Сборник сборников - Рэй Брэдбери

– Когда я был молод, я был полон самых невероятных замыслов и идей. Я перечитал все книги одного француза. Его звали Жюль Верн. Я вижу, вам знакомо это имя. Во сне я часто видел себя изобретателем. Теперь это прошло. Я ничего не изобрел. Но я хорошо помню машину, которую хотел изобрести. Она должна была помочь людям понимать друг друга. Она состояла из запахов и красок, в ней был проекционный фонарь, как в киноаппарате, а сама она напоминала гроб. Человек ложился в нее и нажимал кнопку, и в течение целого часа он был то эскимосом на льдине, то арабом на коне. Вы могли испытывать все, что испытывал житель Нью-Йорка, вдыхали запахи, которые вдыхал швед, вкушали блюда, которые ел китаец. Машина была вашим вторым "я". Вы меня понимаете? Нажимая ее кнопки, вы могли становиться то белым, то желтым, то черным. Вы могли стать даже ребенком или женщиной, если бы вам вдруг захотелось.

Муж и жена вышли из автомобиля.

– Вы пытались изобрести такую машину?

– Да, но это было очень давно. Я совсем забыл о ней, а вот сегодня вспомнил. Сегодня, подумал я, она как никогда пригодилась бы нам, она очень нужна именно сегодня. Как жаль, что мне не удалось ее создать. Но когда-нибудь это сделают за меня другие.

– Да, когда-нибудь, – промолвил Джон Уэбб.

– Я рад, что побеседовал с вами, – сказал старик. – Да хранит вас Бог.

– Adios, senior Гарсиа, – ответили они.

Машина медленно тронулась в облаке пара. С минуту они провожали ее взглядом. Затем муж молча взял жену за руку.

Они пешком вошли в небольшой городок Колонию. Они шли мимо маленьких лавчонок, открытой мясной лавки carneceria, парикмахерской. Люди останавливались и долго глядели им вслед. Каждые несколько секунд рука Уэбба осторожно и незаметно ощупывала револьвер в кобуре под мышкой, касаясь его легонько и бережно, словно нарыва, который с каждой минутой становился все больше и причинял боль.

В мощеном дворике отеля «Эспоза» было прохладно как в гроте под сенью голубого водопада. Пели птицы в клетках, а шаги отдавались эхом, гулким и неожиданно звонким, словно короткие выстрелы.

– Помнишь? Мы останавливались здесь несколько лет назад, – сказал Уэбб, помогая жене подняться по ступенькам. Они стояли в тени грота, наслаждаясь его синей прохладой.

– Senior Эспоза, – промолвил Джон Уэбб, когда навстречу им из-за конторки вышел тучный человек. – Вы помните меня? Я – Джон Уэбб. Пять лет назад мы всю ночь напролет играли с вами в карты.

– Конечно, конечно. – Сеньор Эспоза отвесил даме поклон и быстро пожал гостям руки. Наступило неловкое молчание.

Уэбб откашлялся.

– Мы попали в затруднительное положение, senior. Не могли бы мы остановиться в вашем отеле, только на одни сутки?

– Ваши деньги всегда здесь в цене.

– Значит, вы не отказываете нам? Я уплачу вперед. Видит Бог, нам необходим отдых. А еще больше нам нужен бензин.

Леонора тронула мужа за рукав:

– Ты забыл, что у нас нет машины.

– Ах да. – Он умолк, а потом, вздохнув, сказал: – Ну что ж. Бог с ним, с бензином. Когда идет ближайший автобус в столицу?

– Я обо всем позабочусь, – засуетился сеньор Эспоза. – Сюда, пожалуйста.

Поднимаясь по лестнице, они услышали шум. Взглянув в окно, они увидели свою машину. Она описывала круги по площади, набитая до отказа кричащими и смеющимися людьми, висящими даже на подножках. За машиной бежали дети и собаки.

– Неплохо иметь такую машину, – сказал сеньор Эспоза.

В комнате на третьем этаже Эспоза наполнил три стакана прохладным вином.

– За перемены, – сказал сеньор Эспоза.

– Охотно выпью, за них.

Они выпили. Сеньор Эспоза облизнул губы, а затем вытер их рукавом.

– Перемены всегда застают врасплох и удивляют. Это безумие, это так неожиданно, говорим мы. Это невероятно. А теперь… Во всяком случае, вы здесь в безопасности. Примите ванну, поужинайте. Я могу предоставить вам комнату только на один день, чтобы отплатить за вашу доброту ко мне пять лет назад.

– А завтра?

– Завтра? Только не вздумайте ехать в столицу на автобусе. В столице неспокойно. Убито несколько североамериканцев. Но это все ненадолго. Это пройдет через несколько дней. Но эти несколько дней, пока не улягутся страсти, вы должны быть очень осторожны. Многие в корыстных целях постараются воспользоваться этими днями, senior. В эти сорок восемь часов, используя невиданную вспышку национализма, они постараются оказать свое влияние. Личное тщеславие и патриотизм – так трудно теперь отличить их, senior. Поэтому пока вам надо где-нибудь укрыться. Но где, вот вопрос. Через несколько часов в городе станет известно, что вы здесь. Это может повредить моему отелю. Как знать.

– Мы вас понимаем. Вы очень добры, что согласились сделать для нас хотя бы это.

– Если вам понадобится что-нибудь, позовите меня. – Эспоза допил остаток вина в стакане. – Оставьте себе вино, – сказал он, указывая на бутылку.

В девять вечера начался фейерверк. Сначала взлетела в небо одна ракета, за ней взвилась и лопнула другая, нарисовав причудливый узор на черном бархате неба. Каждая из следующих одна за другой ракет в конце своего полета, взрываясь, прочерчивала небо красно-белыми штрихами, и казалось, что вверху обрисовываются контуры какого-то величественного и прекрасного собора.

Леонора и Джон Уэбб стояли у открытого окна темной комнаты, смотрели и прислушивались. По мере того как спустилась ночь, на улицах города становилось все многолюднее; толпы стекались в город со всех концов, по всем дорогам и тропинкам. Взявшись за руки, с песнями и криками, подражая лаю собак, крику петухов, они плясали на площади. Устав, они тут же опускались на плиты тротуаров и, смеясь, подняв голову кверху, следили за огнями фейерверков, бросавшими яркие отсветы на их запрокинутые лица. Глухо заухал и засвистел духовой оркестр.

– Итак, вот к чему мы пришли после многовекового господства, – сказал Джон Уэбб. – Вот что осталось от нашего превосходства: мы в темной комнате отеля, в городишке, расположенном в самом сердце ликующего вражеского стана.

– Надо постараться понять их.

– Ты думаешь, я не старался с тех самых пор, как помню себя? Отчасти я даже рад, что они счастливы. Видит Бог, они долго ждали этого дня. Но я хотел бы знать, надолго ли это. Теперь, когда главный виновник уничтожен, кого будут винить они в своем бесправии, кто будет так же бесспорно виновен и так же легко доступен для расправы, как мы с тобой или человек, который ночевал здесь до нас?

– Не знаю.

– Ведь мы очень подходим для этого. И человек, который жил здесь до нас, тоже очень подходит, он просто сам напрашивается на это. Он откровенно смеялся над их государственными системами. Он наотрез отказывался выучить хотя бы слово по-испански. Пусть они учат английский, черт побери, и говорят наконец на человеческом языке. Он слишком много пил и распутничал с их женщинами. – Он умолк, отпрянув от окна, и окинул взглядом комнату.