Тайна совещательной комнаты - Леонид Никитинский

— Защита, вы будете настаивать и на проведении более подробной биологической экспертизы? — Судья, подумав, уже принял для себя какое-то решение. — В таком случае она, вероятно, займет довольно много времени.

— Мне надо обсудить этот вопрос с моим подзащитным.

— Не надо ничего обсуждать, — сказал Лудов из аквариума, — Я не поддерживаю это ходатайство моего адвоката. Я хочу, чтобы это дело шло, как оно идет.

— Я тоже снимаю это ходатайство, — сказала Елена Львовна, — но прошу все же удовлетворить второе о направлении судебного запроса в поликлинику с целью получить карту и установить ее происхождение. До получения таких документов защита не будет ставить вопрос о направлении специального запроса в Израиль.

— Я поддерживаю, — сказал Лудов из аквариума.

— Я возражаю, — сказала прокурор, — я завтра представлю документы, они есть.

— Вы, Виктория Эммануиловна? — спросил судья.

— На усмотрение суда, — сказала Лисичка так, что Журналисту показалось, будто явственно скрипнули ее зубы.

— Суд, совещаясь на месте, определил, — сказал Виктор Викторович, тыча пальцем в сторону секретарши, — Пиши, Оля. Удовлетворить ходатайство защиты по поводу запроса в поликлинику и так далее. Готово? Сегодня напишешь запрос, я его подпишу, но он будет направлен официальным путем через экспедицию, всем понятно? Ничего, подождем. И это, разумеется, не лишает прокурора права представить что там у вас есть.

— При таких обстоятельствах я сейчас полагаю правильным обратить внимание присяжных на то, что есть только экспертиза по группе крови, более сложные экспертизы, позволяющие идентифицировать труп с большей степенью вероятности, не проведены, — сказала адвокатесса. Результат удовлетворял ее наполовину, но надо было бороться дальше. — А про зубы ничего не говорить ни обвинению, ни защите, пока мы не увидим стоматологическую карту. Так можно?

— Я поддерживаю, — откликнулся эхом подсудимый из клетки.

— У обвинения нет возражений? Виктория Эммануиловна, у вас нет возражений?

— Нет, — сказала Лисичка, и еще явственнее скрипнули зубы, у Журналиста даже за дверью мурашки пробежали по спине.

— А я возражаю: это все не имеет значения для правильного рассмотрения дела.

— Ну неважно, имеет — не имеет, — устало сказал Виктор Викторович, поправив ус, — Но вы уж знаете ли уж, Елена Львовна, воздержитесь пересказывать все это присяжным. Не надо тень на плетень. Дождемся ответа из поликлиники, пока то да се, а там и скажете в самом конце в прениях. Как, договорились?

— Я же сама так предложила, ваша честь. Ведь это вы ведете процесс.

— В таком случае, — сказала прокурорша, как будто даже обрадовавшись и поняв, как ей показалось, логику судьи, — я попрошу объявить в процессе перерыв до получения ответа из поликлиники на запрос суда.

— Послушайте! — с чувством, почти таким, с каким профессор на экзамене ставит двойку тупому студенту, сказал Виктор Викторович, которому нечего было стесняться в отсутствие присяжных. — Несколько лет назад я бы просто вернул вам дело на дополнительное расследование. Но в новом УПК нет такой меры. Поэтому, уж знаете ли уж, мы будем базироваться на тех доказательствах, которые есть в деле, или на отсутствии оных. Перерыв объявлять не будем, мы еще не закончили с контрабандой. Или закончили? Нет? Тогда докладывайте, что еще у вас там есть. Оля, давайте зовите присяжных.

Журналист отпрянул от двери.

— Перерыв! — взмолилась прокурорша, — Перерыв!

— Перерыв пятнадцать минут. Или пойдем уже пообедаем? Как?

Вторник, 4 июля, 13.30

Присяжные послушно потянулись обедать, только Анна Петровна осталась безучастно сидеть за столом. Ри, которая еще в зале заметила, что с ней что-то происходит, решилась после некоторых колебаний все же подойти:

— Что с вами, Анна Петровна? Вы плохо себя чувствуете? Вам принести поесть?

Анна Петровна подняла на Ри пустые глаза:

— Со мной ничего. Оставьте меня в покое.

— Что-нибудь случилось с вашим сыном? У него неприятности? Надо сказать судье или Старшине, или даже прокурору, — предположила Ри. — Они придумают что-нибудь.

— Какому прокурору, дура! — сказала приемщица. — Он колется. Наркотики. Сегодня только узнала, шприц нашла.

— Героин? — деловито спросила Ри.

— Нет, он говорит, что героин дорого. Промелин, что ли, какой-то. Все, конец.

— Промедол! — догадалась Ри, обнаруживая какие-то знания в этом вопросе, — Так это ерунда, Анна Петровна. Это семечки.

— А ты откуда знаешь? Сама колешься, что ли? — спросила приемщица.

— Нет, мне много раз предлагали, но я не стала, страшно же, — простодушно сообщила Ри, — У меня подружка, Ника, мы с ней на конкурсе красоты познакомились, она даже героином кололась, и то соскочила. В клинике помогают, промедол вообще ерунда. Вот Ника легла в центр и вылечилась, сейчас танцует в стриптизе. Я у нее адрес узнаю и вам скажу.

— Это какие же деньги сумасшедшие надо в этот центр, — всхлипнув, сказала Анна Петровна, — Где же я столько возьму? Тоже в стриптиз пойду танцевать?

Ри в самом деле только сейчас сообразила, что у приемщицы из химчистки может просто не оказаться денег на лечение сына. Но тут же и решение пришло ей на ум, и она поспешила обрадовать им присяжную:

— А деньги мы соберем, Анна Петровна! Нас же четырнадцать рыл. Сколько там надо-то? Может, тысячи три на месяц. Найдем уж как-нибудь, что за деньги!

— Три тысячи рублей? — испуганно переспросила приемщица.

— Каких рублей! — сказал Ри, — Долларов. Так вам покушать принести?

Вторник, 4 июля, 13.30

В столовую Виктор Викторович решил не ходить. Он сидел и курил, с отвращением стряхивая пепел в горшок, но не тут-то было: зазвонил телефон.

— Я не хочу обедать, — сказал он, выслушав приветствие в трубке. — Язва, знаете ли, пошаливает.

— Тем более, тем более! — заботливо сказала трубка голосом председателя суда. — Разве можно! Ни в коем случае с вашей язвой нельзя пропускать обед. Сейчас мы вам кашки… Идите скорее, я вам уже заказываю.

Он обреченно, решив не надевать по случаю жары свой обычный пиджак — и так сойдет, — направился в столовую, где Марья Петровна ждала его за столиком у окна.

— Я для вас заказала бульон и кашу, — ласково сказала она, — И чай.

— Спасибо, Марья Петровна, — с чувством сказал судья.

— Ну, что там у вас на процессе? — без обиняков перешла она сразу к делу.

— Все очень удачно складывается, — сказал Виктор Викторович, — Адвокат сегодня заявила ходатайство об истребовании медицинской карты из стоматологии ФСБ…

— А кто там лечился? — сразу напряглась председательница.

— Ну как кто — убитый, — пояснил судья, пряча лицо над тарелкой с остывшим бульоном, в котором плавали пятна жира. — Я сегодня или даже завтра утром направлю через экспедицию запрос по почте. А в понедельник лягу с язвой в больницу, только уж давайте по «скорой». Пока запрос дойдет, пока раскачаются, туда-сюда, я как раз из больницы и выйду. А может, ее там и нет, этой карты. Вот прокурор говорит, что запрашивали, вроде нет…

— Там доказательств и так выше крыши, — сказала Марья Петровна. — Я так слышала, во всяком случае. Впрочем, ладно. Подсудимый-то много болтает?

— Порывается, — уклончиво сообщил Виктор Викторович, отставляя тарелку.

— Ну и пусть рассказывает, вы ему особенно не мешайте. Это его право.

— Хорошо, — сказал судья с отвращением, но постарался сделать вид, что это отвращение у него вызывает рисовая каша.

— А вы в больницу пока ложитесь, лечитесь, — заботливо сказала Марья Петровна, — Вам сейчас волноваться нельзя, нужны положительные эмоции. Вот, может, как раз и квартира подойдет, вопрос вот-вот должен решиться. Я слышала, вас дочка в больнице хочет навестить, приедет из Саратова? Тоже положительный эффект. Жалко, что без внуков, их-то пока еще некуда привезти, да, Виктор Викторович?

— А вы откуда знаете про дочку? — поднял он потемневшие глаза от каши.

— А разве вы ей не звонили?

Вторник, 4 июля, 14.00

Присяжные выстроились с подносами в столовой. Старшина встал за Кузякиным.

— Проходите, Елена Викторовна, — стал пропускать Журналист Актрису. — И ты проходи, Хинди…

К Зябликову он не оборачивался, но чувствовал его взгляд затылком. Старшина взял только второе, зато успел, подхватив поднос, пресечь попытку Кузякина сесть за стол с Актрисой и Хинди.

— Извините, дамы, сегодня вы обедаете без нас. — Ему было сейчас не до политеса, — Пошли туда в угол, Кузякин, разговор есть.

Хинди глядела на них с испугом, не слыша недоуменных вопросов Актрисы. Как-то она сразу все чувствовала кожей или веснушками, что ли. Кузякин склонился над тарелкой, но салат не лез ему в горло. Старшина молча ждал, надо было колоться под его требовательным взглядом.

— Ну что ты на меня так смотришь! Давай сначала поедим.

— Да вот… — сказал Зябликов, даже не притронувшись к салату. — Я вчера вот так же в баре за столиком с подполковником Тульским сидел, когда он по телефону с тобой разговаривал и еще с этим твоим, как его…