Сказки странствий - Елена Черкашина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В каюте, под ярким светом ламп, она свободнее расправила плечи, а через минуту забыла о происшедшем. Они весело расставили тарелки, налили вина. Только капитан не забыл, и лицо его долго сохраняло то таинственно-ласковое выражение, что так нравилось Анне.
Они говорили о ветре, о зимних суровых вьюгах, о том, зачем моряку непременно нужна борода, и Анна смеялась, и чувствовала себя очень легко, и лишь одного не могла понять: почему этот едва знакомый человек кажется ей таким дорогим…
Миновал день, другой, третий. Анна много читала, гуляла, даже выходила на берег, когда корабль сделал стоянку в скрытой от посторонних глаз бухте, чтобы пополнить запасы свежей воды. К своему собственному удивлению, она не скучала, не тосковала, а мысль о побеге казалась ей чем-то недостойным, как нарушение соглашения, принятого между нею и капитаном. Теперь она не сомневалась, что он отпустит её, едва лишь выкуп будет получен: для неё налицо была честность и прямолинейность Ричарда.
И всё же происходило нечто, что незримо волновало её: это полные тепла отношения с капитаном. С чуткостью женщины Анна безошибочно угадывала, что нравится ему, хотя между ними не прозвучало ни одного нескромного слова. Но та исключительная предупредительность, которой он окружил свою пленницу, а также полное отсутствие властности с его стороны говорили о многом.
Сама же Анна с радостью открывала в Ричарде новые черты. Яркий ум, прекрасное чувство юмора, открытая весёлость. Капитан умел внимательно слушать, задавал глубокие вопросы. Они говорили о многом, об одном лишь старались молчать: о личной жизни Анны, её замужестве и тех причинах, по которым она оказалась надолго оторванной от супруга. Словно невидимое табу мешало касаться этой темы, а потому, чувствуя, что разговор заходит в опасное русло, оба затихали. «Он стесняется спрашивать», – думала Анна. И стеснялась говорить.
Вечерние беседы сближали их всё больше и больше, а обед в обществе пирата уже перестал смущать женщину и воспринимался ею как нечто само собой разумеющееся. Иногда на него нападала молчаливость, и тогда Анна понимала, как тяжело для Ричарда то положение, в котором он оказался. В такие минуты ей хотелось подойти, погладить его по лицу, по-матерински сказать: «всё образуется», – но она оставалась сидеть, хотя ей казалось, что Ричард чувствует её незримое сочувствие.
Прошло ещё два дня. На пятое утро своего путешествия Анна вышла на палубу и бросила быстрый взгляд на мостик. Ричард был там и, заметив пленницу, ласково кивнул головой. Она же, немного пройдясь, села на узкую скамеечку и стала любоваться морем.
В этот момент старший офицер проводил обучающий курс с молодыми матросами. Он что-то объяснял, указывая на паруса, а затем поднялся на ванты, приглашая следовать за собой. Но не все могли сразу повторить его манёвр, были и такие, что со страхом взирали на казавшиеся им ненадёжными верёвки и канаты. Офицер настаивал, а затем повысил голос. Он требовал послушания, но один неопытный матрос побледнел, опасаясь высоты, и Анна с сочувствием следила за ним. В эту минуту подошёл капитан. Он знал, что происходит, и, видимо, знал, как помочь матросу, потому что внезапно начал раздеваться. Небрежно бросив сюртук у подножия мачты, Ричард быстро, почти бегом стал подниматься по вантам. Анна залюбовалась его смелыми и ловкими движениями. Но когда капитан не остановился на полпути и продолжал подниматься выше, она забеспокоилась. «Куда он? – думала женщина. – Он разобьётся!» Матрос, пристыженный, преодолел свой страх и тоже начал карабкаться вверх, но взгляд Анны был прикован не к нему, а к капитану, который, судя по всему, личным примером решил вдохновить моряков. «Спустись, спустись, – умоляла Анна, – что за безрассудство! Разве можно так рисковать!» В этот момент порыв ветра наполнил паруса, корабль качнуло, и Ричард, как показалось Анне, потерял равновесие. Она закрыла глаза. Всё задрожало в ней самой. «Он упадёт, – шептала она, – упадёт и разобьётся!» Но бурная овация заставила женщину опять взглянуть вверх. Матросы аплодировали капитану, который в этот момент достиг высшей точки, марса. Немного постояв в смотровом гнезде и оглядев горизонт, капитан принялся спускаться. Спуск – тоже нелёгкое дело, требующее осторожности и сноровки, а потому глаза новичков восторженно следили за действиями капитана. Только Анна уже не могла смотреть и, повернувшись, быстрым шагом ушла в каюту…
«Что со мной? – спрашивала она себя. – Почему я так разволновалась? Я видела сотни людей, карабкающихся по вантам, и ни разу не испытывала ничего подобного. Зачем он сделал это у меня на глазах? Неужели не понимает, как мне страшно?»
Лёгкий стук в дверь прервал её мысли.
– Леди Анна, – негромко позвал Ричард.
Осторожно, стараясь ничем не выдать чувств, она поднялась. Он стоял на пороге и внимательно вглядывался в её лицо.
– Вы ушли так внезапно, я подумал, не стало ли вам плохо?
Секунду или две Анна молчала, а затем напряжённо сказала:
– Благодарю, со мною всё хорошо. Но вы… Вы… Не смейте больше делать такое, когда я рядом!
Она едва сдерживала слёзы, и капитан, не понимая, в чём дело, изумлённо рассматривал её.
– Чем я обидел вас, Анна? Что произошло?!
– Вы рисковали собой! Только для того, чтобы показать матросам… Но не подумали, что я… – её голос прервался.
В глазах Ричарда мелькнула догадка. Он слегка отступил, мягко склонил голову:
– Вы правы, я не подумал. Простите. И – благодарю…
Последние слова капитан произнёс так тихо, что Анна едва расслышала их. Медленно, со словами «извините, я хотела бы остаться одна» она закрыла дверь и вернулась к кровати. А затем долго сидела в каком-то странном оцепенении, прислушиваясь к тому, как волны бьют в корму, как мерно скрипят снасти и как порою доносится властный, чёткий голос, отдающий приказания. «Я знаю, что со мной происходит, но это так страшно, что даже думать об этом не хочу…»
Вечером, сидя на своём обычном месте за обеденным столом, Анна делала вид, что ничего не произошло, и с самым спокойным видом слушала то, что рассказывал Ричард. Но – не смеялась, не шутила, и даже улыбка лишь раз или два коснулась её лица. Капитан заметил это и стал серьёзнее, а потом внезапно спросил:
– Вы простили меня?
Она побледнела.
– Мою неосторожность, – продолжал он, не сводя с неё взгляда.
Анна не знала, что отвечать. Простила ли она то, что он ранил ей душу? Что заставил страдать, едва ли не терять сознание от
