Суд волков - Жеральд Мессадье

Вернувшись домой, она подступила к Жозефу с расспросами. Тот засмеялся:

– В последний мой год в Орлеане он навестил блудницу. Пришел от нее раздосадованный и стал с остервенением мыться. Сомневаюсь, чтобы он сделал повторную попытку. Он мне жаловался: "Прекрасное занятие! Бык спарился с коровой, кстати, она корова и есть! И этим движется мир? Удивляюсь, как он еще не остановился!"

Конечно, сказала себе Жанна, блудница давно не ходила в баню, ведь цены на дрова и королевские налоги сделали мытье недоступной роскошью. Только самые богатые из продажных девок позволяют себе это удовольствие.

– Не ты ли внушил ему такое равнодушие?

– Вовсе нет. Мы очень редко говорили о подобных вещах. Он как-то спросил, влюблен ли я, а я ответил, что полюблю, когда захочу.

– Но ведь сложение у мальчика отменное!

– Вот именно, – с иронией отозвался Жозеф. – Он не носит голову между ног.

В каком-то смысле она радовалась, что Франсуа не бегает по блудницам, – ее тут интересовала не нравственность, а его здоровье. С другой стороны, тревожилась. В конце концов она спросила Жозефа, нет ли здесь пристрастия к мальчикам; тот ответил опять же с иронией:

– Такие вещи в коллежах довольно обычны. Asinus asinum fricat[40]. Но я не думаю, что у Франсуа греческие наклонности. Юноши его не интересуют.

Она подумала, что если бы у Франсуа были "греческие наклонности", взор его, несомненно, обратился бы на столь соблазнительного молодого человека, как Жозеф. И она решилась расспросить самого Франсуа. Тот не стал скрытничать.

– Полученный мною опыт достоин сожаления. Целый день нужно мыться после минутного дела. Только если мозги у меня перегреются, я еще раз соглашусь на что-либо подобное!

Мир сильно изменился со времен моей юности, подумала Жанна.

– Но ведь есть же честные девушки, – осторожно предположила она, – не одни лишь блудницы…

– Так угодно Небу, чтобы девушка, которая легко уступает одному юноше, столь же легко уступила другому. Ты слышала о неаполитанской болезни, матушка? О язве распутников[41]?

О да! И видела их омерзительные последствия, узнавала жертв этих недугов даже по походке! Ее передернуло от отвращения.

– Ты хочешь стать монахом? – все же спросила она.

– Великое Небо! – со смехом ответил он. – Об их присутствии узнаешь за десять шагов по запаху! Францисканцы учили нас, что забота о теле отвращает от Господа и что чистый дух делает чистым тело. Вследствие этого в дортуаре стояла вонь.

Тут она вспомнила, как тщательно следит за собой ее сын подобно Жозефу, он каждый день ходил в парильню, устроенную в доме, хотя раньше богатые горожане полагали, что общественную баню нужно посещать раз в месяц. Оба меняли чулки и белье с частотой, которая привела бы в негодование представителей старшего поколения. Наконец, в страхе перед постоянной угрозой со стороны вшей, блох и прочих паразитов, они немилосердно тратили неаполитанское мыло. Жанна, которая отнюдь не считала себя грязнулей, заразилась их ревностной заботой о чистоте и тоже стала начинать день с визита в парильню, где тщательно намыливала все тело. К этому же она приучила и маленького Деодата. Затем ее примеру последовала и кормилица. Сверх того, все обитатели дома после каждой еды обязательно прополаскивали рот водой, разбавленной вином с корицей, чтобы дыхание было свежим. А постельное белье регулярно ароматизировали с помощью так называемых кипрских птичек, иными словами – полотняных мешочков с душистой пудрой, которой посыпали простыни.

Это поколение научилось изысканности и деликатности, подумала она. Во времена ее молодости нельзя было оставлять парня и девушку наедине, потому что они тут же начинали щупать друг друга, а эти юноши ведут себя как монахи.

Как бы то ни было, тело как таковое не вызывало у Франсуа чрезмерного интереса.

Ладно, посмотрим, философски сказала себе Жанна. В конце концов, Анжела влюбилась, когда ей было сильно за двадцать.

Состоялся еще один философский спор – о максимах, переданных Жозефом Рене Анжуйскому. Теологи с важным видом стали порицать ту, где говорилось о потребности человека в вере и необходимости отвращать народ от верований, неугодных государям.

– Государь, – заявил самый самонадеянный из двух оппонентов Жозефа, – должен склониться перед религиозными верованиями, пусть даже и неугодными ему, если они продиктованы папой!

Они явно намекали на то, что университет подчиняется папе, а не королю Франции – со времен Карла VII и Прагматической санкции[42] это служило яблоком раздора между папским престолом и французским троном.

– Да, конечно, – ответил Жозеф, – но это не проблема веры, а проблема власти.

Придя к согласию в этом пункте, теологи соблаговолили отужинать.

20 Чернила и свинец

Осень рассыпала золотые листья и одарила плодами.

Франсуа вернулся в Орлеан на свой последний год учения. Поскольку в середине октября чума ушла из Парижа, Жозеф отправил новое послание Феррандо, чтобы сообщить ему об этом и уведомить, что они будут ждать его в особняке Дюмонслен в начале ноября.

Потом он и Жанна вновь предались сладостным наслаждениям, сознавая, что в Париже телу их будет недоставать солнца и запаха жасмина. Наконец они приняли решение отправиться в путь. Уехав в панике из-за чумы, они вернулись в город, который показался им совершенно чужим и даже враждебным: они отвыкли от столицы. Никаких садов, неистребимое зловоние, усилившееся в летний зной, озабоченные и мрачные лица людей, всецело поглощенных своими делами.

Едва войдя в особняк, они дали себе обещание уехать отсюда, как только станет возможно. Лишь пылкая радость слуг утешила их в том, что они покинули Анжер.

Жанна отправилась на рынок навестить Сибуле и, побеседовав с ним, решила увеличить ему жалованье, ибо он сумел так наладить доставку суржи, что больше ее не приходилось докупать.

– Ко мне заходил Итье, – сказал Сибуле, – чтобы передать вам деньги за аренду ферм, и доверил их мне. Тогда же он сообщил, что гораздо выгоднее выращивать только одну зерновую культуру на каждой ферме. Поэтому три ваши фермы займутся рожью, три другие – полбой, а седьмая – ячменем. Так что мы будем делать сладкую выпечку из полбяной муки, а подсоленную – из ржаной. Вино с двух ферм вполне пригодно для потребления, что экономит нам двенадцать мюи[43] медонского вина. Наконец, Итье заверил меня, что яиц и птицы более чем достаточно для трех пекарен, и я убедил Гийоме и его сестру основательно заняться пирогами с дичью.

Экономия оказалась значительной: Жанна выигрывала на этом двадцать экю в год. Сибуле превратился в успешного управителя, помогая Итье правильно распоряжаться землями и торговать. Хотя в августе и сентябре лавки не работали, потери выглядели незначительными.

– Вернетесь ли вы в Ла-Дульсад? – спросил он, отдавая ей деньги, полученные от Итье, и выручку лавки.

– Не знаю, – ответила она. – А почему вы спрашиваете?

– Итье сказал мне, что один из нотариусов Буржа хотел бы купить усадьбу в приданое своей дочери. И, между нами говоря, сам Итье был бы не прочь поселиться там с семьей. Нужно ли вам столько домов? Их содержание стоит немало, а дохода они не приносят. Вы уже и в Париж заглядываете только изредка.

При мысли о продаже Ла-Дульсада у нее защемило сердце. Но именно там волки загрызли Дени. И несмотря на другие, более счастливые воспоминания, это место всегда будет отмечено печатью смерти.

– Я отдам предпочтение Итье. Пусть предложит цену.

Затем она отправилась к Гийоме, который встретил ее как сестру. Она впервые поцеловала его.

– Хозяйка, вы хорошо сделали, что уехали. Это было невыносимо. Я трясся за жену, ведь она беременна.

За два месяца эпидемия унесла жизнь трех тысяч восьмисот человек. С точки зрения арифметики это было не слишком много для города с населением в почти сто тысяч душ, однако уцелевшие до сих пор содрогались от ужаса. Все говорили одно и то же: мы вернулись из страны мертвых. Не было перекрестка, где не горела бы свеча святому Рохусу.

Жанна навестила потом и Сидони, и птичницу: обе закричали от радости, обняли ее и угостили.

Есть ли у нее какие-нибудь вести о муже? Она покачала головой. Она старалась не думать об этом. У Жака не было даже могилы, куда можно было бы прийти помолиться. Вот почему, придя на кладбище Сен-Северен к могиле Бартелеми де Бовуа, она прочла не одну, а две молитвы.

Она обнаружила, что кладбище теперь буквально загромождено памятниками: появилось множество новых стел и свежесрубленных крестов.

Феррандо приехал с кучей подарков и вручил их Жанне с Жозефом: сапоги для верховой езды из рыжей кожи, узорчатые бархатные ткани, флаконы с душистой водой и разные ценные безделушки. Анжела отдыхала в родовой усадьбе на одном из Борромейских островов с четырехмесячной дочкой Севериной, которая чувствовала себя превосходно.