Театр китового уса - Джоанна Куинн

Какое-то время не слышно ничего, кроме дружелюбного хруста яблоками, потом Кристабель говорит:

– Я представляла первый спектакль. Вон там. За деревьями.

– Все смотрят, – говорит Дигби.

– Гектор отходит от стен Трои, чтобы защитить свой дом.

Дигби аккуратно отправляет свой огрызок катиться по крыше в желоб, затем обнимает колени и говорит:

– У Флосси эта сцена получается идеально.

Они на миг затихают, вслушиваясь в храп своего верного стража, своего благородного Гектора, который всегда исправно засыпает на посту в чердачном коридоре, зачастую с открытой на коленях нотной тетрадью, поскольку она упражняется на рояле даже когда не сидит за ним, перебирая послушными пальчиками по невидимым клавишам.

Другие звуки обитателей Чилкомба поднимаются к крыше воздушными шариками. Тут же раздается голос Розалинды, высокий и звенящий подобно колокольчику:

– Заведи граммофон, Филли, дорогуша.

Уиллоуби, теплым баритоном, украшенным звоном бокалов с толстым дном:

– Тебе подлить, старик?

Миртл следует за Перри подобно сплетне, ее мольбы словно патока:

– Перегрин, не потанцуешь со мной?

Загадочные путешествия голосов в ночи.

Дигби продолжает:

– Флосси сказала мне, что представляет, будто защищает Чилкомб, а не Трою. Разве не великолепно? Мы всегда будем защищать Чилкомб, не так ли? Когда он станет нашим.

Кристабель выплевывает яблочное зернышко со стремительным тьфу.

– Твоя мать говорит, что Чилкомб будет целиком твой. Полагаю, что меня и Ов она продаст за гроши.

– Я никогда не позволю этому случиться, – говорит Дигби. – Это было бы непостижимо.

Он приваливается к ней, чтобы найти ее ладонь, переплетает их пальцы и ударяет этим единым сжатым кулаком по своему колену.

Он так и не избавился от привычки держать ее за руку. Будь это кто-то другой, Кристабель посчитала бы это сопливым, но его естественная приязнь проникает за ее броню невозмутимости (точно так же, как почти сорок лет назад дружелюбный карапуз Уиллоуби постоянно хватал руку неуклюжего подростка Джаспера), и стоит только ему взять ее за руку, как все неприятности и помехи будто отступают, и все кажется проще, возможнее, и совсем нетрудно привалиться друг к другу, ударяясь коленками: братья, преступники, альпинисты, робинзоны. Легче, когда вас двое.

Дигби говорит:

– Подумай обо всех пьесах, которые мы могли бы поставить, будь мы главными. Мы могли бы нанять известных актеров.

– Не нужно ждать, Дигс. Мы должны ставить пьесы сейчас, пока Тарас здесь, – говорит Кристабель. Она хрустит огрызком, пока не остается ничего, кроме хвостика. – У меня огромный запас идей. Блестящих идей. Это дело моей жизни.

Дигби задумчиво говорит:

– Не всегда люди, которых представляешь хорошими актерами, в актерстве хороши. Я думал, маме понравится, но нет.

– Люди порой проявляют себя с неожиданной стороны, – говорит Кристабель. – Я думала, дядя Перри посчитает все это глупостью, но у него здорово получается. – Она ловко отщелкивает хвостик, затем натягивает кардиган на колени. Воздух на крыше, даже в эту весеннюю ночь, холодный и небесный. Над ними полное звезд небо.

– Криста, – говорит Дигби, – я кое-что заметил в домике. Там только две спальни.

– Да?

– Дикари спят в амбаре, а темноволосая женщина занимает одну комнату. Но это оставляет только одну спальню для Хилли, Филли и Тараса. Получается, они все спят вместе. Криста, ты не думаешь, что Хилли и Филли хотят быть мальчиками?

– Что?

– Одежда, которую они носят, их волосы. Перри говорит, что они похожи на итонцев. Он говорит, что будь у него дружок, похожий на Хилли, школьные годы были бы совсем другими.

– Может, брюки им просто кажутся более практичными. Я тоже могу скоро перейти на брюки.

– Иногда они носят платья, – говорит Дигби. – Помнишь те с блестящими бусинами? Они будто наряжаются другими людьми.

– Я вообще-то их однажды видела, – говорит Криста. – Тараса с Хилли и Филли. Я хотела тебе рассказать. Я шла по лесу.

– Ты опять пошла без меня?

– Дигс, это было важно. Мне нужно было встретиться с Леоном, чтобы заключить наше соглашение.

– Я не думаю, что он хороший актер, – говорит Дигби. – Он никогда не помнит свои реплики.

Кристабель толкает его плечом.

– Я рассказываю тебе, что видела. В коттедже. Две светловолосые головы, одна темная. Много ног. Было сложно понять, что где.

– На одной постели?

– Да. – Кристабель вспоминает сплетение ног, привычные объятия анонимных тел, освещенных мерцанием свечи, и болезненный стук пульса в собственной груди. Это было как-то связано с воспоминанием о голосе Леона возле ее уха – эти светловолосые шлюхи в постели моего отца – и последующей встречей с ним на пляже без свидетелей, чтобы пообещать, что дядя Уиллоуби научит его водить машину. Она даже нашла Уиллоуби, когда он был сильнее всего пьян и весел, чтобы удостовериться в его согласии, и расчетливость этого шага заставляла сердце биться быстрее.

– Как ты думаешь, Криста, почему они этим занимаются? – говорит Дигби.

Она пожимает плечами.

– Я не знаю.

На самом деле, Кристабель кажется, что она отчасти знает, почему троица в домике делит постель; она имеет грубое представление. Какие-то шутки она слышала от Уиллоуби, сказанные под нос комментарии от деревенских мальчишек, определенные абзацы в книгах, которые Миртл оставляла на лужайке. Но многое оставалось неясным. Даже Моди, их честный, хоть и беспорядочный проводник в мир взрослых, с неохотой касалась этой темы, просто улыбалась и дергала себя за локоны. Кристабель снова думает о трех телах: их закрытых глазах, отсутствии в самих себе. Все окна в домике открыты, будто он был заброшен, будто они отправились в путешествие.

Дигби снова толкает ее коленку своей.

– Как думаешь, на что будет похоже?

– Что?

– Наша постановка.

– О. Нервничаешь, Дигс?

– Нет, пытаюсь представить.

– Я представляю, как она должна пройти, и думаю, что так и пройдет, и станет большим успехом. Первым из многих. – Она сжимает его ладонь. – Не волнуйся. Я буду рядом.

Часы в доме бьют полночь. Ночь перекатывается к утру, и взрослые голоса внутри становятся громче, но теряют четкость. Не мягко поднимающиеся воздушные шары, они теперь осколки и фрагменты, громкие восклицания, разломанные посередине хлопаньем двери и взрывом басистой музыки в граммофоне.

– Пахнет беконом, – говорит Дигби.

– Готова поспорить, яйца и бекон для тех, кто еще не спит. Ты знал, что, если бросить с этой крыши на лужайку яйцо, оно не разобьется? Я пробовала десять раз подряд.

– Не может быть!

– Я тебе покажу завтра. Нам пора спать.

– Я могу поспать у тебя, Криста? Я не хочу возвращаться в свою комнату.

– Только если не будешь пинаться.

Они задувают свечу и сползают по неровной крыше к окну, набрасывают одеяло на