Хедин, враг мой. Том 2. «…Тот против нас!» - Ник Перумов

Древняя резко обернулась. Красиво очерченные, полные губы приоткрылись в немом изумлении.

И за ней великое множество лиц тоже повернулись к возникшему сиянию.

Облекаться плотью было бы тяжко и мучительно. Пришлось облачиться в свет.

Древняя пошатнулась, совершенно по-женски прижав ладонь к губам, когда прямо в воздухе перед нею возникла сияющая фигура мужчины, закутанного в призрачный, сотканный из лучей плащ.

– Слушайте все! – пронёсся над колоннами и склонами, над холмами и равнинами – до самых гор – спокойный, глубокий, сильный голос. Голос того, кто знает, что делать.

Толпа замерла. Повернулась, как один человек.

Хедина видели все.

– Я Хедин, владыка Сущего. Настаёт последний час этого мира, но! – Крики отчаяния, голос Познавшего Тьму твердеет, становится ещё громче, разносится ещё дальше.

– Но мы удержим его. Я удержу его. Внемлите мне, поклонитесь мне, дайте мне вашу силу!

Растерянность. Смятение. Толпа волнуется, но тут хранительница-Древняя поднимает высоко-высоко правую руку, вытягиваясь в струну.

– Слушайте великого бога Хедина, мои дорогие! – Низкий грудной голос её тоже разносится далеко окрест.

Новому Богу не составило труда произнести слова так, чтобы их поняли все, включая и Древнюю.

– Внимайте ему! Поклонитесь ему! Ибо Он – наша последняя надежда! На колени!

Люди падали. Валились так, словно у них подрубило ноги. Молитвенно протянутые руки и многоголосый стон, утробный стон отчаяния.

– Поклонитесь ему! – вновь повторила Древняя. И склонилась сама, с трудом уместившись на белом алтарном камне. – Поведай нам, великий, как снискать спасение?

Хедин смотрел на них на всех – не глазами, глаз у него не было. Потоки силы, пронизывающие этот мир, служили вернее, чем лучи отражённого света, улавливаемые обычным зрением.

Надежда. Стремительный переход от беспросветного ужаса – что это всеобщий конец, и не останется вообще ничего, ни детей, ни даже памяти – к безумной надежде. Маятник качнулся.

И сейчас, на его ходе, на его размахе – только и мог он, Хедин, надеяться что-то сделать.

– Поклонитесь мне! – загремел его голос.

Так не по-хедински. Никаких тебе хитрых планов. Сила, чистая сила. Сила верящих в тебя, сила… Спасителя.

Он ждал, когда прозвучит это слово, и оно прозвучало.

Спаситель! Спаситель! Спаситель!

Слово родилось, сорвалось с тысяч и тысяч уст – многолюдство выдохнуло его, и оно поплыло над толпой, расправляя крылья и обретая силу.

Спаситель. Они с Ракотом без борьбы отдали этот титул неведомой сущности, возникшей неведомо как, по неведомо каким законам и правилам.

Спаситель. Похоже, пришла пора вернуть себе и это звание.

Вера отчаявшихся, горячая, неистовая, охватывала Хедина подобно пожару. Он будет пылать очень недолго, но, пока горит, мало что в Упорядоченном сравнится с ним по силе.

Росчерк белого пламени рванулся вверх, в истерзанные небеса.

Хедин Познавший Тьму тянул за собой весь мир.

За его спиной пылал огонь чистой веры человеческой, источник силы, превыше которого, сознавал он, нет ничего в Упорядоченном, и даже четвёртый Источник по сравнению с ним – ничто.

Незримые путы удерживали сейчас мир, и Познавший вдруг ощутил, как давит на несуществующие плечи стремительный, бурный поток непустой пустоты.

Людская вера гнала его вперёд, и только он один способен был обратить её во что-то действенное. Равновесие летело к воронам, но никак иначе поступить он сейчас не мог. Неназываемый не получит этих несчастных.

О да, спасти один мир, оттащить его от края бездны – не значит покончить с бедой.

Но это не значит, что надо бросить бедолаг, отдать их на съедение чудовищу!

Да, пусть будут храмы, думал Познавший Тьму, натягивая незримые постромки. Пусть будут настоящие храмы, пусть о нём узнают все!

Пламя должно отгореть. Оно исполнит свой долг и угаснет, а с ним угаснем и мы, Новые Боги. Или, по крайней мере, я, Познавший Тьму. За Ракота решать не могу, но…

Мы не можем продолжать рассуждать о Равновесии и возмездии, если мимо нас проплывают целые миры лишь для того, чтобы рухнуть в пропасть Неназываемого.

И если для этого надо, чтобы мне поклонялись, значит, пусть поклоняются.

Вера обжигала. Не так уж много людей собралось вблизи того холма, может, сотня тысяч, съехавшаяся, несомненно, с обширных окрестных земель, но даже этого числа хватило, чтобы мир, преодолев напор давящей пустоты, двинулся следом за Познавшим Тьму.

Спаситель. Спаситель. Спаситель, гремело в его сознании. Истинное имя, им утраченное. Он вернёт его себе во что бы то ни стало! И себе, и Ракоту. Хороших Спасителей много не бывает.

Он тянул, тянул за собой великую тяжесть, великое обременение. Работка для бога – удерживать на краю пропасти целый мир и медленно, очень медленно оттаскивать его от гибельной глубины.

Что творилось у него за спиной – Хедин не ведал. Он знал, что стоило бы послать какие-то знамения, постараться пригасить вспыхнувшие вулканы, утишить бешенство океанов: он сейчас, словно бурлак, тянул против течения целый тяжелогружёный корабль, вокруг носа которого вздымались фонтаны пены и брызг.

Но, сколь ни была ярка, обжигающа и щедра сила нововспыхнувшей веры, поток пустоты ничуть не слабел. Познавший Тьму напрягал всего себя – всего оставшегося себя – чтобы не дать миру соскользнуть обратно в невидимую стремнину, что унесла бы его к ждущей пасти Неназываемого.

Неожиданно слуха его достиг голос – низкий голос соломенноволосой великанши-Древней с золотым серпом за узорным поясом:

– Люди понесли слово о тебе, великий бог. Я помогла им, насколько смогла. Твой лик увидят. Твоё слово услышат. Вера в тебя умножится. Пусть малая помощь наша хоть в чём-то посодействует тебе на многотрудном пути, великий!..

И помощь действительно пришла. Не сразу, не вдруг, но к горячим струйкам силы, что текли к Хедину из спасаемого им мира, стали прибавляться новые, новые и новые.

…Он их вытянул. Вытянул – так и хотелось сказать – в спокойные воды, в тихую гавань, где пустота уже не обрушивалась на них сметающим всё горным селем. Они миновали границу, где начинали работу потерявшие меру и строй старые чары, творившие клетку для Неназываемого.

Корни мира утрачены. Если его просто оставить – он вновь начнёт дрейфовать, сперва медленно, затем всё быстрее и быстрее, словно унесённый разливом плот в половодье, пока вновь не окажется там, где был, – за чертой, у бездны.

Мир надо укоренить, словно дерево, раз он уже спасён. Обетованное… Обетованное держится. Да и Ракот вовремя подоспел на помощь. Сигрлинн…

«Всё по-прежнему, – хладнокровно заметил Наблюдающий. – Сражаются».

Пусть сражается. Пока всё идёт именно так, как он и задумал.

«Если она победит, не оберёшься бед, – заметил Действующий. – Чего ты медлишь, останови её, пока Равновесие…»

«Големы, – вновь подумал Хедин. – Обособившиеся части меня, конструкты. Не слушай их, не думай, как об отдельных личностях. Настоящая личность настоящего Хедина осталась там, в провалах Неназываемого. Ты сам – лишь копия, перенесённая сквозь непробиваемый иными средствами барьер.

Истинный Хедин остался позади, – подумал Познавший Тьму. – Я есть он, и он есть я… но это именно он спустился в бездну, отлично зная, что назад дороги не будет. И принял это.

Поэтому остаётся только тянуть, тянуть от гибельного края этот ничем не примечательный мир с его обитателями, тянуть и гнать от себя мысли о проклятом и мстительном Равновесии».

Мир укоренялся на новом месте, а сам Познавший Тьму спустился в него «во всей славе своей», как писали потом тамошние летописцы. По-прежнему не облекаясь плотью, сияющим, светящимся исполином он шагал по градам и весям, и всюду его встречали коленопреклонённые толпы.

Тысячи, тысячи и тысячи. Бессчётные многолюдства.

Древние. Их оставалось в том мире совсем немного, едва ли десятка полтора, однако они явились все, вызвав немалую панику и чуть ли не давку.

Впрочем, неудивительно, ибо иные из явившихся старых хозяев мира выглядели, мягко говоря, неаппетитно.

Один (или одна, или одно) вообще являл собой лишь громадную зубастую пасть, со множеством коротких лапок, словно у чудовищной многоножки. Обитал он (или она, или оно) на океанском дне, прибыл, весь покрытый какими-то водорослями…

Познавший Тьму знал, что делает. Падающие на колени толпы ничуть не радовали, более того, огорчали. Они с Ракотом хотели сделаться незримыми богами, чтобы всё шло само собой, естественным порядком, – и не удалось.

Он знал, кого напоминает себе, шествуя светоносным бесплотным великаном от града к граду, от страны к стране.

Пресветлого Ямерта.