Варшавский договор - Шамиль Идиатуллин

Миша чуть было не пришел в себя. Им бы понравилось, обоим. Но и без того позора для одного дня накопилось более чем достаточно. Да чего там, полугодовая норма набралась.

Миша оборвал себя на полуслове, извинился и выпустил дверь, которой водитель немедленно грянул. Миша нагнулся, снова постучал в окошко и извиняющимся тоном уточнил у пацана, не с его ли фирмы уехавшее такси. Тот открестился – недовольно и вроде искренне. И добавил, что без понятия, у кого такие – у нас, сказал, пятнадцать таксишных фирм по городу, я всех запоминать не нанимался. Миша еще раз извинился и спросил, как позвонить диспетчеру.

– Жаловаться будешь? – уточнил пацан, снисходительно подавая ему паршиво напечатанную рекламную карточку.

– Ну что ты. Уехать хочу. Спасибо.

Диспетчер подтвердила, что у них в парке «Грант» нет, весело отказалась проконсультировать по этому поводу и пообещала прислать к Мише машину в течение пяти минут. Еще одна серая «Приора», приветственно бибикнув наглому пацану, подрулила через три минуты. То есть кабы Миша изначально знал, куда звонить, вполне мог бы угнаться за лысым. А лысый, кстати, мог его и не фотографировать, а реально такси вызывать. Потому что резко устал быть пешеходом. Ищи-ищи позитив в пустом стакане, Михал Юрьевич.

Миша попросил подвезти его к «Пятерочке» у зачуханной квартиры, вошел в нее, немного подождав, вышел, и отправился получать дюлей в заранее условленное кафе «Гевара». Пока шел, насчитал штук по пять «Грант» и «Приор» с оранжевыми горбиками. Как они выживают-то с такими цыплячьими тарифами.

Дюлей Миша не дождался, а блондинку не заметил.

Глава 3

Чулманск. Ильнур Фахрутдинов

Суханов позвонил, когда блондинка, обошедшая все магазинчики с крупными витринами, дождалась наконец открытия кафе «Европа» и вломилась туда, едва не размазав халдея.

– Можешь приехать? – спросил Суханов.

– Э, – сказал Фахрутдинов. – Ну, в принципе, могу – тут как бы пауза пока. Но чего-то, Вовк, я торчу какая карусель.

Он даже начал рассказывать, потому что накопилось, но Суханов прервал:

– Погоди. Форсаж какой ожидается?

– Да вроде нет. По кафешкам сидят. Красавчик жрет, баба его через улицу пасет – во, сигарет купила, дорвалась. Дымит, ты что.

– Красавчик один?

– Ага. По ходу, ждет кого-то. Грустный.

– Я думаю, мою парочку ждет. Ильнурыч, они, по ходу, коня гасить будут.

– Почему так решил?

– Ну вот есть ощущение. Он где живет, напомни.

– Э. Щас. Так. Мира, девять.

– Это от кафе если идти, в сторону управления как бы получается?

– Так. Нет, в другую. А ты про Химиков говоришь, это центральный у нас… Ага. Там мать его живет, Химиков, пятьдесят три.

– Понял. Ильнур, «конь» к матери чешет, а они следом. Так. Разделились. Важный ушел.

– Отбой, что ли? – спросил Фахрутдинов, поглядывая то на блондинку, высасывающую третью сигарету, то на затемненные окна кафе, в котором печально отъедался прокинутый красавчик.

– Ну, не знаю… Наверное. Борзый не отстает.

– Так, – сказал Фахрутдинов, еще раз осмотревшись, и щелкнул поворотником – мотор и не выключался во избежание заморозки на боевом посту. – Давай-ка я к тебе подъеду. Ты где сейчас?

– Ну, ты прямо к дому матери его подъезжай. То есть не совсем прямо…

– Учит, учит. Понял. Если вдруг не туда забуритесь…

– Сам-то. Перезвоню, конечно.

На часах было начало шестого, трафик не набрал вечернюю массу, поэтому Фахрутдинов оказался на месте уже через четыре минуты. Он бросил Focus на въезде во двор пятьдесят первого дома, вышел и огляделся. Телефон защекотался. Суханов писал: «Третий подъезд, быстро». Фахрутдинов, ускоряя шаг, двинулся к изогнутой девятиэтажке, в которой жила мать следака. Во дворе не было ни души. Несколько заснеженных машин и одна чистенькая: черный корейский паркетник, услада небогатой быдлоты, у первого подъезда. Суханов вышел из-под козырька третьего подъезда, закурил. Фахрутдинов подошел и спросил:

– Важный уже здесь?

– Не знаю, – сказал Суханов, с недовольным видом нашаривая пачку и извлекая из нее новую сигарету. – Должен быть. Следак вон в магазинчик пошел, борзый его там пасет. Я так понимаю, до дома доведет, а дальше что-то будет.

Сроду не куривший Фахрутдинов принял сигарету с благодарным кивком, но от зажигалки ее увел.

– Не, не пали пока. Наши действия?

– Ну, мы как бы в Бэтмены не нанимались всяких «коней» спасать.

– Это как бы не всякий.

– Тем более, – жестко сказал Суханов. – Немножко-то в голове должно быть. Где живет и где работает, попутал, что ли? Прогулка ему тут, блин, не оглянулся даже ни разу.

– Негодяй вообще, – согласился Фахрутдинов. – А давай поцев вызовем.

– И что скажем? Хотя… Давай.

– То есть добро даешь? – уточнил Фахрутдинов, доставая телефон.

Суханов кивнул. Фахрутинов смотрел ожидающе. Суханов ухмыльнулся сквозь глубокую затяжку, чуть не поперхнулся и сказал:

– Вот ты бюрократ. Капитан Фахрутдинов, как руководитель операции приказываю обеспечить вызов ментов на предполагаемое место происшествия.

– Слушаюсь, – сказал Фахрутдинов, надавил кнопку быстрого вызова и затараторил в трубку: – Леш, ты? А, Толик, здоров. Быстро давай поцев на Химиков, пятьдесят три, второй подъезд, покушение на убийство. Серьезных, не участкового – фигуранты еще здесь. Очень быстро, понял? Извини. И да, «коней» поставь в известность. Ну да, СКР, не ЦСКА же. Тут их человека, по ходу, гасят, Терлеев такой, следак. Стоп. Не следак, дознаватель. Я тоже плакать не буду, но наш священный долг, ага. Как? А, за меня так сильно не переживай, найду чем заняться. До связи.

Он убрал телефон, пробормотав «Козел». Суханов нетерпеливо сказал:

– Ок, теперь по твоим. Что там наш красавец?

– Ну, потерялся. В кабак забурился – по ходу, точка встречи там, сидит, грустит. Не-не, не ушел, я этот кабак знаю, там без второго выхода.

– Я не про этого.

– А, наш. Наш. Ну, он прикольный. Он, я так понял, красивого сразу срисовал, пару раз потерялся, чтобы удостовериться. Этот дурачок не всосал, знай такой чешет, уверенно так. Потом прятаться вздумал, но это вообще цирк. А наш решил с ним, по ходу, поиграть сперва, даже на обострение пошел.

– В смысле?

– Я издали не уловил, но он как-то дал товарищу понять, что его заметил. То ли чтобы выяснить, насколько красавчик дерзкий, то ли сразу придумал раскачать, чтобы тот задергался и побежал куда велели. А баба отследит и все про него поймет.

– А бабу ты сам когда срисовал?

Фахрутдинов замялся, но решил не врать:

– Да, считай, в последний момент. Они к дороге синхронно повернули, ну и по тачкам согласованно так разошлись, когда две приехали. То есть у них или маневр отработанный, или на ходу договорились.

– Значицца, у них связь постоянная, – задумчиво сказал Суханов. – И она профи тоже.

– Ну само собой. А что?

– Ну как что. Значицца, у нас тут не единичное злоупотребление, а то ли сговор, то ли заговор.

Фахрутдинов поежился и сказал:

– Чего-то не вылазит следак. Сейчас поцы приедут, а тут тишь-гладь. Заманаемся объясняться. А в чем разница – сговор, заговор?

– Сговор значит: два офицера сговорились меж собой и вылезли за пределы полномочий. А заговор: офицеры не просто вылезли, они лелеют далеко идущие планы, а то и выполняют заведомо преступный приказ.

– Чего уж сразу преступный-то. В пятнашки играют, никому в бошку не бьют, наоборот…

– Ильнур, у внешников нет права здесь что-то делать. Ни разу. Тем более вдвоем. Кабы они на рыбалку или там попихаться приехали – это одно, а тут явно оперативная работа… Ну ты понял. Слушай, а почему ты говоришь «поцы»?

– А как еще? Менты, что ли? Полиция – поцы.

– Ильнуг, ви евгей?

– Таки догадался, гоим. Опа. Выходит. Стоим тут?

– Нет. Ты влево и страхуй, я за ними. Все, пошел.

Суханов все-таки запалил сигарету и Фахрутдинову, и тот не спеша зашагал вдоль дома, стараясь обойтись без глубоких затяжек и без того, чтобы нести вонючку на отлете. Терлеев, обеими руками обхвативший огромный неровно забитый пакет с торчащим батоном, проскочил за его спиной, не останавливаясь. Зато перед кодовым замком на двери подъезда тормознул. Рук не хватает, ага, злорадно подумал Фахрутдинов, замедляясь, чтобы обойти джип и сунуть сигарету в заснеженную урну у первого подъезда. Сейчас тебе помогут, а ты, ишак, и не поймешь ничего.

И впрямь помогли. Борзый, который так и шагал за Терлеевым от магазина, подошел вплотную, покосившись на Фахрутдинова, кашлянул за спиной Терлеева и что-то сказал.

Терлеев молча отодвинулся в сторону. Борзой, не снимая перчатки, ткнул несколько кнопок. Дверь противно заныла. Терлеев что-то неслышно сказал, борзой, виновато усмехнувшись, затыкал снова. Дверь закурлыкала. Борзой распахнул ее и придержал высоко поднятой рукой. Терлеев поблагодарил и скользнул под рукой борзого в подъезд. Борзой осмотрелся мимо стартовавшего Суханова, юркнул следом – и прихлопнул дверь за собой. Суханов, подскочивший через пару секунд, распахнуть ее не сумел.