Позади Москва - Сергей Анисимов

Только сутки спустя, после нескольких эпизодов ранга «серьезная ситуация» и двух десятков часов непрерывного нахождения в ситуации едва попроще этого, до капитан-лейтенанта дошло, что парень не выделывается. Он действительно был таким, каким был. Знающим дорожную сеть области, знающим несколько иностранных языков, включая польский, спокойным и уверенным в себе и способным заражать этой уверенностью других. Им это пригодилось несколько раз подряд: в каждом эпизоде общения с местными жителями. При этом еще раз: парень совершенно не был суперменом и не корчил из себя супермена. Машину он водил весьма средне, а стрелял, по собственному признанию, посредственно – мало было практики. Но покажите мне курсанта-моряка, у которого бывало много стрелковой практики… Впечатления физически сильного человека он не производил, хотя двигался хорошо: может быть, в драке он будет не хуже других. А еще Роман имел дурную привычку иногда молчать, когда к нему обращаются. Такое можно было бы списать на контузию или психический шок, но капитан-лейтенант отлично знал, что контузии у него не было, а «шок» не сочетался со всем остальным его поведением.

Следующие двое суток они провели, бестолково ползая по району. Тыкались туда и сюда, в разные поселки и деревни, пытаясь выгадать очередные километры к своей цели. Дремали по очереди, иногда на ходу. Ползли на минимальной скорости по пустым, заметенным снегом однополосным асфальтовым дорогам почти без следов шин и изредка, рискуя, по лесным. Глушили двигатель, когда далеко впереди показывались дома, выдвигали «пешую разведку». Причем почти всегда одну и ту же – курсанта Сивого. Курсант Иванов, который Дима, постепенно чувствовал себя все хуже, глаза у него начали косить, и разведчик из него был никакой. Ко вторнику ему стало чуть лучше, а к среде 20-го снова хуже, и это заставляло капитан-лейтенанта переживать. Судя по всему, он ошибся, не решившись оставить парня отлеживаться в городе, у доброй учительницы. Черт знает, во что бы все это вылилось там, но если не вдаваться в рассуждения, такое решение казалось теперь явно ошибочным. Иногда он ходил «в разведку» сам, и каждый раз случалась какая-нибудь ерунда. Более-менее нормально он справлялся, только когда задача была в стиле многочисленных кино про партизан. Он с трудом сдерживал желание спросить замогильным голосом: «Бабка, немцы в селе есть?» – спрашивал нормально, по-человечески. Со всеми прочими вариантами было труднее. Ни обогрева для ребят, ни еды ему ни разу выпросить не удалось, а информация, которая важнее хлеба, скармливалась ему или урывками, на фоне «иди отсюда быстрее, не дай бог увидят нас!», или с откровенным злорадством. Для нестарого еще капитан-лейтенанта, половину взрослой жизни отдавшего флоту России, было настоящим шоком осознать, как много людей приветствует начало вторжения. Или его просто не пускали на порог ни одного дома, или еще что похуже. В один из разов нервы не выдержали. Он сунулся во двор прилично выглядящего дома, стоящего отдельно от других на полдороге между Прудами и Грибоедово. Раз не деревня, а отдельно стоящий дом по пути, то прямой необходимости в отнимающей много времени «пешей разведке» не было. Но на коньковой крыше дома торчали аж две спутниковые тарелки, и здесь можно было надеяться получить сведения о происходящем и в Калининградской области, и в стране в целом. Возможно, что у хозяев не было собственного генератора, от которого можно было питаться при отключениях внешней сети, но трудно было сомневаться в том, что, когда питание есть, все телевизоры в доме будут включены одновременно. Как и везде в мире.

Сдав назад и уже почти привычно оставив машину с выключенным двигателем глубоко на обочине, в пяти десятках метров от торчащего впереди дома, они после двухсекундного обсуждения разделились. Курсант Иванов остался сидеть в теплом салоне, а курсант Сивый с автоматом засел за кустами на полдороге между автомобилем и домом. Капитан-лейтенант спокойно прошел мимо ворот еще метров двадцать, до самого конца забора, и убедился, что дальше по дороге ничего неожиданного не происходит. Дорога делала здесь изгиб, но в 500–600 метрах впереди уже виднелись крыши домов Грибоедово с отдельными тонкими столбиками дыма. Потом он вернулся назад. Как это бывает с недостроями, хозяева дома и участка оставили в заборе со стороны подъездной дороги довольно широкий проем, достаточный, чтобы во двор могла задом въехать любая большегрузная машина. Через него он и зашел, и тут же дверь дома отворилась. Сначала из двери вылетела собака, похожая в прыжке с поджатыми лапами на огромный рыже-черный шар. Она слетела с высокого крыльца за секунду, почти не касаясь земли, и бросилась навстречу застывшему на месте офицеру, не разевая рта, в абсолютном молчании.

– Герда, стоять. Стоять, я сказал. Фу!

Собака вильнула вбок и остановилась. Это был хороший крупный ротвейлер, с широкой бесстрастной мордой. Судя по имени она, то есть сука. Помимо собственной воли, рука капитан-лейтенанта сунулась в карман, легла на рукоять пистолета. Выдернуть его секунда, взвести и снять с предохранителя – еще две. Ротвейлер обходил его полукругом, по-прежнему в зловещем молчании, даже без рыка. От него не хотелось отводить взгляда, но нужно было посмотреть на человека, силуэт которого виднелся на том же крыльце.

– Кто такой, чего надо?

Человек был не очень высоким, но широкоплечим. Лет ему было, наверное, около пятидесяти, коротко подстриженный, одет в светло-серый легкий бодлон и черные брюки. В целом он был похож на бизнесмена средней руки, а то и побогаче среднего. Дом и забор с воротами не выглядели слишком уж шикарными, а вот лицо оставляло серьезное впечатление. Чистое, властное лицо уверенного в себе человека.

– Я капитан-лейтенант ВМФ России Дмитриев, со мной два курсанта. Мы двигаемся на восток, к нашим. Мы хотели попросить…

– Хотели, а?

Капитан-лейтенант не собирался выделять паузу интонацией, хозяин дома просто оборвал его на полуслове.

– Хотели, так перехотите. «Вы хотите» и «вам нужно» – вот и все, что я слышу. Ни разу не пришел кто-нить твоего рода, да не предложил мне что-нить без-воз-мездно.

Последнее слово хозяин дома произнес с такой интонацией, что капитан-лейтенант изготовился окончательно. Развернулся полубоком, заслоняя правую руку телом. Снова посмотрел на приблизившуюся и остановившуюся собаку.

– Мы защищаем Родину, – сухо и коротко произнес он. – Началось вторжение, очередное.

Человек на крыльце раскатисто фыркнул.

– Получше тебя я это знаю. Родину они защищают… Скорей бы вас переловили уже всех да развесили на елках.

– Что?

Ему показалось, что он ослышался: настолько ненормальными, невозможными были эти слова.

– Что слышал. Всех вас по концлагерям рассадят, ублюдки. Пятнадцать миллионов оставят, как Тэтчер предлагала.

Мужчина замолчал, а ротвейлерша, на которую капитан-лейтенант то и дело переводил взгляд, подошла еще на шаг.

– А ты что, не русский? – наконец спросил он.

– Я? Я русский. Но я из тех русских, какие вас всегда на конюшнях пороли, а особо наглых и на воротах вешали. И вот сейчас начнут пороть и вешать, а я показывать буду, кого в первую очередь, кого во вторую, а кого и оставить можно, пригодится. Ну, чего-то ты там хотел?

Капитан-лейтенант видел, что хозяин дома его не боится, совсем. Формы, погон на плечах – за ними уже ничего не стояло, никакой силы. А вот у него самого под рукой, на широких перилах крыльца плашмя лежал пистолет. Упомянутых курсантов рядом видно не было, проехавшая мимо, а затем вернувшаяся назад машина была далеко не бронетранспортером. Что от военнослужащих Вооруженных сил РФ, включая офицеров, берегут стрелковое оружие пуще глаза – это знали даже дети. Вокруг со всех четырех сторон – бригады и отдельные батальоны «миротворческих сил». В общем, баланс был понятен.

– Так что, ничего не хочешь больше, а? Ни погреться там, ни курнуть попросить? Ну и хорошо. Тогда топай, пока я добрый. Герда, стоять! Пусть топает.

Капитан-лейтенант отлично понимал, что хозяин дома совершенно прав. Нужно было двигаться со двора к этому же проему в заборе, пятясь, чтобы не спровоцировать собаку и его самого. Вернуться на те же десятки метров, сесть в машину и уехать, радуясь, что на него не спустили собаку, сильного и тренированного охранника. Не выстрелили, как случилось позавчера. Надо было.

– А то, может, оставить тебя? Или вас даже трое? Будете работать. Жить можете там вот. – Он вяло махнул левой рукой в сторону Грибоедово. Правая по-прежнему лежала на пистолете, ствол которого смотрел в его сторону из-за вертикальной стойки, поддерживающей крышу крыльца. – Поутру будете приходить пораньше, и я буду говорить, что…

– Мы защищаем Родину, – глухо повторил капитан-лейтенант ту же прежнюю фразу.

– А-а… – Мужчина тут же изменил тон. – Ну, смотри, защитничек. Газовых камер на всех хватит, я надеюсь.