Революция и семья Романовых - Генрих Иоффе

Так или иначе, но Романовы, по-видимому, были осведомлены о каких-то замыслах заговорщиков. В дневнике Е. А. Нарышкиной имеется следующая запись от 4 (17) июля: «Только что ушла княгиня Палей (жена великого князя Павла Александровича. – Г.И.). Сообщила по секрету, что партия молодых офицеров составила безумный проект: увезти их (царскую семью. – Г.И.) ночью на автомобиле в один из портов, где их будет ждать английский пароход… Нахожусь в несказанной тревоге»[348].

Не отголосок ли это заговорщических планов «Маркова-маленького», возможно решившегося действовать самостоятельно, так как по эмигрантскому утверждению Маркова-2-го до сентября 1917 г. он лично не ставил вопроса «о насильственном освобождении» царя и его семьи?

Тем временем по распоряжению Чрезвычайной следственной комиссии на поруки была освобождена А. А. Вырубова. В эмигрантской, да и в современной буржуазной литературе она нередко изображается наивной, даже слегка глуповатой женщиной, далекой от политики и политических интриг[349]. Такой она, между прочим, представилась и некоторым членам Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, которым давала показания в мае 1917 г. Следователь комиссии А. Ф. Руднев, познакомившись с Вырубовой, назвал ее «простодушной и болтливой»[350]. Но по некоторым данным подследственная Вырубова умело вела свою роль, добиваясь освобождения из крепости.

Близко знавший придворную жизнь В. И. Гурко считал Вырубову весьма хитрой, изворотливой, хорошо понимавшей «особенности характера государыни» и научившейся в «совершенстве приемам воздействия на нее». По убеждению Гурко, без Вырубовой Распутин, «не взирая на все свое влияние, достичь ничего не мог»[351]. Начальник дворцовой охраны генерал А. И. Спиридович пишет, что для того, чтобы в течение 12 лет удержаться в царском фаворе, как это сумела Вырубова, «надо было иметь что-либо в голове». Спиридович считает, что за Вырубовой стоял ее отец, бывший главноуправляющий собственной канцелярии царя, «мудрый и умный Танеев». С его помощью она «втянулась в политическую интригу, показала вкус к ней»[352].

До революции «маленький Анин домик» в Царском Селе фактически был секретным политическим салоном, где обсуждались и некоторые вопросы государственного значения. Сюда для встречи с Александрой Федоровной и Николаем иногда приезжал Распутин (во дворце его старались не принимать, дабы его фамилия не была занесена в камер-фурьерский журнал). Здесь часто бывал министр внутренних дел А. Д. Протопопов, приставивший к Вырубовой своего осведомителя – сестру милосердия одного из царскосельских госпиталей Воскобойникову. Комнаты Вырубовой, пишет А. И. Спиридович, были «единственным местом, где их величества, не считая официальных приемов, соприкасались с внешним миром…»[353]

После освобождения Вырубовой из Петропавловской крепости (в июне 1917 г.) и появления ее в Петрограде именно к ней потянулись монархические осколки. Когда в начале августа (в это время семейство Романовых уже находилось в Тобольске) Сергей Марков посетил квартиру Вырубовой, то здесь, по его словам, он «застал целое общество, в большинстве мужчин, среди которых преобладал военный элемент»[354]. Был здесь кое-кто и из промышленных воротил. Так, например, в числе присутствовавших С. Марков называл «нефтяного короля» Манташева. В руки Вырубовой стали стекаться изрядные денежные суммы, предназначенные якобы для оказания помощи царской семье, причем большинство жертвователей по понятным причинам старались остаться анонимными.

Летом 1917 г. активизировалась и царистская контрреволюция за рубежом. В середине мая Временное правительство командировало в Европу своего эмиссара С. Г. Сватикова, который должен был обследовать русскую заграничную агентуру. Сватиков выполнил поручение, но подготовка доклада потребовала довольно длительного срока, и он представил его в МИД лишь в начале октября. Однако основные факты в нем относятся к лету 1917 г. В докладе содержались важные сведения (полученные, как писал Сватиков, из достоверных источников) о почти открытой контрреволюционной деятельности русских «сторонников старого режима», живших в странах Западной Европы еще до Февральской революции. «Контрреволюционное движение за границей, – отмечалось в докладе, – несомненно, существует и выражается в формах гораздо более крупных, чем это можно было бы ожидать на первый взгляд… Контрреволюционные организации находятся в настоящее время в периоде своего создания и взаимного сближения. В них принимают участие лица, занимавшие видное положение в среде бюрократии старого режима, а также, несомненно, многие лица, состоящие в настоящее время на службе Временного правительства, но назначенные при старом режиме». Доклад указывал на несколько таких контрреволюционных монархических гнезд в Европе, в том числе и в Лондоне. Здесь вокруг представителей династии Романовых сформировалась группа русских аристократов, бывших царских дипломатов и т. д., вынашивавшая планы «восстановления престола». В качестве одного из претендентов рассматривался великий князь Дмитрий Павлович, который, по мнению монархистов, снискал себе популярность убийством Распутина. Впрочем, не исключались и другие кандидаты, что было видно, по словам Сватикова, из того «низкопоклонства», которым в Лондоне были окружены проживавшие здесь Романовы.

Позднее, уже в августе 1917 г., в период корниловского мятежа, среди лондонских монархистов «появились надежды даже на реставрацию Николая II». Лондонская группа монархистов поддерживала через посольство одной из нейтральных стран связь с русскими монархистами, получая, минуя цензуру, письма от великих князей, живших в Петрограде и Крыму[355].

Подобного рода монархические организации существовали и в других странах, в том числе во Франции. В Париже русские монархисты поддерживали тесные контакты с французскими реакционными кругами и вели «пропаганду в пользу Николая II» через некоторые их печатные органы. Монархическая агитация велась, в частности, в лагерях русских войск «Ла-Куртен», «Фельтен» и др. Здесь довольно широко распространялись прокламации «монархического, а также юдофобского содержания», в которых Николай II изображался «невинным страдальцем за народ» и т. п. В Ницце, которая всегда была местом притяжения праздной русской аристократии, образовался монархический кружок, члены которого имели связь с Германией через Швейцарию[356].

Связь эта, по-видимому, осуществлялась через бывшего поверенного в делах царской России М. М. Бибикова. «В его руках, – отмечалось в докладе, – сосредоточено много денег, и он работает над восстановлением монархии в России»[357]. Здесь, в Швейцарии, летом 1917 г. было создано монархическое общество «Святая Русь», в которое входили некоторые русские аристократы, царские дипломатические представители и агенты охранки. Члены этого общества и монархисты из других зарубежных групп дважды собирались в Лозанне. Речь шла «о реставрации Романовых и даже, если будет возможным, Николая II». Позднее, в августе 1917 г., когда Романовы уже были переведены из Царского Села в Тобольск, это общество оказалось причастным к попыткам организации побега царской семьи[358].

Довольно активно действовала монархическая группа, обосновавшаяся в Риме вокруг русского посольства. Участники этой группы наладили выпуск процаристской литературы, выпустив, в частности, такие брошюры, как «Вокруг Николая II», «Великое царство Николая II» и др.[359] Еще одним заграничным монархическим пунктом в докладе Сватикова называется Стокгольм[360].

«Целый ряд лиц, русских и иностранцев, – резюмировал он, – частным образом и официозно указывал мне на недопустимость того положения, которое существует в смысле представительства России за границей – в дипломатическом, военном, финансовом и благотворительном отношениях. Все черносотенцы оставлены на своих местах и пользуются усиленной поддержкой таких же черносотенцев, оставшихся в управлениях и министерствах в Петрограде…»[361]

Доклад Сватикова – одно из свидетельств того, что планировавшаяся Временным правительством отправка Романовых за границу (еще в марте 1917 г.) могла привести к серьезному усилению царистской контрреволюции. Мы уже знаем, что мартовский этап переговоров Временного правительства с английским правительством об отъезде Николая Романова и его семьи в Англию не дал результата: Романовы остались в России. Но вопрос этот не был снят с повестки дня. Приблизительно в середине мая начался новый – летний – этап этих переговоров. Со стороны Временного правительства их вел через английского посла Дж. Бьюкенена преемник П. Н. Милюкова на посту министра иностранных дел М. И. Терещенко. Но и эти переговоры, точно так же, как и мартовские, ни к чему не привели: до самого конца июля Романовы оставались в Царском Селе, а затем были отправлены в Тобольск. Отъезд в Англию оказался миражом, и этот «английский мираж» обернулся сибирской тайгой… Позднее, в период белой эмиграции, история «английского миража» неоднократно вызывала бурную полемику. Бывшие министры Временного правительства (Керенский, Милюков, Терещенко) доказывали, что со своей стороны они делали все, чтобы вывезти Романовых, и если этого не случилось, то ответственность целиком лежит на английской стороне (особенно Д. Ллойд Джордже), которая вначале (в марте) выразила готовность предоставить убежище свергнутому царю, а затем изменила свое решение[362]. «Наши усилия, – писал Терещенко, – закончились столь же неудачно, как шаги, предпринятые… в марте 17 года. В конце июня или начале июля, точно не помню, получился окончательный отказ»[363].