Кинжал и яд - Жюльетта Бенцони

Уайет оставался прежде всего хорошим поэтом. В сущности, он не желал зла Марии и искренне полагал, что на испанский брак ее подтолкнули дурные советники. Однако королева сочла, что Уайет представляет большую опасность. Ей пришлось лично явиться в бурлящий и готовый восстать Лондон, чтобы окончательно утвердить свою власть. И вновь палачам представилась работа. Сначала был казнен Уайет, затем его сообщники, среди которых был и отец несчастной Джейн Грей. Однако архиепископу Гардинеру и Симону Ренару этого показалось недостаточно. Они убеждали королеву, что необходимо казнить незадачливую претендентку на престол и ее супруга.

— Принцу вряд ли придется по душе королевство, где существует постоянная опасность узурпации, — заявил Ренар.

И голова Джейн Грей скатилась под топором палача, поскольку Мария уже была готова на все, лишь бы понравиться этому незнакомому Филиппу!

В первый день июля 1554 года королева прибыла в Винчестер, где должно было состояться бракосочетание. Как только пришло известие о том, что приближается флотилия жениха, многочисленные английские

корабли двинулись навстречу Филиппу. Принц высадился на берег в Саутгемптоне.

Марии казалось, что она живет в царстве мечты, в котором все возможно, и скоро вместе с любовью она вновь обретет бесплодно прошедшую юность. Впрочем, изредка к этим восхитительным грезам примешивалось чувство тревоги.

— Он меня никогда не видел, — говорила она себе со вздохом, — а мне придется делить с ним ложе! И почему меня не научили искусству обольщения?! Мне слишком часто повторяли, что принцесса не должна походить на других женщин…

Первая встреча была назначена на десять часов вечера, и королева приложила все усилия, чтобы выглядеть привлекательной. В тронном зале горело гораздо меньше свечей, чем обычно. Горничные помогли ей надеть серебристое платье, расшитое жемчугом. На белоснежном головном уборе сверкали алмазы, и алмазное ожерелье украшало открытую шею, которая одна только и сохранила прежнюю красоту. Ей наложили на лицо совсем немного румян, и рука ее подрагивала на нежном атласе платья, когда лорд Норрис ввел в зал принца…

Мария едва удержалась от восторженного восклицания. В своем белом атласном одеянии, усеянном громадными драгоценными камнями, Филипп походил на чудесное видение. При других обстоятельствах королеве, очевидно, показалось бы, что он был слишком уж разряжен, и чрезмерная роскошь украшений вызвала бы у нее усмешку, но сейчас она ничего не замечала, поскольку была покорена с первого взгляда. В эту минуту Мария была чрезвычайно благодарна своей кастильской матери, которая научила ее прекрасно говорить по-испански: ведь красавец Филипп ни слова не понимал по-английски!

Вопреки тайным опасениям Симона Ренара, первое свидание прошло как нельзя лучше. В том, что Мария будет в полном восторге, посол не сомневался. Но он вздохнул с явным облегчением, убедившись, что Филипп вовсе не считает будущую супругу слишком уродливой.

Принц улыбнулся и любезно произнес:

— Единственным моим желанием, мадам, будет во всем угождать вам и исполнять все ваши желания, для меня священные!

На следующий день архиепископ Гардинер сочетал браком Марию Английскую с Филиппом Испанским. Церемония была невероятно пышной. А вечером тот же самый Гардинер, благословив брачное ложе, задернул за молодой четой парчовые занавески с вышитыми на них английскими львами.

— Господа, теперь нам следует удалиться, — провозгласил он.

Чем была для Марии Тюдор первая брачная ночь? Несомненно, она испытала нечто вроде ослепительного откровения, ибо старая дева, ханжески целомудренная и невероятно сдержанная, проснулась утром влюбленной до безумия. Отныне Мария обожала мужчину, который сделал ее женщиной. Любовное исступление королевы, доставлявшее Филиппу горделивое удовольствие и легкую досаду, дошло до такой степени, что французский посол Ноайль счел нужным оповестить об этом своего повелителя Генриха И:

«Мне рассказывали, что по ночам королева не помнит себя от страсти и желания. Полагаю, что главная причина ее грусти коренится в том, что она с каждым днем ощущает нарастающее увядание своего тела и с испугом предчувствует близкую старость…»

Марии никогда не суждено будет забыть те мгновения любви, которыми она была обязана Филиппу. Во имя этого позднего и мимолетного счастья она вскоре зальет свою страну потоками крови.

Через несколько недель после свадьбы королева объявила о беременности — с таким неистовым восторгом, что Филипп тоже ощутил безмерную радость. В этом ребенке заключались все его надежды! Конечно, у него был сын от первой супруги — но слишком болезненный и хилый. Филипп сознавал, что если Мария подарит ему наследника или наследницу, то это дитя соединит короны Испании и Англии. Перспектива представлялась настолько соблазнительной, что он с удвоенным усердием начал заботиться о жене — более того, он выказывал ей истинную любовь и даже перестал заглядываться на хорошеньких женщин…

Надо сказать, что только рождение этого ребенка могло бы хоть отчасти примирить испанцев и англичан. Первые считали своих любезных хозяев неотесанными, грубыми, туповатыми и склонными к ереси. Вторые же безумно боялись дорогих гостей, шарахались от них, словно от чумы, и чуяли в каждом из них запашок костра. Для того чтобы два народа сосуществовали мирно, их должен был соединить общий король — или королева.

— Мария, — сказал однажды вечером Филипп, — наш сын не может родиться на земле, отринувшей бога. Пока он не появился на свет, вы должны вернуть Англию в лоно католической церкви.

— Я все понимаю, мой дорогой сеньор, и, поверьте, это мое самое заветное желание. Однако здесь следует действовать осторожно. Мои добрые подданные…

Принц ласково, но твердо взял жену за руку и произнес с некоторой грустью:

— Нет, Мария… Вы не должны обращать внимания на вкусы ваших подданных именно потому, что они подданные и обязаны подчиняться вам. Речь идет о нашем будущем сыне… и обо мне! Я не могу жить в стране, которой овладел дьявол. И если вы хотите, чтобы я оставался с вами, вам придется все это изменить. Вы должны принудить Англию вернуться к богу. За это вас ожидает вечная слава и истинное счастье. Уверяю вас, через несколько месяцев никто здесь и не вспомнит о реформатской вере…

Филипп ясно дал ей понять, что уедет, если она его не послушается! Эта угроза привела Марию в отчаяние. Она обратилась к Риму, и в Англию был послан кардинал Поул, находившийся в Брюсселе.

Серым и промозглым декабрьским днем королева и принц Филипп с великими почестями приняли кардинала. Впервые после многих лет Мария вновь увидела человека, которого когда-то так любила. Конечно, годы оставили свой отпечаток и на нем, однако Реджинальд, в отличие от королевы, стал еще более красивым, чем в молодости. Очень высокий, с белокурыми волосами, посеребренными сединой, он выглядел в своей кардинальской сутане величественным, как король. Плантагенет с головы до пят, он словно бы напоминал пришедшей в упадок Англии о древних монархах. Рядом с ним Мария и даже Филипп выглядели бледно. И покоренный народ преклонял перед ним колени, когда он шествовал по улицам Кентербери. Когда же за кардиналом закрылись двери Вестминстерского дворца, многие вспомнили о прежних матримониальных планах Марии и, ничуть не смущаясь, во всеуслышание говорили, что лучше бы их королева вышла замуж за истинного англичанина Реджинальда Поула, чем за этого проклятого испанца!