Славянский сокол - Сергей Самаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весь мир вместе со светлицей, вместе с матерью и Сфиркой, вместе со всем дворцом куда-то отодвинулся, расплылся, и воевода почувствовал себя цыпленком в скорлупе яйца, в котором гуляет эхо значимого, вибрирующего, низкого голоса.
– Все твои предки, начиная с Гатала Великого[33], были воинами. И ты воин. Ты пойдешь в бой, ты поведешь за собой дружину, но знай, что не только твое тело помогает тебе одолеть врага, но и тело отца твоего и деда, и их отцов и дедов, и всех других, кто одной с тобой крови. Я дарую тебе связь с ними. Трудно будет, зови их – они придут и помогут. Каждое утро, проснувшись, зови… До тех пор, пока совсем не поправишься. Понял ты меня, Дражко?
– Понял, Горислав.
– Пусть поможет тебе Свентовит… Пусть будет с тобой Доля…[34]
И так же ровно, как входил в комнату, волхв, повернувшись, шагнул, как поплыл по полу, к Сфирке, остановился рядом и, после короткого раздумья, взял из рук разведчика меч князя. Он долго рассматривал оружие неподвижным взглядом, может, и не взглядом даже, а словно рукой выслушивая голос стали, как вчера выслушивал состояние воеводы, приложив ладонь к его лбу. Потом медленно вытащил оружие из ножен и после короткого раздумья вернулся к Дражко и протянул меч матери:
– Пусть материнская рука срежет у сына прядь волос.
Княгиня послушно сделала это, хотя ее рукой удержать тяжелое оружие было трудно.
– Заверни в его рушник, – приказал Горислав.
Она и это выполнила.
– Другие ножны найдешь, княже? – Это был уже обычный голос Горислава, привычный. От этого голоса, пришедшего на смену небывалому, стало легче.
– Найду, Горислав.
– Тогда я заберу эти… И – не меняй меч… Пусть он всегда с тобой будет… Всегда…[35]
Горислав, приняв рушник с прядью волос из рук княгини-матери, перешагнул за порог. И шагов его было не слышно совсем. Ходил он, как разведчик. Это и не удивительно. Ведь именно он с детских лет воспитывал Ставра, командира княжеских разведчиков, сделав его волхвом и отправив служить не в храм, а к князю.
Сфирка развернул кольчугу. И не удержался, посмотрел на княгиню-мать.
– Тяжело на больном плече железо носить…
– Он выдюжит… – сказала мать. – Он все выдюжит… И княжество сохранит.
Сам воевода уже встал, усами мотнул и сделал знак, чтобы подали кольчугу…
* * *Сфирка собрал соглядатаев внизу, в каморке под лестницей, где раньше располагался Власко.
– Мальчик где? – спросил воевода у сотника стражи.
– Княгиня Рогнельда велела сменить седло на лошади и отправить мальчика. Куда он поскакал, мы не знаем.
Воевода кивнул.
– Добро!
Дражко выглядел энергичным, как раньше, до ранения, хотя сам себя чувствовал не совсем таким – непонятная легкость в теле, в походке, легкое головокружение, пришедшее после принятия настоя Горислава, не покинули его. Он ловил на себе удивленные взгляды людей, которые только два дня назад относили князя, бездыханного, бессознательного, почти неживого, до скамьи в спальной светлице, и удовлетворенно ухмылялся в усы. Эти люди снимали с него доспех, эти люди вытаскивали мизерикордию из его плеча. Они знали толк в ранах – тело каждого не однажды получало такие же. И знали, что встать через два дня на ноги, ходить и руководить, энергично, быстро, вникая в детали, как делал Дражко раньше – практически невозможно. А Дражко смог. Пусть удивляются. Пусть пример со своего воеводы берут, когда времена подступили трудные. Они боялись, что некому будет их возглавить в отсутствие Годослава? Боязно воинам быть без головы? Он сумел встать. Теперь дух воинов поднимется, теперь они крепче будут копье сжимать. Им есть, в кого верить, и воевода не подведет их. И никак не покажет свою боль.
– Где сама княгинюшка?
– У себя.
– Стражу у нее на этаже выставили?
– Обязательно, княже, как ты велел…
Разговор с соглядатаями занял несколько минут, таких драгоценных сейчас. Особых новостей не было. Бояре ждали, не решаясь на шаг ни в одну, ни в другую сторону. Единственно, Дражко убедился лишний раз – положение в Рароге неустойчивое.
– Пришла весть к боярам, – Сфирка доложил мрачно, – что даны на нас пошли… Должно, гонцы на местах ждали начала событий, коли так быстро добрались. Оживились, зашевелились, надежду ощутили. В любой момент готовы на улицы оружными вывалить, ворота распахнуть. Боюсь, на дворец сразу двинут… Страже одной, без стрельцов, не справиться…
Внезапно возникла мысль, где можно найти нежданную поддержку.
– А-ну, сказывайте-ка мне…
Князя-воеводу интересовали три боярина-христианина, которые открыто ориентировались на франков. Им не по пути с остальными, и даны, если заполонят Рарог, не пощадят их, как не пощадят свои же братья-бояре, случись победить данской партии. К тому же в христианских домах есть, что пограбить. Есть, что перехватить у них. Бояре-христиане одни из самых богатых среди бодричей. Одно плохо: в последние годы они почти не бывали у князя, за исключением дня приезда данского посольства и последующего приглашения на объявление княжьей воли в назначении наследника и соправителя. А если не появляются, то на дружбу рассчитывать не приходится. Остается рассчитывать на благоразумие, а это тоже кое-что. По крайней мере, следует задеть в христианах чувство самосохранения. Это они поймут точно. Сам Годослав христиан милостью не жаловал, хотя понапрасну и не притеснял и даже разрешал им держать на окраине Рарога небольшую церквушку для совершения странных и лживых иноземных обрядов. Захотят ли христиане поддержать княжескую власть? Захотят ли объединиться хотя бы с целью спасения своих жизней и своего имущества?
Надо сделать так, чтобы захотели!
За этой троицей соглядатаи следили меньше, но не оставили совсем без внимания.
Эти тоже вестями богаты. У христиан, как и у других бояр, дружины собраны. Оборонять дома думают. И не только у них мысли такие. Не бояре, а простые городские христиане, которых, правда, не так и много – сотня от силы наберется, опять же к войне готовятся. Сами в броне ходят и слугам оружие роздали. И поддерживают с боярами постоянную связь. В случае чего, готовы прийти на помощь друг другу или спрятаться за высокими оградами боярских дворов. А там усиленно укрепляют эти ограды, в домах меняют ставни на более прочные. В воротах выставили рогатки. Готовятся к обороне. То ли от данов, то ли от своих же бояр – неизвестно. Скорее всего, ото всех. Но за себя постоять готовы…
– На кого из них больше положиться можно? Кто данов сильнее всех опасается? Кто лучше за себя постоять сможет?
Сфирка подумал, повертел хитрыми глазками, острый подбородок подергал в задумчивости и непременно, как всегда делал, потер нос, словно ему чихнуть хотелось.
– Все трое – христиане… Верить им – себе дороже… Слова держать не могут… Но, пожалуй, Василий…
– Молод шибко. Авторитета нет…
– Ты привык, княже, что бояре стары должны быть и седобороды, – усмехнулся Сфирка одними прищуренными глазами, не позволяя себе усмехаться над мнением князя всем лицом или голосом. – Василий, однако же, твой ровесник будет… Такой же дельный да заводной. Двое других рядом с ним рыхловаты глядятся. Не так, стало быть, решительны.
– Зови Василия! – определился воевода.
Пусть и христиане, но они тоже бодричи! И он, как соправитель князя Годослава, имеет право приказать им, если сами не пожелают согласиться на помощь. Помощь-то взаимной должна быть, иначе в тугую годину не выстоять!
Сфирка тотчас, не выходя из каморки, отправил за боярином гонца из своих соглядатаев, благо, каменный, в два этажа дом боярина-христианина располагался неподалеку.
В дверь, на тень похожая, вошла княгиня Рогнельда. Бледная, с потухшим взором.
Дражко встал и даже усом не дернул. Внешне никак боли не проявил.
– Что ты, княгинюшка? Что тебе в светлице не сидится?
Она махнула рукой. Устало, чуть не обреченно.
– Я не помешаю. Тут посижу, послушаю.
Княгине поставили отдельную скамью в углу.
Василий пришел сразу. Одет в доспех – не на пир собрался. Удивился встрече не по чину – под лестницей. Брови поднялись ко лбу, но сказать ничего не решился. Должно быть, понял – дело военное. Еще больше удивился, глядя на воеводу. А слухи ходили, что лежит Дражко совсем немощный и вот-вот на Суд Божий предстанет. Покосился на Рогнельду с удивлением. Какое дело до грубых ратных дел может быть у женщины? Но и здесь слова не сказал. Наверное, и до христиан уже дошла весть, как княгиня заманила на копья своего отца.
– Садись, боярин, – предложил Дражко после поклона. Он специально этого поклона дождался, чтобы соблюсти свою честь князя и соправителя. Сейчас это казалось особо необходимым. – Садись, и поговорим по душам.
– Души у нас с тобой, княже, одинаковы, а чин разный. Потому я и постою.
Василий явно не стремился к сближению, держал дистанцию, не зная, чего ждать от князя.