TiHKAL - Александр Шульгин

Наконец мы зашли в зал суда. Второй раз у меня появилась возможность изучить и описать незнакомый интерьер. Он совсем не был похож на тапас-бар. Это было мрачное квадратное помещение примерно 10 на 10 метров. У одной стены стояла громадная камера из пуленепробиваемого стекла — на случай суда над террористами. Перед нами стоял на некотором возвышении громадный стол буквой «П». Напротив нас сидели три главных судьи. Все они были одеты в черные сутаны с белыми кружевами по локоть. Центральной фигурой был пятидесятилетний судья с короткой стрижкой и острой бородкой в стиле Эль Греко. Только он говорил — остальные судьи молчали. Справа от него сидел судья, который, как мне показалось, все заседание проспал с открытыми глазами. Третий судья — сорокалетняя женщина без каких-либо следов макияжа на лице, она все время почти улыбалась и крутила головой, словно высматривала кого-то в зале, но не пересекалась взглядом ни с кем конкретно.

Слева от судей сидел молодой усатый прокурор. Справа расположились адвокаты — главный адвокат ближе всех к судьям. На нем был не вполне подходящий галстук, а из-под сутаны выглядывала мятая рубашка. Два других адвоката не сказали ни слова во время слушания. Всего было пять представителей обвинения и пять — защиты, оставшиеся двое с каждой стороны сидели на скамьях, продолжающих линии стола на общем уровне — ниже, чем главный стол. С ними сидел переводчик. Мы — шесть свидетелей сидели на скамье напротив главных судей, замыкая, таким образом, прямоугольник. Обвиняемый в сопровождении судебного пристава сидел прямо за нами. За ним на скамейках расположилась вся остальная публика.

Механизм вопросов-ответов был для меня совершенно новым. Главный судья задавал вопрос, а потом все эксперты по очереди получали возможность на него ответить. Я отвечал последним, при этом мне не переводили ответы других экспертов, поэтому я слышал только длину их ответов. Мне стало очень одиноко.

Я «завалил» только один вопрос — последний до небольшого перерыва и единственный, который задал не судья, а прокурор. Он интересовался, какой, по нашему мнению, вред приносит человеческому организму употребление кокаина. К этому моменту я уже знал, что лейтмотивом всего процесса было деление наркотиков в испанском законодательстве на «опасные» (героин, кокаин, ЛСД) и «слабые» (марихуана, гашиш). МДМА еще ни разу не было официально отнесено к одной из категорий, и если его признали бы "опасным наркотиком", то обвиняемый получал бы за сбыт нескольких таблеток еще десять лет тюрьмы, а если — "слабым наркотиком", то беднягу могли отпустить прямо из зала суда.

Так вот, на вопрос, вредит ли кокаин организму, я честно, но не очень умно ответил, что согласно моим данным, единственным негативным эффектом кокаина на человеческий организм может быть эрозия носовой перегородки. Все остальные эксперты выступили против кокаина, и я, как мне потом сказали, был сразу причислен к сумасшедшим калифорнийским фанатикам, выступающим за легализацию наркотиков. Когда микрофон снова дошел до меня, я поспешил исправить ситуацию. Я заявил, что не совсем понял вопроса, я думал, что имеется в виду ситуация, когда привыкание уже вылечено — на стадии привыкания и кокаин, и героин крайне отрицательно влияют на парадигму поведения наркомана, так как ему постоянно приходится искать себе новую дозу. В случае с МДМА такого не наблюдается, так как это вещество не вызывает привыкания. Я исправился и решил больше не сбиваться с верного курса.

После этого наш диалог с судьей стал более расслабленным. Небольшие недоразумения возникали только из-за ошибок переводчицы, которая путала «привычку» и «привыкание» и т. п. В конце концов, судья и адвокат стали все чаще обращаться с вопросами только ко мне, не слушая других экспертов. Оказалось, что я единственный, кто наблюдал медицинские исследования МДМА на пациентах. Вопросы были примерно следующие:

— Считаете ли вы, что МДМА должен быть отнесен к особо опасным наркотикам?

— Ни в коем случае.

— Существуют ли сведения о медицинском использовании МДМА?

— В нескольких странах ведутся подобные клинические исследования, ценность МДМА для медицины доказана.

— Известны ли вам случаи летального исхода после передозировки данным препаратом?

— Считается, что около пяти миллионов человек в одной только Великобритании употребляли данное вещество. Зарегистрированных смертельных случаев только пять. Я считаю, что МДМА один из самых безопасных лекарственных препаратов.

— Правда ли, что МДМА вызывает острый сердечно-сосудистый кризис?

— Не больший, чем пара чашек кофе.

Мой последний ответ (я слегка преувеличивал) очень не понравился эксперту-токсикологу. Но адвокат сразу же заткнул его вопросом: "На чем, помимо газетных фельетонов доктора Зигеля, вы строите ваши суждения?" Токсиколог не смог ничего возразить в ответ.

Но самое интересное случилось в конце. Прокурор явно до последнего момента прятал какой-то очень веский аргумент, и вот теперь он осторожно достал из портфеля какую-то папку. Он сообщил, что суд недавно получил самую последнюю информацию по МДМА от ЮНЕСКО. Он спросил меня, не знаком ли я с этой книгой. Переводчица взяла кипу бумаг и стала переводить первую страницу:

— МДМА — метилин-диокси-метамфетамина…

— Нет, я прошу вас зачитать название публикации.

— "PIH-KAL"

— Вам знакома эта книга? — спросил меня прокурор.

— Мы с женой ее написали.

— Вы являетесь ее автором?

— Да.

Первый раз за все заседание я увидел, что главный судья слегка улыбнулся. Через двадцать минут мы со всей компанией адвокатов и юристов уже переместилась в ближайший тапас-бар "Рио Фрео" и пили красное вино.

Через шесть месяцев мне позвонил один мой мадридский знакомый, сообщивший, что мое лицо весь день не сходит со страниц газет и экранов телевизоров — МДМА был признан легким наркотиком — мы победили.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПСИХОДЕЛИКИ И ТРАНСФОРМАЦИЯ ЛИЧНОСТИ

ГЛАВА 10. ТЕРРИТОРИЯ СОЗНАНИЯ

(Рассказывает Алиса)

Некоторые формы изменения сознания могут случиться с каждым без особых причин и в любое время. Это могут быть и кратковременные нарушения ориентации, и длительные, серьезные изменения в восприятии и мышлении. Человек, впервые испытывающий такие изменения, обычно пугается. Этот страх не дает извлечь уроки из подобных состояний, уроки, которые можно легко получить, если знаешь, что это состояние пройдет и что оно не свидетельствует о каком-либо физическом или душевном расстройстве.

Я не говорю о тех случаях, когда присутствуют явные признаки психического заболевания или нарушения работы мозга, типа сильной головной боли или изменения личности (например, неоправданная агрессивность). Все подобные симптомы хорошо известны медицинскому сообществу, и в таких случаях стоит немедленно обратиться к врачу. В этой главе речь пойдет об измененных состояниях, во время которых человек не теряет способности контролировать свое поведение и мыслить логически.

К огромному сожалению, большинство психиатров не имеют ни малейшего представления о том, как поступать со случаями так называемого "трансформативного процесса". Обычно они прописывают транквилизаторы или, что еще хуже, нейролептики, считая подобный опыт психозом (чем он ни в коем случае не является). Эти препараты закрывают двери, открывшиеся между сознанием и подсознанием.

Если человек, переживший такой опыт, обратится в службу "Душевной скорой помощи", то он может надеяться, что его выслушает терапевт или психиатр, который не будет считать его душевнобольным. Но мало кто знает об этой службе.

Я хочу обратить особое внимание на то, что даже если человек, испытавший такое неожиданное изменение восприятия, и употреблял когда-либо психоделики, нельзя рассматривать этот опыт, как «флэшбэк» — "возврат состояния". О флэшбэке я буду говорить отдельно.

Поскольку мне известно много подобных случаев, у меня складывается впечатление, что в человеческой душе существует некая заданная программа духовного развития, некий подсознательный центр, который вне зависимости от нашего сознания решает время от времени, согласно собственному расписанию, устроить себе "психоделическую разминку". При этом не учитывается, что подобное, даже кратковременное, изменение восприятия может серьезно шокировать неподготовленного человека. Подсознательный "центр управления" совершенно не заинтересован в том, чтобы сознание человека понимало, что происходит. Единственный способ общения между нашим подсознательным и сознательным разумом — язык снов. Но даже если мы помним свои сны, расшифровать их бывает достаточно трудно. У каждого человека свой собственный язык снов, и интерпретация чужих снов возможна, только когда ты полностью его изучил.