Дедушка русской авиации - Григорий Волчек

Но уже утром новая система дала сбой. Пришедший за хлебом наряд обнаружил пекарню закрытой на ключ. Сообщили Щербине. Он незамедлительно пришел, открыл пекарню своим ключом и констатировал отсутствие пекарей, готового хлеба и его полуфабриката, сиречь теста. Печка стояла холодной, топливо (дрова и мазут) не заготовлено. Щербина прошелся по гарнизону, нашел попрятавшихся пекарей (мы помним, что чутье у Щербины звериное, от него не спрячешься), привел их в пекарню, приказал ставить тесто. Пекари наотрез отказались: «Выпустите Полторацкого — будем печь!» Щербина кричал, матерился, грозил дисбатом и тюрьмой, но пекари были непреклонны. Тогда Щербина объявил об их увольнении, вызвал из автороты хлебовозку и сам поехал в Мурманск за белым хлебом. Вернулся он поздно вечером, очень злой и без хлеба — на городском хлебозаводе Щербину послали, ибо разовых поставок завод не делал, а договоров на оптовую поставку хлеба воинским частям Кирк-Ярве не существовало в природе. Тогда Щербина сунулся в ближайший поселок Мяйве, но и оттуда уехал ни с чем. На следующее утро майор вновь собрал пекарей, восстановил их в занимаемой должности и провел сеанс психотерапии, аналогичный вчерашнему. Все опять закончилось безрезультатно. Тогда майор сдался.

— Хрен с вами, мафиози! Выпущу я вашего ненаглядного Полторацкого! Ставьте тесто на завтрак!

— Когда Гоша придет, тогда и тесто поставим, — резонно заметил Джон.

Щербина матюкнулся и пошел на губу. Гошу выпустили из камеры. Пекари поставили утреннюю выпечку.

Лекарство от тоски

К Ирине Гоша заходил примерно через день. По мере приближения отъезда у Ирины усиливалась депрессия. В канун отъезда Игорь решил устроить Ирине и Сереже полноценный отходняк, для чего получил от Бубниса целый ящик водки. Ирина приготовила плотный ужин, накрыла стол. Прощание проходило под почти непрерывный звон рюмок, всех сильно развезло. Впрочем, Полторацкий этого и добивался — таким образом он решил сгладить тяжесть расставания.

Эксперимент удался. Слез и нервотрепки не было. Утром немного опухший Полторацкий пришел помогать Пелагейченкам собираться и упаковываться, он же тащил тяжеленные чемоданы до автобусной остановки. Ирина держалась молодцом. На прощанье молодые люди обменялись крепкими дружескими рукопожатиями. Ирина шепнула Игорю: «Пиши чаще, а потом приезжай! Обещай!» Игорь энергично мотнул башкой:

— Заметано! Счастливого пути!

Пока Сережа копался с вещами, Ирина быстро поцеловала Полторацкого в губы, и, не оглядываясь, зашла в автобус. Игорь помахал рукой, вернулся в пекарню, практически не закусывая, проглотил поллитра водки и плюхнулся спать.

Пора прощаний

Спокойная жизнь пекарни продолжалась недолго — на этот раз залетели Ризван, Джон и Гайк. Все произошло на удивление нелепо, еще дурнее истории с мебелью. Пекари пошли в санчасть на очередной медосмотр, а потом завернули в магазин, за что начальник патруля, молодой прапорщик, арестовал всех троих (нахождение в жилом городке без увольнительной вроде как запрещено). Троица оказалась на губе, куда незамедлительно явился и Полторацкий.

— Вы что, умом е…лись! Какой-то сраный прапор отвел вас на губу! Что за дела?

— Гоша, он пистолетом грозил! Он вообще какой-то психанутый, с такими связываться нельзя!

Гоша выругался, вернулся в пекарню, собрал кипу теплой одежды, большой пакет жратвы и послал все это с гонцом на губу. Потом он устроил короткое замыкание, сжег пульт тестомеса и лег спать. Утром пришел Щербина.

— Почему не печешь хлеб?

— Я один должен работать за четверых?

— Должен. Ставь тесто!

— Не могу — тестомес сломался.

Щербина проверил, матюкнулся и вызвал электрика. Электрик починил проводку.

— Вперед!

— Хоть вперед, хоть назад! В печке свод обвалился — топить нельзя!

Щербина приказал топить. Полторацкий пошел в кочегарку, обвалил на своде кирпичи и затопил печку. Пекарня наполнилась едким дымом.

— Туши! — крикнул зашедшийся в кашле майор. — Закрой дырку кровельной жестью, потом попробуй по новой.

Полторацкий выполнил поручение, оставив в своде щель, и снова затопил печь предварительно смоченными дровами. Снова дым, гарь, копоть. Щербина решил больше с Игорем не тягаться, и распорядился, чтобы пекарей выпустили. Полторацкий заделал дыру в своде и ритмичная работа пекарни была восстановлена.

А вскоре настала пора прощаний. Уехал домой Ризван, вернулся в родной военно-строительный отряд Джон, находившийся в Кирк-Ярве в командировке, ушел в батальон связи и с головой погрузился в дембельские аккордные работы Гайк. Когда Игорь остался один, Щербина сделал программное заявление:

— Полторацкий, с завтрашнего дня пекарня закрывается и переоборудуется в складское помещение.

— А хлеб?

— Хлеб будем возить из города и выгружать прямо в хлеборезку.

Короче говоря, без работы ты остался в продслужбе. Поэтому иди-ка ты, милый друг, обратно в свою ТЭЧ!

Так Гоша вновь оказался в родном подразделении.

Глава V

Ноябрь — февраль

Член-корреспондент из штаба

После долгого и мрачного предзимья наступила зима — суровая, малоснежная. Метели случались через день. Света становилось все меньше, наступала полярная ночь. ТЭЧ с нетерпением ждала приезда карасей. И вот они приехали — необычно поздно в этом году, уже в ноябре, в канун годовщины Октябрьской революции.

Караси подобрались приличные, многие из них были студентами, призванными в армию из вузов. После недолгого совещания двоих парней из молодого призыва приняли в борзые караси: аварца Дукаева и литовца Гедрайтиса. Дукаев прошел в борзые «по списку кавказской фракции», то есть, по просьбе Володи, а на приеме Гедрайтиса настоял Игорь. На недоуменный вопрос «Зачем нам нужен борзый „немец“?», Игорь ответил, что Гедрайтис — талантливый (играет на гитаре, поет на четырех языках, бойко танцует брейк-дэнс), спокойный, юморной и интеллигентный парень, к тому же студент, выдернутый с третьего курса Вильнюсского госуниверситета. Сельский забияка и драчун Дукаев, напротив, особой интеллигентностью не отличался, поэтому вскоре нажил себе в гарнизоне несколько влиятельных врагов, в частности, авторитетного хлебореза Касымова. Конфликт, едва не перешедший в поножовщину, вышел из-за добавки. Полторацкий счел нужным вмешаться и провести с Дукаевым краткий «разбор полетов».

— Тебе что, еды не хватает, бычара? Еще раз прыгнешь на Касымова — крупно получишь по шее! Кроме того, мне сказали, что ты взял моду тасоваться по гарнизону и искать приключений на свою черную жопу. Так вот: еще раз выйдешь из казармы без моего разрешения — получишь вдвойне!

Слово Полторацкого было для Дукаева законом — никого другого он не признавал, даже своих земляков, включая Володю.

Новым денщиком Полторацкого стал чрезвычайно расторопный карась Руденко. Как и прежние адъютанты, он располагался на верхнем ярусе над Полторацким.

Помимо организационных проблем, Гоша быстро решил и пресловутый «женский вопрос». После двух недель сексуальной гармонии с великолепной Ириной вынужденно холостая жизнь Игоря превратилась в настоящую пытку. Повторялись ШМАСовские скабрезные сны и прочая мутотень. Выручило близкое знакомство с Надей Колесник, работавшей в котельной, располагавшейся возле казармы полка. Непринужденный культурный подход, аккуратные знаки внимания, и уже через неделю Надежда была в полном распоряжении Полторацкого. Конечно, по сравнению с Ириной Надя была грубым суррогатом, но и нее были определенные преимущества. Надя, типичная «одесская шмара» (это была ее собственная квалификация), отличалась острым языком, быстрой реакцией и сексуальной раскованностью. В интимной обстановке Надя позволяла делать с собой такое, о чем Полторацкий применительно к Ирине и думать бы устыдился. Кроме того, Надя была чрезвычайно чувственной, и Полторацкий впервые в жизни столкнулся с тем, что не смог в полном объеме удовлетворить ненасытную женщину. Пришлось неуклюже отшучиваться:

— Сорри, мой стойкий боец уже не справляется, придется вызывать на подмогу член-корреспондента из штаба! (Поясним, что речь идет о хранящемся в штабе сувенире, подаренном делегацией шахтерского Донбасса — огромном, толщиной с милицейский жезл, красном карандаше в виде отбойного молотка с золотой надписью «Горняк»).

Чрезвычайные происшествия

В гарнизоне наступила «черная полоса» серьезных ЧП.

Началось все с самого настоящего международного скандала. Старший лейтенант Цымбалюк, летчик дежурной смены, вылетев на патрулирование F-15, опасно сблизился с ним над нейтральными водами Баренцева моря. Неизвестно, кто стал хулиганить первым (Цымбалюк клятвенно утверждал, что именно американский летчик начал закладывать провокационные виражи и подлетать так близко к краснозвездной машине, что можно было видеть, как этот подонок и идеологический враг приветственно-издевательски машет рукой), но в итоге Цымбалюк поддался эмоциям и пошел на таран противника. К счастью, в самый последний момент Цымбалюк все-таки включил голову и дернул ручку управления на себя. Старлея и американского агрессора спасла только удивительная маневренность «сушки». Самолет, чиркнув крылом по плоскости F-15, круто взмыл вверх, заложил крутейший вираж, несколько секунд пролетел вверх брюхом (Цымбалюк от страха забыл отжать ручку) и стал заваливаться набок. Доблестный летун с трудом выправил машину и благополучно вернулся на родной аэродром. Самолет получил минимальные повреждения — слегка помялось ребро правой плоскости (Полторацкий самолично заделывал эту вмятину — его бросили на подмогу слесарно-механической группе), а вот у американского истребителя напрочь снесло левое крыло, и он еле-еле, на предельно малой скорости, дотянул до запасного аэродрома авиабазы Киркенес.