Горячие моторы. Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста. 1940–1941 - Гельмут Гюнтер

Мороз быстро прогнал остаточные явления минувшего вечера. Последние километры я проехал на попутном грузовике и все же добрался до 10-й танковой дивизии. Быстро передав донесение кому положено, я доложил о приключившемся со мной обер-лейтенанту. Он проявил понимание и отправил меня на штабном автомобиле туда, где я спрятал свой мотоцикл. Шофер не забыл прихватить и канистру с бензином.

Наконец я снова на своем коне! Проявление подобной бескорыстной щедрости было скорее исключением из правил. Но мы были в дружеских отношениях с 10-й танковой дивизией. Попади я в другое соединение, туго бы пришлось. Я вернулся к своим, когда уже начинало темнеть, и был безмерно рад, что сумел вернуться засветло. А то сидеть бы мне в темноте на морозе и в открытом поле.

Пару дней спустя мы наступали по длинной и широкой долине. Покрытые снегом сосны смотрелись весьма живописно. За поворотом вдалеке показались огоньки. Видимо, деревня. И я представил, как здорово было бы присесть у теплой печки. А как здорово было бы оказаться дома! Интересно, выпадет ли мне возможность посидеть с отцом за столом? Или эта страна проглотит нас всех с потрохами? Какой смысл забивать голову пустопорожними мечтаниями?!

На главной улице деревни роты разбились, солдаты расходились по домам.

– Давай сюда, Гельмут! Я нашел классное местечко!

Альберт, находившийся при адъютанте в ходе нашего наступления, провел меня в избу на самой окраине села. В доме было на самом деле натоплено, Вернер уже расположился там. Сидя на чистой длинной скамейке, он перебирал струны гитары.

– С прибытием тебя, старина пират! Ты, как всегда, вовремя! – усмехнулся он, разыгрывая из себя гостеприимного хозяина.

Но истинными хозяевами в этом чистеньком доме оказались две пожилые женщины, родные сестры. Большое помещение служило и кухней. В левом углу висела совершенно роскошная икона. До этого нам не раз приходилось ночевать в деревенских домах, больше напоминавших хлев, чем жилые помещения, но впервые мы попали в такую чистую и уютную избушку. Это было нечто нетипичное для России. Может, все оттого, что Москва была рядом?

Никаких дел, кроме отдыха, у нас не было. И вечер прошел лучше некуда. Две женщины с улыбкой слушали, как Вернер поет казачьи песни. Стенька Разин не раз перевернулся в могиле от наших попыток петь по-русски.

Последний рывок

Батальон приготовился к атаке. Атаковать предстояло во взаимодействии с подразделениями нашего танкового батальона. Мы залегли за деревьями и кучами земли в перелеске. И ждали, что будет. Танки продвинулись за нами, впереди разместились противотанковые орудия и все, кто собрался в атаку. Приказ атаковать был для нас словно снег на голову. Предыдущую ночь мы провели в деревне и в условиях, даже отдаленно не напоминавших те, в которых мы останавливались всего пару дней назад. Единственным утешением было то, что вечером нам выдали довольствие, а также положенные нам нормированные продукты. Это и позволило нам хотя бы на время позабыть о просевших крышах, щелях в стенах и полах, через которые свистал ветер.

Ни у кого не было ни малейшего желания спать в кишащих клопами помещениях, поэтому всю ночь так и проиграли в двадцать одно. Альберт просадил несколько сотен марок. Лойсль, который был в выигрыше, усмехался:

– На эти денежки можно небольшую ферму прикупить!

И сунул пачку купюр в бельевой мешок. Неплохую сумму выиграл и связной 2-й роты. Вернер, Альберт, Герд и я продулись. Ну и что с того? Может, пару-тройку дней спустя нам повезет больше, и мы обчистим кого-нибудь из своих товарищей? И потом, куда здесь девать эти деньги? Здесь превыше всего ценились спички, свечи для двигателей да растопка для полевых печек. Здесь не было ни кабаков, ни магазинов, где эти деньги можно было бы потратить. Для нас деньги превратились в жетоны для карточных игр. Неудивительно, что «сбор зимней помощи» 1941–1942 годов вылился в нашей дивизии в астрономические суммы.

В газете моего родного города писали:

«ДИВИЗИЯ СС ЖЕРТВУЕТ 862 785 РЕЙХСМАРОК!

Берлин. 1 марта. Дивизия СС пожертвовала 862 785 рейхсмарок на «зимнюю помощь». Эта сумма была собрана в боевых частях дивизии, участвующей в операциях против большевиков, проводимых в исключительно сложных условиях. Служащие дивизии не только целиком и полностью отдают себя военной службе за фюрера и Германию, демонстрируя бесстрашие и отвагу, но и жертвуют личные средства в фонд «зимней помощи», и это вызывает искреннее восхищение…»

На слух недурно, верно?

Непосредственно перед атакой нам раздали сухой паек и почту. Надо было освободить площадь кузовов грузовиков, отправлявшихся в тыл для доставки нам всего необходимого для ведения боевых действий.

Мы сидели на корточках на скованной морозом, покрытой снегом земле. В любую минуту мог начаться бой. Времени оставалось лишь на прочтение писем из дома, да и то на ходу – пока мы двигались вслед за танками. Я видел нескольких мотоциклистов, привязавших буханки хлеба веревками к спине. У многих на голове были русские меховые шапки. Очень популярные были «позаимствованные» у русских валенки – теплая зимняя обувь из валяной шерсти. Бог ты мой – мы представляли собой настоящее сборище!

Теперь мы уже мало походили на вышагивавших строевым шагом на парадах молодцов в начищенных до зеркального блеска сапогах и идеально подогнанной и отглаженной форме, вызывавших восторженные крики и рукоплескания толпы. Теперь нам было в высшей степени наплевать, как мы выглядим и на кого похожи. Девчонок здесь не было, так что глазеть на нас некому! Понятно, что господа офицеры пробовали поначалу возмущаться таким явным нарушением формы одежды, но потом отстали, потому что сами стали напяливать все, что под руку попадало, – лишь бы уберечься от этого жуткого пронизывавшего до костей мороза с ветром. Все и так знали свое начальство. Так что офицер-новичок или прибывший к нам из другого подразделения вполне мог ожидать, что кто-нибудь из рядовых дружески похлопает его по плечу и попросит прикурить, по ошибке приняв за своего товарища. Ну а если, приглядевшись, узнает, кто он есть на самом деле – гауптман или обер-лейтенант, – тоже не беда, на войне ведь всякое бывает.

Однажды на дезинсекционном пункте в Рославле я хлопнул по спине стоящего впереди и попросил у него полотенце – свое я превратил в ветошь для протирания мотоцикла. Он без слов дал мне полотенце. А уже когда мы переодевались, увидел, что я столь фамильярно обошелся с фельдфебелем из люфтваффе. Я уже похолодел от страха, но фельдфебель вполне дружелюбно улыбнулся мне и кивнул.

Наш новый адъютант оберштурмфюрер Забель вызвал к себе нас с Вернером. И приказал следовать за танком, в котором передвигался наш Старик. Когда мы вышли от него, Вернер недоуменно взглянул на меня:

– Он что, спятил?

– Ох, Вернер, чего ты так разволновался? Святому Петру наплевать, на чем мы прибудем в рай – пешком или на мотоциклах, – решительно ответил я.

И спросил себя: а к чему, собственно, радиосвязь в танках? Впрочем, какого дьявола забивать себе всем этим башку? Не в первый и уж точно не в последний раз нам отдавали идиотские приказы. Оберштурмфюрер Забель являл собой полную противоположность своим предшественникам. Если те были офицерами и командирами в истинном смысле слова, Земель представлял собой типичный ходульный образ «военного» – высокомерного, официозного, застегнутого на все пуговицы. Но и это нам предстояло вытерпеть!

Осторожно, стараясь не бросаться в глаза, мы направились к мотоциклам. Гром и вой шестиствольных минометов застал нас врасплох. Атака началась! Гремело и выло так, будто пара тысяч котов враз затянули мартовскую песнь. На противоположной стороне заснеженного поля, там, где едва различимо в дыму чернел лес, окопались русские. Над лесом вздымалось ввысь пронизанное вспышками разрывов громадное серовато-желтое облако. Шестиствольные минометы расположились, видимо, не очень далеко позади нас – над нашими головами снова и снова с воем проносились мины. Ну, друзья-товарищи в лесу, дождались? Теперь вам точно конец! Наша тяжелая артиллерия доказывала, что пока что не вышла из игры.

Начался второй акт драмы. Подошла наша очередь. Разумеется, русские артиллеристы тоже не дремали и из кожи вон лезли, чтобы внести свой вклад в светопреставление. Но их снаряды ложились далеко в нашем тылу и предназначались для танков, но бронетехника уже успела выдвинуться достаточно далеко.

Ревели двигатели, первые танки шли вперед, сминая кустарник. Приближалась и машина типа Pz IV, в которой сидел Старик. Мы, запустив двигатели, пристроились позади этого танка. Подразделения мотоциклистов, рассредоточившись, продвигались вперед. Белое поле, совершенно безлюдное и неживое еще каких-нибудь десять минут назад, пришло в движение. Слева наступало несколько бойцов 3-й роты – увешанных ручными гранатами, буханками хлеба, ранцами. Каждый прихватил с собой все, что можно, – недоеденные домашние лакомства болтались на ремнях в соседстве с боеприпасами. Вот только получится ли дожевать их после этой атаки? Наверняка не всем это гарантировано. Ох, бедные наши отцы-матери, если бы вы только видели, если бы знали…