Книга и братство - Айрис Мердок

Так что большинство вечеров Дункан, поскольку других гостей не переносил, проводил в одиночестве за стаканом виски. От услуг приходящей уборщицы он отказался и позволил квартире утопать в хаосе беспорядка, по временам укрощаемого ради Роуз и чтобы она не предлагала самой устроить приборку. Он постарался уничтожить в квартире все следы Джин. Вскоре после своего бегства Джин зашла днем в его отсутствие и забрала свои драгоценности, кучу одежды и косметики, кое-какие книги и памятные вещицы из ее детства, но многое осталось, и Дункан отнес оставшуюся одежду в благотворительный магазин, прочее расколотил или сжег, несколько книг и картин запер в своем маленьком кабинете. Однако слишком заметна была пустота на месте этих вещей. Он также раздал фарфоровую посуду, совместно ими купленную, которой они пользовались, и достал эдвардианский фарфор, принадлежавший его матери, который не нравился Джин из-за его «слащавости». Днем он перекусывал в буфете на службе, ужинал на скорую руку дома под виски и телевизор. Переключал каналы, ища сообщения о бедствиях, землетрясениях, авариях на ядерных объектах, о наводнениях, голоде, убийствах, похищениях людей, пытках. Смотрел триллеры, особенно жестокие. Избегал всяческих романтических историй и передач о животных. Обычно ему доставляли удовольствие концерты и опера, но теперь он терпеть не мог серьезной музыки, даже нескольких тактов, сразу с руганью тянулся к выключателю. Ночи были сушим адом. Он, конечно, глотал снотворное, но не всегда оно помогало. Говорят, умереть — как уснуть. Дункан же ложился в постель, как в могилу, но в которой крутился, бился, задыхался, плакал.

Существуют состояния одержимости, когда, кажется, все мысли постоянно сосредоточены лишь на одном. То, чем одержим был Дункан, было, разумеется, огромно и имело много граней. Он представлял себе всю историю отношений Джин и Краймонда, начиная с попытки вспомнить (что у него не получалось), когда и как они в Оксфорде встретились впервые. У него было такое впечатление (но не ошибался ли он?), что в Оксфорде Джин и Краймонд не обращали особого внимания друг на друга. Джин пробовала заигрывать с Синклером, который был влюблен в Джерарда; Дункан же, уже тогда любивший Джин, старался заглушить мучительные надежды, представляя ее женой Синклера. Но не должна ли она была заметить умного и красивого Краймонда? Что-то определенно началось позже, когда Краймонд снискал известность и Джин стала его помощницей. Была ли она в то время его любовницей? Мысль, полная яда. Нет, тогда они были за границей, и Краймонд отошел в тень. Дункан вспомнил вечер, когда объявили, что Краймонд вскоре приезжает в Дублин, и Джин не могла скрыть радости. А позже, снова на вечеринке в компании, — тот многозначительный, пристальный взгляд, которым они обменялись. Потом он махал им, провожая в поездку по Ирландии на машине Краймонда. Когда он все понял? О, уверенность, уверенность, от которой он так часто слабо отмахивался, постоянно возвращалась и усиливалась! Потом кошмарная яркость той картины, врезавшейся в память, катышек волос и Джин, зовущая снизу, воспоминание, возвращающееся каждый день с ужасной четкостью, когда Дункан причесывался и снимал собственные, теперь сильно выпадавшие волосы с расчески и бросал в корзину для бумаг. Господи, Краймонд самодовольно причесывался, всласть накувыркавшись в постели с Джин! Притворно-ласковое расставание и ее поцелуй, поцелуй Иуды, когда он прощался с ней в аэропорту. Бар с грешниками в аду уиклоуского паба. Лошадь, корова и черномордая овца, маленькие цветочки. Подъем в гору и спуск, драка… Драка вспоминалась смутно, и, хотя он постоянно думал о полученном ударе, во сне он не мог ощутить физическую боль, страдание доставляли унижение и стыд. Когда-то Дункан был умелым бойцом — занимался классической борьбой, — но тут он совершил промах. А было бы лучше, если б он изувечил Краймонда? Может, следовало сразу разоблачить его и заклеймить, как прокаженного? Тогда или позже заставить Джин рассказать все в подробностях, обо всех случаях, когда она ложилась с Краймондом, рассказать обо всем, а не закрывать глаза, «оставлять без внимания», прощать? Он пощадил Краймонда, потому что беспокоился о глазе, а еще не желал, чтобы весь свет узнал, что ему наставили рога, и он пощадил Джин, потому что был так рад ее возвращению, так благодарен. А следовало уничтожить Краймонда и наказать ее. Он оказался слабаком и дураком и получил, что заслужил, и сам во всем виноват. Эти мысли, неосуществимые на деле, сводили его с ума.

Дункан был все более и более в разладе со своим телом, он ненавидел эту громоздкую неуклюжую тушу, которую передвигал с трудом. Даже сейчас он продолжал набирать вес. Когда-то он был здоровенным, плотным и мускулистым, производившим внушительное впечатление широкими плечами и крупной головой — сущий медведь, бык, лев. Теперь он был просто необъятный толстяк с одутловатым лицом огромного младенца, даже нос потолстел и из расширившихся ноздрей торчали волосы, из интересного мужчины превратился в урода, отвратительного старого рогоносца, традиционный предмет насмешек. Он завидовал Джерарду с его подтянутой фигурой и неистребимым идеализмом, завидовал Дженкину, ведущему скромную, несуетливую, не осложненную проблемами, непорочную жизнь. Он вновь, вновь и вновь видел во сне худощавого высокого Краймонда с белым, как мрамор, торсом, яростным лицом, длинным носом и блестящими глазами. Разве он сам не предпочел бы это изящное сильное тело его рыхлой туше? Ненавидя всего себя, Дункан лишь к одному испытывал жалость — к поврежденному глазу, несчастному своему глазу со странным темным пятном в нем. Он вызывал в Дункане мягкую печаль, будто это было самостоятельное маленькое разумное существо, появившееся в его жизни, которое требовало заботы, но иногда приносило что-то вроде короткого утешения, когда он глядел в зеркало на свою крупную голову, надевал очки в темной оправе и пытался воскресить свое былое, по-доброму насмешливое привлекательное лицо.

Интимная близость с Джин была пусть и не идеальной, но все же страстной, долгой, необходимой. Они предавались ласкам, как двое здоровых животных, повинующихся естественному инстинкту, с неизменным пылом, нежностью и умиротворением. Потеря dimidium animae[52] образовала в нем огромную саднящую и кровоточащую рану. Временами ему хотелось, чтобы ненависть и стыд уничтожили его любовь к Джин, разбили и растерли в мелкую пыль. В самые отчаянные минуты возникало желание убить — не Краймонда, а Джин, и это было бы не возмездие, а просто как инъекция морфия, мгновенно действующее лекарство. Но конечно, такого лекарства не существовало, и Джин предстояло терзать его вечно; и как бы безжалостно и систематически он ни пытался рвать незримые нити, связывавшие его с нею, он продолжал страдать, способный лишь задыхаться и мычать, как раненый бык.

В этот воскресный октябрьский вечер, бреясь (что ему приходилось делать дважды в день) и рассматривая свои щеки, от пьянства красные с прожилками лопнувших сосудов, он думал о Тамар Херншоу, которую пригласил на сегодня. Дункан не жаждал видеть ее, но не хватило хитрости придумать отговорку, когда она позвонила на службу, застав его врасплох, так что он вынужден был уверить, что будет рад встрече. Вопреки мнению Джерарда и остальных, Джин и Дункан никогда не относились к Тамар как к дочери. Видимость подобного отношения была бы для них обоих слишком болезненным напоминанием о том, что они так и не обзавелись собственным ребенком. Тем не менее они очень любили Тамар, заботились о ней и жалели. Джин тронуло «обожание» Тамар, даже вызвало в ней теплое чувство, похожее на материнское. Когда-то Тамар привычно заходила к Джин на чашку чая и засиживалась до возвращения Дункана со службы. Дункан не знал, как вести себя с детьми, и относился к Тамар как ко взрослой, даже когда та была совсем ребенком, и разговаривал с ней серьезно, как с равной по развитию. Такой подход оказался на удивление успешен, и Тамар, не высказывая этого, была глубоко ему благодарна.

— Это Джин, какой она была, когда мы только познакомились.

— Но она и сейчас в точности такая же, — сказала Тамар, — такая же красивая!

Идея посмотреть старые фотографии принадлежала не Тамар. Дункан, бывший уже под хмельком, когда она пришла, притащил альбомы и устроил вечер воспоминаний. Она боялась, что у него того гляди хлынут слезы. Они сидели у электрического обогревателя; Дункан поставил его перед камином, который Джин обычно топила дровами. В комнате было темновато, потому что горела только одна лампа. Так ему не нужно было беспокоиться о том, что в комнате не прибрано.

— Вот тут у Синклера жуликоватый вид, парень доволен собой. А это Джерард, такой горделивый.

Тамар грустно посмотрела на Синклера, который умер молодым и был тогда лишь чуть старше ее теперешней.