Крошка из Шанхая - Вэй Хой

– Мы непременно скоро снова увидимся. У меня есть для тебя подарок, я не захватила его с собой. В следующий раз обязательно отдам. А еще есть подарок для Тиан-Тиана, – она смотрела на меня с благодарностью.

Между нами возникли симпатия и взаимопонимание. Позади у обеих остались вольные или невольные прегрешения, сожаления и боль. Я чувствовала их каждой клеточкой тела, каждым нервом. Но даже если эта женщина по имени Конни, явившаяся ниоткуда, стала причиной гибели собственного мужа, даже если когда-то ее сердце было подвластно силам зла, даже если в ее прошлом до скончания времен будут сокрыты тысячи и тысячи страшных тайн, даже если бы она и теперь была живым воплощением всего, что не может не порождать неприятие, презрение и осуждение в моей душе… даже тогда нас неизбежно на мгновение объединило бы чувство сострадания… Словно моего сердца, охваченного порывом искренней нежности, коснулась благодатная рука Господа, протянутая в тщетной надежде даровать миру спасение.

24 Ужин десять лет спустя

Однажды, возвратившись к дому.

Как тварь, дрожащая в восторге,

Блаженную почувствуешь истому,

В тот день саму себя исторгнув [97].

Вэн Моррисон [98]

Знойным удушливым днем Тиан-Тиан вернулся домой. А за час до этого мне позвонил Марк; сказал, что он уже в Шанхае, что хочет встретиться со мной как можно скорее, и предложил вместе сходить на какой-то авангардистский немецкий фильм. Так, почти одновременно, на орбите моей личной вселенной снова появились два самых главных мужчины моей жизни, такие непохожие и при этом неотделимые друг от друга, как светлая и темная стороны луны.

Когда Тиан-Тиан открыл дверь, я на мгновение остолбенела, а потом мы, ни слова не говоря, упали друг другу в объятия. У каждого внутри сработала невидимая антенна, постоянно настроенная на волну другого. Она чутко улавливала незримую любовную пульсацию, излучаемую не телом, а душой.

Потом Тиан-Тиан вдруг вспомнил, что внизу все еще дожидается такси и что шоферу нужно заплатить.

– Я сама, – сказала я и, схватив сумочку, сбежала вниз по лестнице. Отдала таксисту 40 юаней.

– У меня нет сдачи, – ответил он.

– И не надо, – улыбнулась я, повернулась и пошла обратно. Таксист рассыпался в благодарностях мне вдогонку. Обтекавший меня ослепительно-белый солнечный свет померк, остался за дверью, глаза с трудом привыкли к полумраку на лестнице. Войдя в квартиру, первое, что я услышала – шум бегущей воды в ванной.

Я подошла, прислонилась к косяку, закурила и молча наблюдала, как Тиан-Тиан принимает ванну. От горячей воды его тело порозовело, как клубнично-сливочный коктейль или кожа новорожденного младенца.

– Меня клонит в сон, – произнес он, закрывая глаза.

Я приблизилась к краю ванны, взяла губку и нежно начала обмывать его. От масла для купания исходил тонкий и свежий травяной аромат. В залитое солнцем окно ванной билась жужжащая пчела цвета шампанского. Умиротворенность была настолько всепоглощающей, что казалась видимой и осязаемой.

Я курила и смотрела на его тонкое, милое лицо и нежное тело, погруженные в сладкую дремоту. Я почти слышала его сон, как ноктюрн «Радость любви» Крейслера [99]. Похоже, дела шли на поправку.

Тиан-Тиан открыл глаза:

– А что у нас на ужин?

– А что тебе хочется? – улыбнулась я.

– Помидоров в сладком соусе, жареного сельдерея с клубнями лилии, брокколи с чесноком, картофельный салат, куропатку в соевом соусе и огромную порцию шоколадного мороженого, а еще ванильного и клубничного… – Он облизнулся в предвкушении всей этой вкуснятины.

Я поцеловала его.

– Ничего себе! Давненько у тебя не было такого аппетита!

– Это потому, что я только что выбрался из бездны…

– И куда отправимся пировать?

Он схватил меня за руку и слегка укусил, как ласковый хищник.

– Давай поужинаем с твоей матерью.

Он застыл в изумлении. Отпустил мою руку и выскочил из ванны.

– Что ты сказала?

– Она вернулась, приехала вместе со своим мужем-испанцем.

Босой и мокрый, даже не вытираясь, он прошлепал из ванны прямиком в спальню.

– Ты расстроился, да? – спросила я, семеня вслед за ним.

– А ты как думаешь? – почти крикнул он в ответ. Лег на кровать, подложив руки под голову.

– Но она уже здесь, – сказала я, не спуская с него глаз, в то время как он отрешенно уставился в потолок. – Понятно, что тебя это огорчает. Конечно, все не просто, но и не так уж страшно. Здесь не поможет ни ненависть, ни испуг. По-моему, пора трезво взглянуть на эту ситуацию. Именно это тебе сейчас и нужно.

– Она никогда меня не любила. Я ее совсем не знаю. Для меня она просто чужая женщина, которая время от времени присылает мне деньги. Для нее это всего лишь самообман, способ откупиться, приглушить чувство вины. Ее всегда в первую очередь волновали собственные чувства и личная судьба.

– Совершенно не важно, нравится она тебе или нет. Меня больше всего беспокоит, что ты несчастен и причина этому – твои взаимоотношения с матерью. Чем скорее вы их уладите, тем больше шансов, что у тебя начнется спокойная и счастливая жизнь, – я наклонилась, чтобы обнять его. – Пожалуйста, попробуй избавиться от своих предубеждений, куколке давно пора прогрызть свой кокон и выпорхнуть оттуда прекрасной бабочкой. Тебе нужны любовь и помощь, но все зависит только от тебя!

Молчание. Стены комнаты раздвинулись, она стала просторной, как широкая лужайка. Мы поцеловались. В этом необъятном просторе легкие, почти невесомые тела казались крошечными, а в окружавшем нас пространстве раскрылся бутон причудливого цветка, образ которого вытеснил все остальные мысли.

Потом мы занялись любовью, несовершенной, но исцеляющей. Кожа у него на животе была белой и такой гладкой, что мои губы отражались в ней, как в зеркале. Волосы в паху были мягкими и нежными, словно пух одуванчика. А от члена исходил теплый и сладкий запах мужских гормонов, такой, наверное, бывает у зайца (не зря Тиан-Тиан родился в его год). Под другой рукой, которой я ласкала себя, пульсировала горячая и пухлая плоть. Прикосновения пальцев и языка дарили блаженную истому, истекающую клейкой, влажной слюной и отгоняющую хаос, пустоту и сожаление.

Наверное, никогда раньше я не целовала мужчину с таким исступлением. В этом безумном порыве я сознавала лишь то, что Тиан-Тиан был моей единственной радостью, потерянной, но вновь обретенной. Моим светом, моим вдохновением, неизъяснимой сладостью и болью, безупречной персидской розой, первозданную дикую красоту которой, словно алхимик, воссоздал неведомый садовник.

Мы достигли экстаза почти одновременно. Я поднесла ко рту увлажнившуюся от живительных соков руку, вдохнула запах своего тела. Тиан-Тиан приник к моей ладони поцелуем.

– Вкусно пахнет, как пряный утиный суп с мускусом, анисом и корицей, – глубоко вздохнул он и мгновенно забылся сном, так и не отпустив мою руку.

К половине восьмого вечера мы с Тиан-Тианом подъехали к отелю «Мир» на Набережной. Там внизу, в ярко освещенном вестибюле, нас ждала взволнованная Конни с мужем.

В красном с позолотой ципао, в туфлях на высоких каблуках и безукоризненном макияже, Конни выглядела сногсшибательно, такая же благородная и изящная, как голливудская актриса шестидесятых Лиса Лу [100]. Едва завидев Тиан-Тиана, она заплакала и захотела обнять его. Тиан-Тиан отпрянул. Ее спутник подошел к ней, и она, словно ища опоры, прижалась к его груди, утирая слезы платком.

Скоро к ней вернулось самообладание, и она улыбнулась.

– Я и представить не могла, что ты так вырос, похудел и стал таким красивым. Я действительно… ужасно рада! Ох, давайте я вас познакомлю! – сказала она, приближаясь к нам под руку со своим мужем. – Это мой муж Хуан, – и уже обращаясь к нему: – А это Тиан-Тиан и Коко.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Наверное, все проголодались, – произнес Хуан по-английски с выраженным испанским акцентом. – Пойдемте ужинать.

Это был высокий мужчина, на вид лет сорока. У него была яркая внешность настоящего матадора: крепкий, сильный, с копной густых каштановых волос, карими глазами и ястребиным носом. Картину довершали пухлые губы и характерный для европейцев прямой, точеный подбородок, придававший его лицу мужественное и чувственное выражение. Они с Конни были прекрасной парой, герой и его дама сердца, только дама, судя по всему, была на три – четыре года старше.

Мы сели в такси и поехали на улицу Хеншан. Дорогой никто не проронил ни слова. Тиан-Тиан сидел между Конни и мной на заднем сиденье, напряженный, как стальная пружина.

Время от времени Хуан восклицал что-то по-испански. Может, восхищался видом ночного города. Он впервые приехал в Китай. У себя дома, в маленьком испанском городке, он разве что в кино видел китайцев в традиционных национальных костюмах или китаянок в траурных одеждах. Как оказалось, его жена почти ничего не рассказывала о своей родине. И теперь он был несказанно удивлен, увидев современный, сверкающий многоцветием огней Шанхай.