Территория нелюбви (СИ) - Перова Алиса

Домой сегодня совсем не хочется возвращаться. Но еду ради Ричарда. Машину Рябинина я замечаю ещё издали — ожидаемо. К счастью, Ричи тоже глазастый, и позволяет мне остаться незамеченной. Мы удираем с ним в лес и гуляем до глубокой темноты. Его болтовня, в отличие от людской, действует на меня умиротворяюще.

Мы надурачились, выучили короткое стихотворение и домой возвращаемся в приподнятом настроении.

Автомобиль Рябинина больше не стоит у подъезда, но вместо удовлетворения я ощущаю досаду — устал ждать. А ведь он не мальчишка влюблённый, чтобы выслеживать и караулить меня целый день. Но стоило мне припарковать «Пыжика» и заглушить двигатель, как перед капотом вырос Пал Ильич собственной персоной.

Во мне вдруг нарастает острое сожаление и стыд, когда я слышу его уставший, но совсем не злой голос:

— Ну наконец-то…

Выбираюсь из тёплого салона и невольно задерживаю дыхание.

— Я беспокоился, Айя.

Мы снова в темноте, но я слышу, что он очень волнуется… я чувствую это.

— Мы с Ричи гуляли, дядь… Пал Ильич…

Осторожно, по капле я вдыхаю прохладный вечерний воздух, наполненный ароматом весны, тревоги и… ЕГО ароматом, мгновенно выбивающим меня из равновесия. Путающим меня… пугающим и сокрушающим мою выдержку. Три шага… Сделать всего три шага, и я уже не смогу остановиться. И ОН не остановит… Мне хочется приложить прохладные ладони к своим горячим щекам… И голову хочется сжать и постучать по ней, вытряхивая… вот это… Вот это всё, что делает меня такой глупой и слабой.

— Айя, у меня к тебе предложение…

— Романтическое? — спрашиваю, не задумываясь, и сама же удивляюсь, что в своём дурном состоянии ещё способна шутить. Пока ещё могу…

Я, наконец-то, нахожу место своим рукам — прячу их в карманы. И будто нахожу опору, с силой вдавливая сжатые кулаки в подкладочную ткань.

— Не совсем, — усмехается Рябинин. — Я хотел… хочу предложить тебе пожить в квартире Вадима, она всё равно пустует.

— Да уж… хм… совсем неромантично. А зачем, дядь Паш? Мне есть, где жить. Да и Ричи…

— Вместе с Ричардом, конечно! Я сам помогу вам перебраться. Можете завтра же переехать…

Рябинин делает ко мне шаг, а в воздухе над нами громко хлопают крылья. Я раскрываю объятия…

— Всё хорошо, Ричи, иди ко мне.

Прижимаю к себе ворона и тихо шепчу в его перья:

— Ты молодец, всё про меня знаешь. Всё понимаешь…

— Это хорошо, что у тебя такой защитник, — Рябинин больше не приближается, но говорит искренне. Мне так кажется. Так хочется…

— Вы… — от волнения почти пропадает голос, но я должна сказать. — Вы больше не приезжайте, пожалуйста, Пал Ильич… Мне так трудно дышать рядом с Вами… Мне сложно от Вас оторваться… и страшно.

— Это не то что ты… — он запускает свои пальцы в волосы, а я прикрываю глаза. Чтобы не смотреть. — Да… Хорошо, я постараюсь… Потом, когда буду знать, что ты в безопасности. И мы обязательно с тобой поговорим об этом… Потом…

— О моей безопасности? — я не открываю глаз. Потому что это очень опасно.

— Обо всём поговорим, Айя…

12.10

Я даже не заметила, что вернулась домой, прижимая к груди Ричарда. А он вдруг непривычно затих в моих объятиях, будто боялся меня потревожить.

— Айчик, ты же г-голодная! П-пойдём, я тебя накормлю…

Мысль о еде почему-то отозвалась тошнотой…

— Айка, всё в порядке? Тебя Рябинин искал… Ты его видела?

Нашёл. И совершенно оглушил… дезориентировал. Нет, не в порядке…

— Ай, а п-почему Ричи такой ти-тихий, он не заболел?

Ричи… Такой же очумевший, как и я… Словно долька меня самой… Часть моей души.

Я благодарна девчонкам — машу головой, киваю… улыбаюсь… Хочу показать, что я с ними. Но ещё не готова покинуть своё тихое отрешённое убежище, сотканное мной наспех… чтобы спастись… от болезненных и таких незнакомых эмоций. И не могу заставить себя говорить, как будто слова сейчас способны разбить мою хрупкую защиту, выбрасывая меня за рамки шаткого спокойствия.

Я уже почти достигла моего укрытия, нашего с Ричи привычного мирка…

— Не, нормально?! И Павел нам ещё толковал о какой-то безопасной территории! Тогда почему крылатые твари нарушают границу? — слова, разбавленные всхлипом, звучат громко, надсадно и зло.

А мой защитный кокон начинает опасно вибрировать, грозя взорваться.

Я открываю дверь своей комнаты, целую Ричи в макушку и, шепнув «я скоро», впускаю внутрь. Отгораживаюсь от комментариев сестёр, потому что не нуждаюсь в защите. Но очередные слова мамы попадают в цель, пробивая брешь в моей зыбкой броне…

— Я не обязана терпеть вблизи себя эту мерзкую ворону!

Разворачиваюсь медленно и, справляясь с яростью, не сразу поднимаю глаза на маму. А когда встречаю взгляд её блестящих зелёных глаз, равнодушно разглядываю опухшие веки и покрасневшие склеры. Мне совершенно плевать, что за трагедия заставила плакать мою маму… Но я отчётливо понимаю, что выбирая между моей птицей и этой женщиной, ни секунды не стану колебаться, с кем мне жить — выбор для меня очевиден.

— Это был мой текст, мам… Я!.. не обязана терпеть рядом с собой мерзкую ворону… Но ты почему-то до сих пор здесь, и даже пытаешься устанавливать свои правила на чужой территории.

— Это ты мне, своей матери?!. Ах ты неблагодарное отродье! Я всегда знала, что мы хлебнём с тобой горя! Тебя ещё восемнадцать лет назад следовало оставить в роддоме! Пожалели мелкое чудовище! И вот она, твоя благодарность! Но не думай, дрянь… — мама верещит, совершенно игнорируя своих других, желанных дочерей, и их попытки заткнуть ей рот.

Сейчас она видит и ненавидит только меня и выплёскивает всю ненависть, накопившуюся за долгие годы. За свою разбитую семейную жизнь, за якобы угробленную мной Бабаню, за украденное наследство, за отнятого у неё мужчину, к которому она, может, впервые что-то почувствовала…

Похоть и алчность! Лукавишь, мама, это твоё привычное состояние.

Я тоже сейчас вижу только ту, что называется моей матерью. И каждое брошенное ею слово, словно лезвие, истончает между нами невидимую и такую хлипкую нить. Ниточка кровного родства, давно лишённая нервных окончаний… А потому не больно. И вряд ли я уловлю момент, когда она иссякнет полностью.

— Так вот учти, теперь я знаю свои права и оспорю завещание через суд! Ты, наверное, забыла, что твой брат будущий юрист? — не сдаётся мама.

— У меня нет брата, — отрезаю тихо, но жёстко. — И можешь передать своему сыну, что если он ещё хоть раз здесь появится, я встречу его так, как он того заслуживает. А твои права я могу разъяснить прямо сейчас. Поскольку тебя нигде не ждут, я разрешаю тебе жить в этой квартире при условии, что ты не будешь нарушать тишину своим ором, прекратишь оскорблять Ричарда, станешь следить за порядком и ещё… Больше никогда не проси у меня деньги.

— Да ты охренела совсем? — в маминых глазах промелькнул испуг.

Кажется, она только что начала понимать, что я не шучу. Можно подумать, я вообще когда-то с ней шутила.

— Айка, ты же знаешь, что твой отец, жлобяра поганый, перестал высылать мне деньги. А мне что, прикажешь — сдохнуть теперь? Я ведь не смогу жить без денег! Я многодетная мать!

И беспросветная…

— Всё решаемо, мам. Возможно, деньги сейчас тоже где-то там страдают, оттого, что у них нет тебя. Так в чём же дело? Помогите себе обрести друг друга.

— Издеваешься?! А ты ещё не в курсе, что буквально пару часов назад этот урод объявил, что больше не будет мне платить? Из-за тебя, кстати!

Невероятно! А ведь мама на полном серьёзе считает, что все ей должны.

— Это тот самый урод, к которому ты впервые что-то почувствовала? — я улыбаюсь, наблюдая, как она закипает.

— Сучара! — мамина рука резко взлетает, но я перехватываю её около своего лица и до хруста сжимаю пальцы, не обращая внимания на её вопль и предостерегающе зыркнув на девчонок.