Прерванный полет - Марк Фурман

На этот вопрос у Юрия уже был припасен ответ:

— Рядом с метро «Белорусская», на улице Правды.

— Ого, самый центр. Наверное, коренной москвич?

— С незапамятных времен, — Корначев постарался перевести разговор ближе к интересующей его теме: — Илья Ильич, расскажите о вашей работе. Читателям это будет интересно.

Минут двадцать Багрянский говорил о своих обязанностях в партии, жаловался на недостаток техники, частые поломки сложного электронно-вычислительного оборудования. Корначев слушал внимательно, время от времени задавал короткие вопросы, делая пометки в блокноте.

— Наверное, соскучились по Москве? — спросил он Багрянского в конце беседы.

— Есть немного, — ответил инженер. — Не хватает комфорта. Но, в общем, уже привык. Вот другой наш москвич, Жмакин, дома часто бывает. Он и сейчас в столице. Кстати, не передадите ему от меня записку? Пусть захватит с собой кое-какие мелочи, тем более, что ключи от моей квартиры у него есть.

Это была очень важная деталь. Она в какой-то мере могла объяснить присутствие в квартире Багрянского посторонних людей, по-видимому, преступников и тайник под ванной.

— Наверное, вы подружились здесь со Жмакиным? — непринужденно спросил он. — Все-таки все москвичи, вдали от столицы, земляки.

— Нет, слишком разные мы люди. К тому же Жмакина можно назвать москвичом лишь условно, живет он не в самой столице, а в Истре. Сейчас у него масса дел: выбивает оборудование на будущий год. Вот Алтунин и попросил дать ему ключи от моей квартиры. Так удобнее, можно вечером не возвращаться в Истру, а ночевать в Москве.

— Ах, вот оно в чем дело! — неожиданно вырвалось у Юрия.

Багрянский удивленно посмотрел на него. Этот взгляд, выражавший нечто вроде «все ли дома у этого журналиста?» сказал Корначеву больше, чем вся предшествующая беседа.

— Если вас не затруднит, я передам две записки, — продолжал Багрянский. — Одну Генриху Иосифовичу, другую моему сослуживцу и соседу по дому, некоему Казаряну.

— Пишите, как приеду, сразу же передам. Авось, еще застану вашего завхоза в Москве.

Поблагодарив Корначева, инженер вышел. После него Юрий минут пятнадцать беседовал с последним из геологов — Крячко.

Еще беседуя с геологами, он чувствовал усталость: ранний вылет дал о себе знать. Едва Крячко закрыл за собой дверь, Юоий прилег на диван и задремал.

Проснувшись, он увидел на столике рядом с блокнотом два конверта, адресованные Жмакину и Казаряну. На них написаны московские адреса и телефоны, а на письме для завхоза предусмотрительно указан и второй адрес: г. Истра, ул. Строителей, 12. Оба конверта не запечатаны. Корначев знал известную истину: чужие письма читать неприлично. Но как следователь прокуратуры он был обязан отойти от правил этикета.

Юрий открыл первый конверт, вынул вдвое сложенный листок с коротким текстом: «Уважаемый Генрих Иосифович! Если вас не затруднит, купите несколько пачек хороших лезвий и пару тюбиков «Флорены». Пока хожу, побираюсь, весь в бритвенных долгах. Еще возьмите у меня дома 6 «крон» для транзистора, они лежат в ящике письменного стола. Заранее благодарен. И. Багрянский».

Письмо, извлеченное из второго конверта, гласило: «Уважаемый Артур Христофорович! Пользуясь, случаем, передаю вам свой таежный привет. Соседское спасибо за квартиру. Как ваши машина и кооператив? С благодарностью и уважением. И. Багрянский».

Корначев положил оба листочка в конверты. Похоже, Багрянский и в самом деле не имеет отношения к событиям, происшедшим в его отсутствие. Остается единственная кандидатура — Жмакин. Со дня на день он может улететь из Москвы. Юрий взглянул на часы, стрелка приближалась к пяти. Мысленно отругав себя за незапланированный получасовой сон, он вскочил, побросал «журналистский» скарб в сумку и побежал искать пилота.

— Удивительно, но я за день успел набрать материал для большого очерка, — сказал Юрий на прощанье внешне невозмутимому Алтунину.

Начальник партии в душе обрадовался отъезду неожиданно нагрянувшего корреспондента, упрашивать Корначева не стал. К тому же это освобождало Алтунина от намеченного на вечер торжественного ужина. Пилот, наоборот, был несколько разочарован поспешностью Корначева, но виду не подал. На этот счет у него имелись четкие указания от начальства, того же Колесникова.

Вертолет набрал высоту и сделал круг над поляной. Уже через несколько мгновений можно было разглядеть только синеватый дымок от костра над вершинами деревьев. «А ужин, верно, будет хорош», — не без сожаления подумал Корначев.

53

Прошло три дня с тех пор, как Ларионов попал в больницу. Нынче утром Юрий Трофимович проснулся рано. Читать ему пока не разрешали, он полулежал в кровати с высоким валиком под головой и размышлял. Думы были невеселыми, выписывать из больницы его пока не собирались. Вчера палатный врач, молоденькая Нина Ивановна, сказала, что он будет находиться на строгом постельном режиме еще не менее десяти дней.

— При таком ушибе головного мозга надо лежать как минимум две недели. Но, учитывая вашу непоседливость и склонность к побегу, — добавила она, разгадав тайные мысли Ларионова, — мы, возможно, сократим срок.

— Ну что вы, доктор! — Он заставил себя улыбнуться. — Разве я похож на потенциального беглеца?

— Знаю я вашего брата, — Нина Ивановна предостерегающе подняла тонкий изящный пальчик: — Призываете к порядку, а когда надо самим дисциплину соблюдать, вас нет. Я, товарищ подполковник, серьезно предупреждаю. До начальства дойду, — добавила врач строго. Потом вдруг чему-то улыбнулась и выскочила из палаты.

Странно, но, когда Ларионов не просто лежал, а обдумывал ситуацию, которая сложилась в деле Жигулевой, голова у него болела куда меньше. Он расценил это как призыв к деятельности, попытался встать. Тут боль, словно шар, перекатилась от затылка ко лбу, голову сжало, вынудив его вновь опуститься на подушку.

О событиях непосредственно перед травмой Ларионов помнил смутно. В памяти осталось лишь чувство тошноты от приторного запаха. Затем — полный провал и темнота. Но хронику дней, предшествовавших нападению, память его надежно сохранила. Он вспомнил, как гнались за преступниками, которые, непонятным образом уйдя от преследования, буквально провалились сквозь землю, несмотря на посты, заслоны, перекрытые дороги. Куда они могли скрыться? Юрий Трофимович перебирал самые фантастические варианты и тут же отвергал их.

Внезапно у него возникла догадка. Пока еще расплывчатая, неясная, которую следовало обдумать. «В самом деле, — размышлял Ларионов, радуясь, что головная боль почти утихла, — где обычно отсиживаются мои «пациенты»? Мы их ищем повсюду, гоняем в столицу, в соседние области, а они спокойно затаиваются у нас под носом, рядом с милицией. Пожалуй, надо расспросить здешних участковых. Они знают все закоулки своего района лучше кого бы то ни было».