Бремя феодала (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич

Бернардо пожал плечами.

— А зачем? Мост был нужен тогда. Кровно нужен. Для снабжения армии. Теперь здесь обжитые человеками места, в нём нет такой надобности.

— А торговля?

— По реке идёт. В основном. В Картагене что, почти то же, что и у нас производится, взаимная торговля так себе. А с Юга и Севера товары по Белой идут. Лодьи поднимаются до Переправы на той стороне и там разгружаются. А мост стоит.

— Но кто-то ж ездит? — не понимал я, как они могут не видеть выгоды от инфраструктурных объектов. Мосты и дороги — меня учили, что это первое, что нужно для процветания территории. Но нет, тут этого не понимали.

— Кто ездит — тот и так переправится. Ради них вбухивать в строительство такие деньжищи… — Берни поморщился и покачал головой.

Я задумался. Прогонял в голове и так и сяк, но решил не выпендриваться и не делиться тем, что знаю. Это их мир, их жизнь, их шишки — пусть набивают. Хотя косвенно пострадаю и я, ибо дорога, идущая от моего графства, могла бы в теории перейти здесь через Белую и идти на запад до самой Вандалузии. Но нет, пока придётся по старинке, ладьи и волоки. Блин!

— Мне для виа нужно строить мосты. Несколько небольших и один — очень мощный и укреплённый, — произнёс я сокровенное.

Берни нахмурился.

— Картагена — второй город королевства, — продолжал я. — Познакомь меня с теми, кто может найти лихих каменщиков, способных возвести строительный шедевр.

— Строительный шедевр? — Юный герцог усмехнулся.

— Скажешь, в Картагене нет толковых каменщиков?

— Есть… — Коллега нахмурился. Что-то он не договаривал, но я не стал напрягать.

— В Картагене есть всё, — выдал он вердикт после раздумий. — Познакомлю. Но предупреждаю, они берут дорого.

Памятуя, сколько отец отдал денег на ремонт всего лишь башни в замке зятя, я про себя выругался. Но отступать поздно. Хлёст был — надо держать ответ, тут с этим строго. Да и мост на самом деле лучше сделать каменным.

— Деньги не главное в жизни! — философски заметил я, про себя ёжась, представляя, в какой финансовой заднице.

Я восстанавливался. Приходил в себя. Через два дня уже смог выдержать поездку до города верхом, и даже попёрся рыбачить. Ничего, вроде справился. Войско всё ещё «гудело», местная стража сбилась с ног, но приказ был чёткий — боевой народ не обижать, лишь отсекать по возможности от них местных, чтоб не пострадали.

Ещё на следующий день, он был как раз последний из отпущенных «выходных», ко мне подошёл Вольдемар.

— Ричи, два момента.

Судя по его лицу, новости серьёзные. Я поставил у окна у стола два стула, выставил кувшин томящегося с утра меридского и два кубка. Жил я вместе с Берни в его замке — город Каменная Переправа был… Не очень гигиеничным, скажем так. Санитария там откровенно хромала. Узкие улочки, теснота, грязь и нечистоты, вываливаемые из окон. Ну нафиг, лучше в замке, на природе.

— Слушаю. — Сел, сложил руки перед собой. Наставник откинулся на спинке, расслаблено — отметило сознание, значит новости не слишком плохие.

— Первая новость. Я за это время, что ты болел, переговорил со всеми. В общем, только двенадцать человек захотели осенью уйти. Остальные согласны войти в хирд. Но я настаиваю, что они должны давать клятву. Пусть не вассальную, но тем не менее, клятва должна сдерживать их. И тебя.

Ну да, клятва всегда обоюдная, — отметил я про себя. Вассал клянётся в верности сеньору, но и сеньор обязуется защищать вассала.

— Я подумаю, — кивнул я. — Придумаю какой-нибудь устраивающий всех текст. Я тебя услышал, Вольдемар. Второй момент какой?

На самом деле это очень важный момент. Я подробно рассказал ему про скандинавскую систему. Конунг имеет хирд конунга. Ему подчиняются ярлы (бароны), у которых хирды ярлов. Херсиры (лидеры ополчения), собирающие военнообязанных. Главы округов ССО, нынешние главы районов. И получается, мой хирд — гвардия, привилегированный. И сюда будут рваться, в отличие от хирдов баронов. Ибо если воинам не давать землю, то что будет их сдерживать у одного владетеля? Что помешает уйти к более крутому? Особенно если участь, что хирдман не получает жалование, он сражается за идею. А подарки от конунга/ярла — это именно подарки, а не плата. Владетель жалует их за верную службу. Сам принцип иной.

Ладно, время ещё есть, раскину мозгами.

— Второе… — Вольдемар улыбнулся и тяжело вздохнул. — Дуэли. За эти десять дней их набралось уже восемь. Мы с Йориком и Бернардо запретили драться, так как в боевом походе, плюс мои все уши прожужжали про твой бой с Марко и обычаи предков с Севера. И теперь завтра, после увольнительной, у нас восемь поединков. И единственно возможным арбитром можешь быть ты сам. Готовься! — ядовито усмехнулся он.

Я про себя сказал что-то гадкое, но опять же, сам джина из бутылки выпускал.

— Сеньор Рикардо, просим быть беспристрастным арбитром, и в знак уважения преподносим это нож.

Это подошла первая пара. Бои решили проводить за пределами городских стен, «на воле», на местном ипподроме, где были установлены деревянные трибуны, куда на нас вывалило смотреть половина города. И вокруг столпились, и на трибунах, и на стенах и башнях — раз такое зрелище, магистрат пустил туда людей. Ипподром нужен потому, что иногда, где-то раз в год, тут проходят турниры между местными владетелями, в смысле баронами и их рыцарями, на которые приезжают соседние бароны из Картагены, и иногда заезжает кто-то из герцогской семьи (после рассказа про историю Бетисов понимаю почему) — дело для города привычное. Вольдемар с утра просуетился, и боксёрский ринг уже был отмерян шагами и обозначен столбиками с канатами — всё как в моём замке. И песочные часы нашёл, на три и на одну местную минуту.

В первой паре один из поединщиков был моим, второй — из людей Берни. Я держал суровое лицо, но в душе было приятно — пусть лучше мутузят друг друга, чем протыкают острыми палками. Войско целее будет. Величественно кивнул — согласился.

Кто придумал про ножи — убил бы гада! Так и напрашивается слово «коррупционная составляющая». Все шесть пар, которые судил, подарили по ножичку, которые, и мне засвидетельствовали, были куплены вскладчину обоими поединщиками. Боюсь, это теперь традиция — дарить судьям что-то, навсегда. Не принять не мог — не уважу поединщиков, тут вопросы чести, не до ерепения. Итого разбогател шестью неплохими ножами, и два — Бернардо, судивший два последних поединка.

Вслух проорал для всех зрителей по памяти правила. Оба поединщика поклялись сражаться (не драться, сражаться, это важная оговорка) честно, без урона чести себя и друг друга, и поклялись в этом «великим богам». Дежа вю, но дома я реально оговорился, описался. Но народ воспринял багу как фичу, и я понял, что многого не знаю о человеческих душах. Мы все в внутри язычники, и готовы верить во что угодно — в Кашпировского, инопланетян, Кришну и Святой Дух, поклоняться образам и ставить свечки, и при этом носить языческие обереги — и всё это одновременно. Можем юлить и отрицать очевидное, даже самим себе, дескать, нифига, верим в единого бога, все такие христиане… Но всё меняется и всплывает наружу, когда начинаем ходить под смертью. Вот тут и вылезают все мыслимые и немыслимые тайные верования. Это хорошая новость для меня, не желающего преклоняться перед чужими авторитетами, но нехорошая для церкви, которая наверняка почувствует угрозу и придумает в ответ на эту традицию страшилку и угрозу похуже, вроде крестовых походов (против кого?), которая на время затуманит разум воинов сильнее, погрузит в себе, сделав яростными фанатиками чего-либо. Но давно уже надо признаться самому себе, что я не смогу сосуществовать с местной церковью в том виде, в каковом она была для Рикардо и его отца. Надо готовиться к противостоянию с нею, а не лелеять мрии, что всё будет хорошо, и святоши — милые и добрые скромные люди, которые спокойно будут смотреть на твои начинания.

— Бокс!

Предварительно коллеги помогли обоим дуэлянтам, замотав им бошки в тряпки на манер то ли ниндзя, оставив лишь просвет для глаз, то ли мумии, то ли сделав помесь обоих сразу. Хренакс, хренакс! Лупцевали парни друг друга осторожно, но сильно. Я бы назвал этот стиль: «Как бык колхозный», но другого местные просто не знали. Трибуны ревели от восторга, подбадривая кого-то, за кого болели — им как раз зашло, они неприхотливые. Местные болели в том числе (хз по какому признаку), и крики были слышны даже со стен.