неприступная скала. Видя это, Джилрой отправил искать тропу одного из своих помощников. Тот, не успев сделать и двух шагов, как вместе со своим пони был проглочен огромным трехголовым Дагом, неожиданно появившимся из-под скалы. Устремив свой пронзительный, гипнотический взгляд на Джилроя, змей прошипел человеческим голосом:
– Ты звал меня, и я пришел! Я могу вызвать огонь, дожди и бури, могу испепелить и развеять в прах все, о чем ты попросишь. Но сначала ты должен накормить меня. Я не ел тысячу лет и готов проглотить весь ваш караван.
Наг махнул своим гигантским хвостом, и скала, стоящая на пути, рассыпалась в прах. После этого в необъятной красной пасти змея один за другим начали исчезать все путники вместе с амуницией и конями. Последним был Аблай-хан, который спокойно, словно в обжитую пещеру, въехал туда на своем вороном коне.
«Ну, теперь Великий хан непременно отрубит мне голову», – только успел подумать Джилрой, как страшная, кровожадная пасть змея раскрылась, чтобы поглотить и его.
– Помогите-е-е! – почти беззвучно прокричал он и… проснулся.
Холодный пот покрывал его чело. Все тело било мелкой дрожью.
Джилрой вскочил с плотной, толстой кошмы, являющейся у горцев постелью, медленно ощупал себя и только после этого облегченно вздохнул.
«Какой странный, страшный сон», – подумал он и, потягиваясь на ходу, вышел из палатки.
Над головой вовсю светила луна, озаряя вокруг вершины и затененные горными хребтами долины. Холодный ветер, спустившийся с заснеженных вершин, пробирал до костей, и Джилрой, поеживаясь, возвратился к своей еще теплой лежанке. Страшное видение разогнало сон, и разведчик, присев на кошму, начал размышлять, что же делать дальше, как воспрепятствовать встрече посла памирского хана с русскими. Солнце только-только начало подбираться к вершине хребта, когда у него уже созрел великолепный план, который решал если не все, то половину его проблем – уж точно.
– «Fortune favours the brave!»[7] – подумал удовлетворенно Джилрой и с чистой совестью улегся на свою походную постель. Спал без сновидений и потому встал утром, как всегда, – бодрым и деятельным.
План английского разведчика был прост, как все гениальное. Надо было любыми путями спровоцировать русских на боевое столкновение с воинами Аблай-хана. Этим он сразу убивал двух зайцев. Во-первых, при благоприятных стечениях обстоятельств можно было с помощью памирцев уничтожить весь русский отряд, а во-вторых, военный конфликт с участием наследника мог настроить памирского правителя против союза с русскими.
О, он прекрасно знал агрессивность и природную наивность жителей гор, о чем ему неоднократно говорили знающие люди здесь, в индийской колонии. Надеясь на это, Джилрой и решил послать одного из своих подручных в экспедиционный отряд Баташа, чтобы тот под видом верного друга русских рассказал о злодействах нукеров Великого хана, которые уничтожают все поселения иноверцев на своем пути. От своего агента разведчик уже получил весть о том, что офицер Баташ вступился за кочевников, которых грабили и убивали афганцы, и что ни один из афганских разбойников живым от казаков не ушел. Если русские будут последовательными в своих действиях, то они обязательно выступят на защиту и исмаилитов[8]. Необходимо было только натравить Аблай-хана на этих иноверцев, которых в тайне от Великого хана наследник постоянно преследовал, пока наконец не выдворил с ханских земель.
Глава X
Памир. 1896 Г
1
Достигнув истоков Инда, экспедиционный отряд штабс-капитана Баташова раскинул палатки недалеко от селения горцев. Буквально через час после того, как в бивуаке задымили костры, к посту, охраняющему лагерь, подошли с десяток местных жителей. Представительную делегацию возглавлял седобородый старик, увенчанный снежно-белой чалмой хаджи.
– Господин штабс-капитан, – обратился к Баташову есаул Порубий, – там туземная делегация вас треба!
– Что за делегация? – недовольно произнес Баташов, который в это время примерял новые, начищенные до блеска сапоги, в которых собирался претворить в жизнь свою давнюю мечту – сполоснуть их в водах Инда.
– Та, старейшины из соседнего села. Говорят,
