Песнь моряка - Кен Кизи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
МОНТИАК
Застрелен в горах
7 марта 1898
– Ага? Просекаешь? Через четыре дня после того, как лавина накрыла всех этих деятелей! В какую такую жопу залез этот мистер Монтиак, что они сперва его застрелили, а потом поставили самый большой на всю округу памятник? А?
Благочестивая белизна маргариток указывала на то, как, должно быть, роскошно выглядел этот столб больше ста лет тому назад. Выбеленная оболочка каких-то очень темных дел. Теперь на старых сосновых досках остались только выцветшие чешуйки и кое-где торчащие щепки. Кроме той стороны столба, что была противоположна надписи. Продравшись сквозь цветы и папоротник, друзья обнаружили, что сосновую доску покрасили свежей белой краской, причем совсем недавно. В центре восстановленной плоскости красовалось трафаретное лицо Элвиса. Умелое и весьма похожее изображение певца относилось к его белокостюмному корпулентному периоду незадолго до конца. Под рисунком находились взятые в кавычки слова, знакомые по граффити и наклейкам на бамперах.
«А ПОКОЛИСЬ
СЕГОДНЯ!»[43]
– Что-то твои духи нынче распоясались, – сказал Айк.
Когда они подползли обратно к плавучему дому-насосу, старик извинился за неподобающий грохот.
– Вот, оказывается, кончились патроны для сигнального пистолета, – объяснил он беззубым ртом. – Пришлось совать туда пук старых взрывателей. Не стал отлеплять друг от друга, чё-то мне их вид не понравился. Склизкие. Ну и пальнул всей дюжиной. Давайте проверю вам масло пока что.
Готовую и заправленную «выдру» Айк повел вправо, к крутому обрыву, потом над низким северным полуостровом, потом к морю. Так он мог зайти в Скагуэйское ущелье с юга, как будто прилетел из Джуно. Он старался держаться внутри мутно-желтого облачного слоя. Айк не стал включать маяк, следя за изгибами провала только глазами. Внизу под этим странным светом виднелось Белое ущелье, обрывистое и извилистое. По левым склонам проходил новый хайвей, по правым – старая узкоколейка. Точно под самолетом бурлила и корчилась речка, словно змея, которую придавили ногой. Ущелье поднималось все выше, склоны становились круче, но мутный потолок висел так же низко. Айк вскоре понял, что, если он не хочет потерять речку из виду, придется лететь прямо по ущелью – в боковых окнах уже то и дело мелькали то зелень, то гранит, заслоняя обзор и надвигаясь все ближе.
Он летел молча. Он не стал говорить Гриру, что они оказались в ситуации, из которой нет пути назад. Он не сможет набрать скорость, чтобы резко подняться, дать крен тоже нельзя. Без предупреждения от приборов можно воткнуться тем же крылом в незамеченный выступ каньона.
Наконец охряная муть сделалась тоньше, и они вырвались к солнечному свету. Небо было синим и твердым, как алмаз, а впереди остро сверкала седловина самой высокой точки Белого ущелья. Огромное озеро Беннет развернулось по южному гребню, как рулон темно-фиолетового шелка, – рулон, который уже раскроили и разложили в ожидании швеи на темно-коричневом столе.
Найти коммуну оказалось легко: она занимала единственный участок этого поднятого на тысячу футов плоскогорья не темно-фиолетового и не темно-коричневого цвета. Вдоль узкой железной дороги со стороны суши тянулись аккуратные зеленые прямоугольники. Эти поля сияли овощным здоровьем.
– Смотри ты, преподобный брат Гринер занялся чем-то полезным, – сказал Грир. – Не все ж лупить плетками баб и девок. Я таких приличных огородов уже давно не видал.
Айк не стал говорить это вслух, но подумал, что аккуратные грядки внизу, вполне вероятно, – непосредственный продукт этих самых плеток. Он перевидал много разных агрономов-фанатиков – такие грядки не получишь без традиционного труда на разрыв жопы, особенно если без удобрений. Притом что на эту высоту еще нужно затащить грунт, перегной или какую другую огородную смесь, – почва в тундре в какие-то дюймы толщиной в самом глубоком месте.
Он заставил себя посадить самолет на узкий водоем с первого захода. Кем бы ни был этот проклятый Гринер, Айк не хотел предупреждать его заранее. Он подполз к каменистому берегу, Грир бросил задний якорь и спрыгнул с веревкой в воду. Айк спрыгнул с другой веревкой. Они привязали самолет к валуну из пористой лавы, такой жесткой, что Айк ободрал руки в кровь. Все камни вокруг были одинаковыми, зубчатыми и пористыми, как шлак. Странными и ободранными. Пока они ковыляли по этим зубастым камням, он понял, в чем дело: исчез слой тундры, покрывавший и смягчавший эту землю, – он был ободран подчистую, как бывает на полянах вокруг муравейников с красными муравьями. Вот где Гринер добывал свою огородную смесь – обдирал десятки акров мха и восковницы, чтобы получить один акр зеленого горошка.
Они добрались до полотна, потом до обходных веток, потом пересекли гравиевую площадку, заваленную рельсами и железнодорожным оборудованием, мирно ржавевшим среди штабелей облитых креозотом шпал. Единственным агрегатом, не относящимся, судя по виду, к железнодорожному транспорту, было нечто невнятной формы, укрытое полиэтиленом и птичьей сетью, словно военная машина камуфляжем. Сквозь мутный пластик Айк смог разглядеть разве что тусклый золотистый цвет, но размером и разлапистостью агрегат напомнил ему сборочные транспортеры, работавшие на овощных полях Калифорнии. Очевидно, чтобы собрать урожай, заново рожденным приходится точно так же ползать на животе.
Дым шел из трубы длинного, обитого жестью строения у погрузочного мостка, в который утыкался отросток железной дороги. Этим отростком не пользовались уже много лет. На ржавых рельсах в гордом одиночестве стояла древняя вагонетка с ручным приводом – прутья ягодной лозы, пробившись между половицами, обвивали ручки насоса. За этой обходной колеей было поле, засаженное кустами фасоли – пышными, ровными и очень аккуратными. Выстроившиеся в ряд потные рабочие махали вокруг них мотыгами, хотя на поле не было видно ни одного сорняка. Удары мотыг складывались в глухой ритм. Грир был прав: бабы и девки, в большинстве молодые, в большинстве черные. Все голые до пояса.
– «Бьюлаленд», надо понимать, – прошептал Грир, не желая нарушать этот жесткий ритм. – Ты как думаешь, наш босс Гринер строит эту молодую кровь одной палкой? Я так думаю, у него есть и другие методы.
– Мистер Саллас! – Шипение донеслось из фасоли сквозь методичный ритм мотыг. – Мистер Грир!
Это был Арчи Каллиган, один из двух братьев, ушедших с Кармоди на юг. Он продолжал мотыжить
