Тайны Второй мировой - Борис Соколов

В первой советской официальной истории Великой Отечественной войны, изданной в 6 томах, отдельная глава была посвящена Курской битве. Там утверждалось, что в апреле 1943 года Ставка, получив доклады командования Центрального и Воронежского фронтов, решила встретить ожидаемое немецкое наступление на Курский выступ хорошо подготовленной обороной и только после отражения германского удара начать советское наступление. План советского летнего наступления основывался на предложениях командования фронтов и Генерального штаба. Он предусматривал достижение линии «Смоленск — р. Сож — нижнее и среднее течение Днепра». Главный удар планировался на юго-западном направлении для освобождения Восточной (Левобережной) Украины и Донецкого бассейна. Было решено, что Красная армия, хотя и имеет достаточно сил для наступления, будет защищать Курский выступ от ожидаемого в скором будущем немецкого наступления, измотает силы противника и затем начнет свое собственное наступление{189}. В этом труде нет никаких цифр, характеризующих силы и средства Красной армии во время Курской битвы. Авторы преувеличили роль Н.С. Хрущева в этом сражении. В главе, посвященной Курской битве, его имя упоминается 10 раз, в отличие от единственного упоминания Сталина и троекратного — Г.К. Жукова. Авторы книги также нарисовали весьма идеализированную картину действий Красной армии в этой битве, ни разу не подвергнув критике принципиальные решения высшего командования.

Генерал С.М. Штеменко в своих мемуарах писал по поводу стратегических намерений советской Ставки, что командование Воронежского фронта предлагало сконцентрировать усилия к югу от Курска в направлении Харькова и Днепропетровска, а затем Кременчуга и Херсона. При благоприятных условиях войска могли бы достичь меридиана Черкассы — Николаев, создать угрозу границам балканских сателлитов Германии и разгромить группу армий «Юг». Но Ставка для будущего наступления предпочла центральное направление — на Харьков, Полтаву и Киев. В этом случае советское наступление могло нарушить взаимодействие между группами армий «Центр» и «Юг» и освободить Киев — важный политический и экономический центр{190}.Следует подчеркнуть, однако, что этот план, принятый Ставкой, в действительности не мог привести к окружению и уничтожению сильнейшей немецкой группы армий «Юг». Основное направление наступления в этом случае было слишком далеко от румынских нефтяных полей, крайне важных для военных усилий Германии. План наступления, одобренный Сталиным, приближал советские войска к германским границам, но в то же время расстояние до германской территории было гораздо больше, чем до Плоешти. Как кажется, причиной, из-за которой Сталин предпочел центральный вариант наступления южному, было политическое значение Киева, который он по соображениям престижа пытался до последнего удержать в 1941 году, даже ценой гибели целого фронта.

В 12-томной «Истории второй мировой войны, 1939–1945» советские историки повторили данное Штеменко описание двух стратегических планов, между которыми советское Верховное главнокомандование должно было сделать выбор весной 1943 года, не высказав никаких критических замечаний в адрес принятого варианта наступления на Киев{191}. Они также одобрили преднамеренный переход к обороне, принятый советской Ставкой. Он был назван свидетельством «творческого подхода советского Верховного Главнокомандования к решению стратегических задач войны». Авторы «Истории второй мировой войны» утверждали, что «переход в контрнаступление после того, как противник будет измотан в ходе бесплодных атак, позволял рассчитывать на гораздо большие успехи с меньшими потерями. Развитие событий подтвердило абсолютную правильность планов советского командования»{192}.

Результаты Курской битвы также традиционно оценивались как очень благоприятные для советской стороны. В «Краткой истории Великой Отечественной войны» утверждается, что в ходе Курской битвы «советские войска разгромили 30 вражеских дивизий, вермахт потерял около 500 тыс. солдат и офицеров, 1,5 тыс. танков, более 3,7 тыс. самолетов… Хребет немецко-фашистской армии был сломлен. Весь мир убедился в превосходстве Красной армии над вермахтом в боевом мастерстве, вооружении, стратегическом руководстве. Стратегическая инициатива прочно закрепилась за Вооруженными Силами СССР»{193}.

Один из основных советских военачальников, бывший заместитель Верховного Главнокомандующего маршал Г.К. Жуков считал, что принятое Ставкой решение отказаться от идеи советского упреждающего наступления было совершенно правильным. Но он критиковал решение фронтально атаковать Орловский выступ, не пытаясь окружить противника. Жуков полагал впоследствии, что советское наступление на Орел началось слишком рано, без надлежащей подготовки{194}. Бывший начальник советского Генерального штаба маршал A.M. Василевский также высказал мнение, что «разработка оперативно-стратегических задач была осуществлена удачно» и что в Курской битве советское военное искусство превзошло германское{195}. Генерал Н.Ф. Ватутин, командовавший в 1943 году Воронежским фронтом, был сторонником превентивного советского наступления. Он опасался, что Красная армия упустит летнее время, благоприятное для наступательных действий{196}. Бывший командующий Степным (резервным) фронтом маршал И.С. Конев критиковал использование двух армий своего фронта в оборонительной операции. Он считал, что было бы лучше использовать весь Степной фронт для большого наступления{197}.

Стратегические планы германского верховного командования критически анализировались в советской историографии. Наиболее объективное описание их дано В.И. Дашичевым в составленном им сборнике немецких документов Второй мировой войны. Он подчеркивает, что основной целью операции «Цитадель» было истощить силу советского летнего наступления и захватить стратегическую инициативу. В то же время маневренная оборона германских войск на Востоке, предложенная фельдмаршалом Э. фон Манштейном, была отвергнута как из-за нежелания Гитлера оставлять территории Донецкого бассейна, так и из-за недостатка горючего и боеприпасов{198}.

Советские источники признают некоторые ошибки советского Верховного командования во время Курской битвы. Например, маршал К.К. Рокоссовский, бывший командующий Центральным фронтом, в своих мемуарах критиковал планирование и проведение операции против Орловского выступа, когда советские войска действовали разрозненно. Он считал, что лучше было бы. нанести только два удара на Брянск с севера и юга с соответствующей перегруппировкой Западного и Центрального фронтов. Но операция началась чересчур поспешно, и немецкие войска были только вытеснены из Орловского выступа, но не разгромлены. Кроме того, Ставка не приняла во внимание, что немецкие войска, оборонявшие Орловский выступ, были усилены дивизиями, участвовавшими в «Цитадели»{199}.

Но ни один из советских генералов и историков никогда не критиковал саму мысль о том, что результаты Курской битвы были очень благоприятны для советской стороны, а решение уступить инициативу наступления вермахту — правильным. Тем не менее объективный анализ показывает, что решение обороняться вместо того, чтобы наступать на Курской дуге, было ошибкой советской Ставки и командующих фронтами. Во-первых, соотношение сил и средств на Курском выступе было в пользу советской стороны уже 10 апреля 1943 года. В то время Красная армия, согласно советским подсчетам, имела здесь 958 тыс. человек личного состава, 11 965 орудий и минометов, 1220 танков и самоходных орудий и 1130 боевых самолетов по сравнению с примерно 700 тыс. человек личного состава, 6000 орудий и минометов, 1000 танков и штурмовых орудий и 1500 боевых самолетов с германской стороны. Кроме того, советские войска резервного фронта (Степного военного округа) неподалеку от Курской дуги насчитывали 269 000 солдат и офицеров, 7406 орудий и минометов, 120 танков и самоходных орудий и 177 боевых самолетов. В то же время все советские резервы на советско-германском фронте исчислялись в 469 000 солдат и офицеров, 8360 орудий и минометов, 900 танков и самоходных орудий и 587 боевых самолетов, по сравнению с немецкими резервами в 60 000 солдат и офицеров, 600 орудий и минометов, 200 танков и штурмовых орудий (боевых самолетов не было вовсе). Численность германских резервов практически не изменилась вплоть до начала Курской битвы{200}.

Реальное соотношение на Курской дуге перед 10 апреля 1943 года было 1,8:1 по личному составу, 3,2:1 по артиллерии, 1,3:1 по танкам и самоходным орудиям (во всех случаях в пользу советской стороны). В авиации немцы формально имели превосходство в соотношении 1,1:1, но, принимая во внимание более 400 боевых самолетов в советских резервах помимо резервного фронта, а также авиацию дальнего действия и ПВО страны, которые впоследствии были использованы в Курской битве, советская авиация в районе Курского выступа в действительности могла рассчитывать на численное превосходство над люфтваффе.