Революция и семья Романовых - Генрих Иоффе

Вся история с несостоявшимся отъездом Романовых за границу опровергает позднейшие разглагольствования Керенского и других о том, что в основе отношения Временного правительства к свергнутому царю лежали только «гуманистические принципы». Не гуманизм, а так называемая реальная политика, конъюнктурный расчет брали тут верх…

Но если в силу политических соображений Англия для Романовых отпадала, то такие же соображения не позволяли продлить и их пребывание в «позолоченной тюрьме» Александровского дворца, вблизи бурлившего Петрограда. Позднее Керенский уверял, что июльские события в столице внушили ему беспокойство за судьбу царской семьи, и, опасаясь какой-либо новой революционной вспышки, он решил отправить ее в более безопасное место. Это утверждение находится в противоречии с утверждением Керенского о том, что «человек улицы» перестал интересоваться Романовыми. Но Керенский, пожалуй, прав в другом: революционные массы не испытывали кровожадных чувств по отношению к свергнутому царю. Вспомним, что, когда Петроградский Совет после «экспедиции Мстиславского» в Царское Село убедился, что Романовы «под надежной охраной», вопрос о них больше не возникал. Напротив, мы видели, что к лету вокруг Александровского дворца заметно активизировалась заговорщическая деятельность черносотенно-монархических элементов. Но главное даже было не в них. В середине июля Керенский уже располагал некоторыми данными о крепнувших антиправительственных настроениях в Ставке и увязывал их с угрозой монархической реставрации. Его подозрения особенно вызывала деятельность главного комитета «Союза офицеров армии и флота», а затем и нового «верховного» – генерала Корнилова. Поэтому есть все основания предполагать, что решение Керенского вывезти Романовых из Царского Села было продиктовано не столько боязнью революции, сколько боязнью тех крайне правых элементов, которые набирали силу в корниловско-бонапартистской контрреволюции. Одно из свидетельств тому – отказ переправить Романовых в Крым, куда они выражали желание уехать.

В Крыму уже находились некоторые члены бывшей императорской фамилии, в том числе, мать Николая II Мария Федоровна, бывший верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, великий князь Александр Михайлович и др., с которыми семья Николая поддерживала связь. Здесь, в Крыму, монархисты создали свою организацию, так называемую «партию 33-х». В нее входили генерал Ностиц, барон Корф, сенатор Танеев (отец Вырубовой), графиня Келлер и др. По сообщениям местных газет, эта группа имела даже свой радиотелеграф, находившийся в Чаире. Еще в апреле 1917 г. в Ялту из Севастополя приезжала следственная комиссия в сопровождении матросов и солдат. Были произведены обыски в имениях великих князей, временно отключены телефон и телеграф и т. д.[370]

В июле 1917 г. местные монархисты предприняли свою первую акцию: разбросали в Ливадии большое количество листовок с призывом восстановить монархию. Листовки были подписаны «Центральным комитетом общества «Вперед за царя и святую Русь»».

По-видимому, учитывая все это, Керенский отверг вариант с отправкой Романовых в Крым. Решено было остановиться на далеком сибирском городе Тобольске, находившемся на расстоянии около 250 км от ближайшей железнодорожной станции Тюмень.

По имеющимся в литературе сведениям, это решение было принято не без влияния известного черносотенца Гермогена, который после Февральской революции был назначен тобольским епископом «революционным» обер-прокурором синода В. Н. Львовым. Прибыв в Тобольск, Гермоген завязал переписку с Временным правительством, настаивая на переводе Романовых в Тобольск[371]. В конце июля в Петроград на съезд губернских комиссаров Временного правительства приезжал тобольский губернский комиссар В. Н. Пигнатти[372]. Тогда-то, по-видимому, и были согласованы конкретные вопросы, связанные с переездом Романовых в Тобольск. Но почему именно в Тобольск? В основе этого выбора лежал, конечно, и политический расчет. Тобольск – это Сибирь, а Сибирь – это ссылка, и потому, отправляя туда бывшего царя, Керенский, по-видимому, рассчитывал «набрать очки» в левых кругах. Вместе с тем, выводя Романовых из зоны наибольшего революционного кипения, Керенский мог надеяться, что в правом лагере «тобольский вариант» будет понят как проявление заботы об их безопасности, что принесет ему некоторый дивиденд и здесь.

Как пишет в своих воспоминаниях Бенкендорф, перед отъездом Романовых в Сибирь он спросил у Керенского, как долго царская семья пробудет в Тобольске. Керенский доверительно ответил, что сразу же после Учредительного собрания, которое соберется в ноябре, Николай II и его семья смогут свободно вернуться в Царское Село или выехать в любое место, куда пожелают[373]. Сам Керенский позднее также писал, что, по его предположениям, весной 1918 г. Романовы из Тобольска смогли бы уехать за границу, первоначально в Японию[374].

Несмотря на строжайшую секретность предстоящего отъезда Романовых, английский посол Дж. Бьюкенен все же был информирован о нем уже в середине июля. В телеграммах Бальфуру он писал, что министр иностранных дел Терещенко сообщил ему о предстоящем отъезде Романовых в Сибирь, где они «будут пользоваться большой личной свободой», и о том, что бывший царь «остался доволен предложением переменить место жительства». Английский посол объяснял, что причиной переезда, по словам Терещенко, является «растущая среди социалистов боязнь контрреволюции». «Я, – писал Бьюкенен далее, – сказал министру иностранных дел, что, по моему мнению, эта боязнь неосновательна, поскольку дело идет о династии…» Однако после этого он добавлял: «Правда, существует движение в защиту порядка и сильной власти, но… это совершенно другое дело»[375]. Но мы уже знаем, что так называемое «движение в защиту сильной власти и порядка» и реставрация монархии отнюдь не были такими совершенно разными «делами», как это считал английский посол…

Согласно разработанному плану, Николай II и его семья должны были поездом ехать до Тюмени, а оттуда пароходом по рекам Тура и Тобол до Тобольска. В секретной телеграмме, которая 31 июля за подписью Керенского была направлена в Тюмень, Тобольск и Омск, сообщалось: «Экстренный поезд известного вам назначения выбывает 31 июля и прибудет 3-го [в] Тюмень. [К] тому же дню приготовьте пароход и соответственно помещение [в] Тобольске»[376].

Багаж Романовых был огромен. Помимо необходимых вещей, они везли с собой много ценностей: старинную мебель, ковры, картины, а также фамильные брильянты. Их сопровождали 45 человек свиты и прислуги. Охрану нес специальный «отряд особого назначения», сформированный под личным наблюдением Керенского из солдат-фронтовиков (преимущественно георгиевских кавалеров) 1, 2 и 4-го стрелковых полков (всего 330 солдат и 6 офицеров). Отряд был заново вооружен (в том числе пулеметами), обмундирован, каждому солдату обещано высокое жалованье. Во главе отряда был поставлен начальник Царскосельского гарнизона полковник Кобылинский. Комиссаром отряда Временное правительство утвердило Макарова, того самого, который в начале марта вместе с другими думскими уполномоченными доставил Николая II из Ставки в Царское Село. В первом поезде размещались Романовы, свита и прислуга, во втором – солдаты «отряда особого назначения». Оба поезда шли «под флагами» японского (по другим данным – американского) Красного Креста с тем, чтобы избежать возможных инцидентов в пути. Впрочем, инцидент (правда, единственный) возник уже в самом начале. Железнодорожные рабочие на станции Александровской, откуда Романовы должны были выехать, что-то заподозрили и задержали подачу паровозов. Керенскому пришлось лично приехать на место, чтобы уладить возникавший конфликт. «Первый революционный министр» не жалел сил для создания полного комфорта отъезжающим. Разрешил Керенский и встречу бывшего императора Николая II с несостоявшимся императором великим князем Михаилом Александровичем. При этом он демонстративно показал, что полностью доверяет Романовым. Е. А. Нарышкина сделала следующую любопытную запись в дневнике: «Приехал Михаил, Керенский его впустил, сел в угол, заткнул уши и сказал: «Разговаривайте!»[377]

Керенский сам написал инструкцию для охраны, сопровождавшей Романовых в Тобольск, и на всем пути следования до Тюмени лично получал телеграммы от Кобылинского, Макарова и др.

На рассвете 1 августа поезда двинулись в путь. Судя по дневниковым записям Николая и Александры Федоровны, путешествие прошло без всяких происшествий. Особой телеграммой Керенский выразил благодарность Кобылинскому и другим «за труды и порядок, которыми сопровождалось следование особых поездов из Царского Села в Тобольск»[378]. Но не все было так безоблачно, как это официально представлялось. 5 августа из Екатеринбургского окружного Совета во ВЦИК поступила тревожная телеграмма. В ней сообщалось, что движение поезда с Романовыми вызывает «брожение среди населения», так как распространяются слухи, согласно которым поезд «имеет наряд Николаевск – Харбин»[379]. Окружной Совет телеграфировал красноярскому, новониколаевскому и иркутскому Совдепам «проверить слух и принять меры в случае надобности»[380]. Совет также просил информировать, «известны или нет ВЦИКу обстоятельства отправки Романовых Временным правительством в Тобольск»[381]. Неизвестно, в связи ли с этой телеграммой, но 10 августа ВЦИК командировал своего члена В. В. Ивановского в Тобольск «для ознакомления с организацией охраны» Романовых[382]. Командировка эта затем, по-видимому, была отменена вмешательством Керенского.