Варшавский договор - Шамиль Идиатуллин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так. А может, мы не будем сейчас? – резко осведомился Шестаков.
Жарков рассмеялся.
– Да защищенная линия, что вы в самом деле. Ладно, не будем. В общем, с Boro я сам встретился, а к вам сегодня-завтра евреи пожалуют, вы с ними пообщаетесь, все покажете – и, пожалуйста, постарайтесь потеплее.
Шестаков хотел спросить, следует ли ему лично греть волосатую еврейскую задницу взятыми у бабушки пуховыми рукавичками, но это было неконструктивно, к тому же затянуло бы разговор, который по-хорошему следовало свернуть минут пять назад.
– Буду как солнышко, – пообещал он, еще раз напомнил Жаркову про проблему неушевской дочки, вернее, дочек, попрощался и швырнул трубку.
Закурить, что ли, с тоской подумал он. А что, нормально – три года продержался и хватит. Тут холодно и нервно, повод есть.
Он отжал кнопку и осведомился, ждет ли Еремеев.
– Да, Сергей Иванович, – сообщила секретарша тоном застенчивым и гордым, словно выдавала цвет своего белья.
– Пусть войдет. И, Людмила Петровна, кофе нам сделайте, пожалуйста.
Еремеев вошел с привычно кислым выражением и так же кисло выглядящим потертым чемоданчиком, беззвучно поздоровался и замер у входа.
– Здравствуйте, Пал Викторыч, – откликнулся Шестаков. – Ну что же вы встали. Заходите, садитесь.
– А может, лучше все-таки к нам в КБ, – просипел Еремеев.
– Пал Викторыч, мы договаривались, – напомнил Шестаков, сообразил вдруг, что в ноль воспроизводит интонации Жаркова, но все-таки продолжил: – Сейчас краткая презентация на два лица, так сказать, потом уже я у вас в КБ, а вечером, если успеем, для всего круга – в третьем. А не успеем, так завтра утром с этого и начнем.
Если гости да хозяева не налезут, с отвращением добавил он про себя.
Еремеев потоптался, водрузил чемодан на гостевой стол, повозился с замочками, открыл крышку и сразу закрыл, потому что вплыла секретарша – как первая кофейная каравелла из Магриба. Шестаков опять подивился тому, какая он собака, а секретарша – Павлов. Еремеев, что характерно, на аромат и саму чашечку не среагировал – стоял и ждал, пока можно будет снять пальцы с крышки чемодана. Дождался, огляделся и открыл.
– Вы кофе-то пейте, Пал Викторыч, – сказал Шестаков, воровато покосившись на собственную чашку.
Еремеев дернул щекой, небрежно отодвинул чашку, чуть не выплеснув половину красоты на полировку, и просипел:
– Будет доводиться по дизайну, ну и по сопряжениям, но функционал тут уже понятен.
Шестаков метнул свою чашку к губам и обратно на блюдце, поспешно поймал глоток, а вместе с ним ноту насыщенной шоколадной радости, почти как в детстве на Новый год, и шагнул к чемоданчику, пытаясь не смаковать вслух и придать лицу выражение предельного интереса. Сперва это было непросто – мучительно хотелось вернуться к чашке и упрочить счастье вторым глотком. К тому же Еремеев опять принялся вещать на нечеловеческом языке. Ко второй минуте Шестаков все-таки разобрался, отпустил пару замечаний – и попал, судя по спокойной реакции Еремеева. А потом все-таки сказал:
– А если по-простому? Предположим, что мы показываем это заказчику.
– Заказчик должен понимать, – ответил Еремеев, набычившись.
Шестаков все-таки вернулся к кофе, высосал остатки, задумчиво покачал чашку на пальце, размышляя, не покончить ли с этим бардаком и выпендрежем быстро и так, как они заслужили. Вдохнул и сказал, аккуратно возвращая чашку блюдцу:
– Хорошо, не заказчик, а его куратор – Минобороны, грубо говоря. Кто деньги дает. Он тоже должен понимать, но в общих чертах, так ведь? Давайте в общих.
Еремеев, похоже, мысленно прошел той же дорожкой, что и Шестаков, и достиг сопоставимых выводов. Во всяком случае, захлопывать чемоданчик и уходить с сиплыми воплями про безмозглых торгашей, как бывало, он не стал. Вздохнул и начал, поводя корявыми пальцами по скучным обводам:
– Как известно, идеология «КАЗСиК» и его аналогов предусматривает комплексную, эшелонированную и многоуровневую защиту, отстраиваемую по заданным параметрам. В двух словах, скажем так, мониторинг периметра охраняемого объекта, всей территории внутри периметра, наземных, подземных, воздушных помех, засечка, отслеживание и ведение целей, анализ и прогнозирование развития событий, установление связей между ними, выдача рекомендаций по подавлению, нейтрализации и уничтожению, а в крайнем оснащении, в зависимости от периферии и выведения на боевые платформы – нейтрализация и уничтожение целей в автономном…
– Прекрасно. А при чем тут «Морриган»? – оборвал Шестаков.
– «Морриган» никакой я не знаю, – после короткой паузы сказал Еремеев. – Мне ставили задачу внедрить тип СПАЗ-4. Про него речь?
Шестаков многое мог сказать или хотя бы призвать к конструктивной дискуссии на одном языке, словарь которого в первой же строчке поясняет, что «СПАЗ» по-русски и значит «Морриган», ровно так же, как «КАЗСиК» значит «Сумукан», «РСД-10» значит «СС-20», а «малый ракетный корабль» – «корвет». Но это значило либо подыграть Еремееву, либо обострить ситуацию. Первое противоречило принципам Шестакова, второе – решению поставленной перед ним задачи. Поэтому он согласился: «Совершенно верно», – и показал лицом, что готов слушать дальше.
Еремеев, к счастью, счел урок патриотической лингвистики завершенным и продолжил без выкобенивания:
– СПАЗ решает задачу подавления этой защиты в любом оснащении и в любой стадии. Подавление носит как точечный, так и комплексный характер, в зависимости от конкретных условий и избранной тактики. В первых моделях типа использовался принцип прямого реагирования: отслеживание и подавление средств мониторинга, выставление помех, фантомное целеуказание…
– Это-то я в курсе, – сказал Шестаков. – Потому первые модели и зарубили, что невозможно выиграть партию, если реагировать на ходы противника. Особенно если противников много, у каждого свой «Сумукан»… Виноват, свой КАЗСиК, достоверных данных шиш да маленько, и они все время меняются. Заказчик потребовал, чтобы СПАЗ одновременно сек активизацию «Сумукана», вы уж позвольте, как я привык… Сек его активацию, мгновенно отрабатывал сценарии подавления, уничтожения, фантомного перепозиционирования и обращения против самого противника, так ведь? И так же мгновенно реализовывал один или несколько из этих сценариев в зависимости от команды руководства или подтвержденной руководством целесообразности, так? Что из этого реализовано в «четверке»? Полноценно, я имею в виду?
– Все.
Шестаков подумал и уточнил:
– Мы в этом убедились?
– В расчетах, моделях и на полигоне – да. Нужны полевые испытания, нужна отработка связок с периферией, нужно промпроизводство надежных комплектующих, особенно микро и нано, нужно взаимодействие, нужно прописывание программного обеспечения для всего этого и, само собой, строительство всей инфраструктуры, а ее местами даже в проекте нет. Но мы свою задачу выполнили: приняли «четверку» от разработчика, отрихтовали в соответствии с дополнительными пожеланиями заказчика, наладили малую серию и подготовили к полноценному запуску, разработали, заказали и получили станки, оснастку и оборудование для промпроизводства.
– Вот этой штуки? – уточнил Шестаков, показывая на невзрачное сокровище в чемодане.
– Этой и модификаций. Конструкция модульная, к базовой версии можно пристегивать в зависимости от задач и уровня загрузки различные спецификации. Это – базовая версия. То есть ее сердечник, так скажем.
– Можно? – спросил Шестаков, дождался неохотного кивка и осторожно вытащил «четверку» из чемодана, вежливо не заметив, как Еремеев нечаянно качнулся в его сторону, чтобы поддержать и подхватить, случись чего. «Четверка» была гладкой, увесистой и неожиданно приятной на ощупь и объятие – как правильно сбалансированная смесь хорошего автомата и сувенирного вискаря.
– А куда она устанавливается? – спросил он, поглаживая матовый бочок.
Еремеев, не отрывая глаз от детки, пожал плечами.
– Да куда угодно. В БТР, вертолет, в багажник гражданского авто, да хоть на стол или вот так, на руках – спецкейс с портами под проводное или беспроводное соединение у нас уже разработан.
– Да уж вижу, – пошутил Шестаков, неожиданно развеселившись.
Еремеев покосился на чемоданчик, не меняя градус напряжения в лице и фигуре.
Шестаков с сожалением уложил «четверку» в гнездо синего бархата, не отвлекшись на очередной качок Еремеева, и хотел уже поблагодарить да позвать народ на смотрины – но неожиданно для себя спросил:
– А вот прямо сейчас можно ее опробовать?
– Ну да, как и договаривались, – удивился Еремеев. – У нас все готово, сейчас на стенд спустимся, там показательные и проведем.