Томление - Маргит Сандему

Даг ощутил комок в горле.

Повивальная бабка улыбалась усталой и счастливой улыбкой: она показала ему на колыбель в другом конце комнаты, над которой в тот момент склонилась Лив. Она поманила мужа к себе: глаза ее сияли.

Даг заглянул в колыбель. Там лежал новорожденный, спокойный, радостный, с нежным личиком, с рыжеватыми волосиками на макушке, с мягкой улыбкой на губах. Глазки его были закрыты. Обычно новорожденные бывают такие сморщенные, что невозможно различить у них черты лица. С этим ребенком все было иначе.

Комок в горле все не проходил. Даг ощутил теплые, соленые слезы у себя на щеке и только теперь полностью осознал, с каким страхом в душе он жил все это время.

Он тайком смахнул слезы и подошел к Ирье и Таральду.

— Как вы его назовете? Былинкой?

Таральд заулыбался.

— Конечно, ему следовало бы называться Дагом, но Ирья очень просила, чтобы одним из имен сына было имя ее собственного отца. Ведь это наш единственный ребенок. Отец Ирьи всегда мечтал о том, чтобы барон был назван его именем. И так как родился мальчик, то просьбу нельзя не исполнить.

— Разумеется. Как же зовут твоего отца, Ирья?

— Маттиас, — шепнула она.

Она совершенно потеряла голос.

— Ну, конечно же! Маттиас такое красивое имя, — ответил Даг. — Пусть мальчик получит оба этих имени. Мы позовем священника, чтобы он окрестил младенца!

Никто не задавал лишних вопрос. Все понимали, что вокруг колыбели ребенка могут кружить тролли, а ближайшим обидчиком может оказаться его сводный брат.

Лив не отрывала глаз от своего новорожденного внука. Она не знала, что руки ее дрожали от радости. Она ничего не замечала вокруг.

— Боже мой, — нежно шептала она. — Боже милостивый, помоги мне, я не имею права быть несправедливой к остальным!

Одновременно с этим Ирья очнулась от своего блаженного забытья. В душе ее пела благодарность Господу. «Слава Богу, что я сподобилась произвести на свет это маленькое чудо! Как же я оказалась избранной для этого — я, ничтожнейшее из земных созданий? Нет, Боже милостивый, я вовсе не вознеслась своей гордыней из-за того, что родила своего сына в твое Рождество. Но, может быть, ты, Господи, хотел указать мне нечто этим совпадением? Хотел испытать меня? Зазнаюсь ли я или же проявлю смирение? Я смиренно принимаю от Тебя этот великий дар. Я так счастлива была подарить моему возлюбленному этого сына. Но я продолжаю неотступно молить тебя, Боже наш: дай мне силы, укрепи меня на моем пути! Помоги мне вынести все посылаемые мне в жизни испытания, Боже праведный!»

Таральд, похоже, проникся настроением своей жены. Он не мог наглядеться на сына в колыбели.

— Много детей рождается в рождественскую ночь, — все повторял он. — Каждый год, повсюду в мире. А наш родился утром!

— Да, милые друзья, — подтвердил Даг. — Но не следует зазнаваться!

— В этом нет ничего особенного, — сказал рассудительно Тарье. — Просто Ирья немного переносила своего ребенка. И потом, она ведь зачала его не на Благовещение. Так что это простое совпадение, что наш мальчик родился в самое Рождество!

Лив мягко сказала:

— Конечно, время рождения не играет особой роли. Но взгляните в лицо этого младенца, и вы все поймете. Как сказано в псалме? Он мягкий, добрый и мирный. Именно это сразу же приходит на память.

Остальные со всей серьезностью согласились с ее словами.

Конечно же, новорожденный был обыкновенным земным созданием. Но никто не мог отрицать, что его появление было как бы лучом света в их однообразной жизни. И многие из присутствующих подумали про себя: если бы младенца увидели Силье, Тенгель и Шарлотта!

Когда Ирья думала о том, какое сокровище теперь поручается ее заботам, ее охватывал страх. Как и все матери в мире, она впадала в панику, как только ее малыш начинал вести себя беспокойно. Ах, эти страхи молодой мамы!

Маленький Маттиас был крещен в один из холодных январских дней, а крестной его была бабушка Лив. Крестьянин из Эйкебю, необычайно гордый своей ролью дедушки, тоже присутствовал в церкви со своим многочисленным семейством и слышал, как нового барона нарекали его именем.

Собственно говоря, Сесилия должна была нести мальчика в церковь, но взрослые побоялись обидеть тем самым Кольгрима. Им не хотелось пробуждать в нем чувство ревности к младшему брату или вызвать скандал в храме Божием, где Кольгрим наверняка бы закричал во все горло. Однако сама Сесилия воспротивилась такому решению и взяла Кольгрима с собой в церковь. Он тихо стоял и играл себе возле купели, пока крестили Маттиаса.

Сесилия внимательно слушала господина Мартиниуса, совершавшего таинство крещения. Она, разумеется, видела его уже во время богослужения. И священник понравился ей. Это был высокий мужчина, держащийся с достоинством, и глаза у него были немного печальны. Голос его звучал проникновенно и мягко. Он кого-то напоминал Сесилии.

И только потом девушка поняла, что священник чем-то неуловимо похож на все того же Александра Паладина. Это сходство поразило ее. Ибо если она и хотела кого-то забыть поскорее, то это именно Паладина.

Но в молодом священнике было и еще что-то, что явно указывало на его внутренние, личные проблемы, которые он, по всей видимости, носил в себе и страдал от них. Может, это были трудности религиозного характера? Нет, она так не думала, ибо он не производил впечатления человека, неустойчивого в вопросах веры.

Сесилия раздосадовано размышляла про себя, удастся ли ей когда-нибудь избежать очередной встречи с мужчинами-невротиками…

Господин Мартиниус во время проповеди частенько поднимал глаза на Сесилию и встречался с ней взглядом.

Вероятно, это младшая сестра Таральда, думал он, — та самая, которая уехала в Копенгаген, когда сам он принял этот приход. Он не мог объяснить себе, почему ее присутствие воодушевляет его. Он чувствовал себя взволнованным.

Священник бросил беглый взгляд на жену, сидевшую на своем обычном месте и взирающую на супруга. Она строго насупилась. Да, сегодня он что-то разговорился своими словами, а Жюли любит, чтобы все было чинно и строго. Он попытался сосредоточиться на главном.

И снова взглянул на Сесилию, ощутив при этом смешанное чувство радости и воодушевления. Сесилия Мейден не была столь красива, как его жена, но она обладала незаурядным умом и обаянием!

Во время крещения младенца они стояли рядом. Буквы прыгали перед глазами господина Мартиниуса, а Кольгрим все время вертелся под ногами и здорово всем мешал.

Его младший брат, этот Маттиас, совершенно необычный ребенок, думал про себя священник. Он еще никогда не встречал такого мягкого взгляда у маленьких детей. Мягкого и понимающего взгляда, если вообще можно так сказать о грудном младенце. Да, священник был по-настоящему тронут этим ребенком.