Когда шатается трон - Андрей Ильин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот они, ваши отказники. Берите их и грузите в машину. Или вы думали, мы вас без присмотра оставим?
– Но как же так?.. А если бы они, когда их брали, начали стрелять или закричали? У них ведь и гранаты при себе имеются…
– И что? Пусть стреляют, пусть взрывают сколько душе угодно.
Кто-то из штатских, усмехнувшись, выдернул из кармана пистолет и выпалил в небо всю обойму. Заорал радостно в полное горло:
– Эй, кто слышит меня, отзовись!.. Никто не слышит! Нет здесь никого!
– А охрана?
– Нет охраны. И Жукова. И генералов. И объекта нет. Никого нет! Лес тут на сто вёрст. Глухомань с сугробами и зверьём. И толпа недоумков в полной выкладке и при оружии.
– Но как же…
– Так.
– Выходит, проверочка это была, – мотнул головой Абвер. – Опять проверочка!
– Выходит. И выдержали ее не все, о чём разговор будет особый. Хреново вы воспитываете личный состав! Или вы считали, вас вот так, не пощупав за причиндалы, на маршалов бросят? А если у вас коленки подогнутся? Вот теперь – может быть. Хотя не факт, что следующий выезд тоже не окажется учебным. И следующий… Можете считать, что по итогам учений вы получили неуд. Впрочем… предателей мы выявили, что немаловажно… А остальные… По остальным не здесь решать и не нам.
Уже «дома», в шарашке, командиры опрокинули по стакану спирта.
– Крепко нас за жабры взяли, так что не вздохнуть не пикнуть. Это ведь никогда не узнать, в бой тебя посылают или в дерьмо по ноздри окунают… – выругался Кавторанг.
– А ты привык, когда только чёрное или белое, без оттенков?
– Привык, – ответил Кавторанг. – На передке всё в открытую, без вывертов. Бой, значит, бой – ура! – в атаку, занял плацдарм – вцепись когтями. Немец прёт – держись до последнего, хоть зубы до дёсен искроши. Фриц, он тоже без подстав – такой же пехотинец, воюет как умеет, как по уставу положено. И даже особисты свои в доску мужики. Да, могут шлёпнуть в затылок по законам военного времени, но так измываться не будут. И даже в штрафбате… Не моё это, чтобы вот так, с подковыркой, чтобы каждого подозревать и проверочки ему чинить.
– А как иначе, Кавторанг? Иначе нельзя, доверяй, но… проверяй, – зло ответил Абвер.
– И тебя проверять?
– И меня. И всех. Человек – не железо, со всех сторон его гнёт и корёжит. За просто так, за глазки голубые никому верить нельзя. Сегодня ты герой и друг распрекрасный, а завтра… Слаб человек и через слабость свою много дров наломать может. Ты ведь и сам людишек, которые по трусости своей побежали, шлёпал. Было?
– Было. Только там всё как на ладони – сразу видно, кто чего стоит. Если ты трус и паникёр – получай свою заслуженную пулю в лоб, если герой – вешай медаль на грудь. Друг, значит, друг. Враг, значит, враг.
– А на зоне? – спросил Крюк.
– Что «на зоне»?.. Там тоже всё ясно: тут блатные, здесь мужики, на вышках во́хра, в кабинете – прокурор.
– А кум?
– Куму я сразу всё объяснил, что почём. Не захочешь под него ложиться – никто не заставит. А здесь ни чертаˊ не понять – кто ты, за кого, против кого? Не умею я такие шарады разгадывать и не хочу!
– Тогда, считай, повезло тебе, как той гимназистке, что в публичном доме, умудрилась невинность сохранить, – усмехнулся Абвер.
– Может, и повезло… Повезло, что жив на войне остался. А может, и нет, коли до такого дожил. Лучше бы я там, на передке, кости сложил или в штрафбате…
* * *
Папка была серая, листочки пронумерованные, вопросы как под копирку.
– Двенадцатого июля сего года вы, без суда и следствия, единоличным своим решением расстреляли трех военнослужащих: Степанова С.П., Арутюняна Г.Т. и Абдулаева А.С. Вот протоколы допросов рядовых, присутствовавших при расстреле, показания командиров, рапорт политрука Кожевникова… Вы признаете свою вину?
– Факт – да, вину – нет. Я не военнослужащих расстрелял, а паникёров, трусов и предателей, которые к немцам драпануть хотели.
– Откуда такая уверенность?
– Я их жопы в бинокль видел, когда они к фрицам ползли. Еле перехватить успели. Двух бойцов из-за них потеряли. Если бы я их не приговорил к высшей мере и не шлёпнул, то и другие драпануть могли. Или их что, отпустить надо было?
– Нет, задержать и передать соответствующим органам для проведения следствия и вынесения приговора. По закону. А вы учинили самоуправство.
– Где бы я взял на пятачке «соответствующие органы»? Они там, в тылу, остались.
– Надо было переправить задержанных с ближайшим транспортом.
– У меня все транспорты на подходах немцы топили, а если кто прорывался, мы палубы ранеными заполняли. Нет у меня лишних мест для дезертиров.
– Послушай, Кавторанг, лично мне ты симпатичен, и я тебя понимаю. Но есть закон. И есть рапорт политрука Кожевникова. На хрена ты их перед строем шлёпнул, не мог тихо, в окопчике, пристрелить, чтобы никто не видел? Или в поле, и списать на боевые потери. А ты спектакль устроил… Шапито со зрителями… Теперь делу обратного хода нет. Налицо превышение служебных полномочий.
– Я же говорю: они к немцам хотели…
– А доказательства где? Вот, к примеру, Кожевников не исключает, что они хотели «языка» добыть или патроны на нейтральной полосе собрать.
– Откуда он это может знать, когда носа из блиндажа не высовывал? Сука…
– Это уже лирика. Есть факт самоуправства, есть рапорт, показания свидетелей и никаких обеляющих доказательств.
– Что мне будет?
– Это трибунал решит. Скорее всего, если по совокупности – расстрел. Я, конечно, смягчу как смогу, но и ты должен помочь следствию, вину свою осознать, а не брать нас на глотку. Может, штрафбатом отделаешься… Хотя чем штрафбат от высшей меры отличается?..
– Проходи, Кавторанг. За что к нам, в штрафбат?
– За превышение.
– Что, с каким-нибудь генералом бабу не поделил? – Майор пролистнул «сопроводиловку». – Понятно. Садись. Чай будешь? Вот шоколад немецкий, вчера разведка притащила.
Странная встреча, не по уставу, никто во фрунт не стро́ит.
– Удивляешься? Привыкай. Я такой же офицер, как и ты, только при погонах. И в звании на два шажка ниже. У нас тут всё по-простому, иначе нельзя, иначе в первой же атаке пульку схлопочешь. Там, в углу, сапоги немецкие, бери вместо своих обмоток, в окопах грязи по колено. Ну да,
