Сорняк - Андрей Буянов

– Бей! – скомандовал здоровяку и, видя недоумение в глазах, поправился: – В живот бей, туда, куда я эту штуку прицепил. – И тут же добавил: – Кулаком бей.

Ур покачал головой, но подчинился и без особого размаха, но с силой ударил. Мишу оттолкнуло в сторону, а здоровяк смотрел на него с удивлением, не обращая внимания на отбитые костяшки.

– Ну как? – Мишка снова подошёл. – Хочешь ещё? Бей туда же!

Ур ударил, потом ещё раз и ещё…

– Ты как тот зверь, что носит не спине костяной дом! – восторженно проревел он. – А если ткнуть копьем?

Мишка ухмыльнулся.

– Можно и копьём, все равно не пробьёшь.

– Даже таким? – он взглядом указал на железо.

– Даже таким, – кивнул Миша, перехватывая взгляд. – Чтобы пробить железо, надо иметь что-то получше. А такую даже им не пробить: слишком толстая.

Мишка поднял куртку, почесал ободранный об края живот и бросил пластину прямо на землю.

– Только вот тяжелая она, зараза… Её хоть и не пробить, да только до драки в ней не дойти.

– А мне такую можешь сделать? Я дойду! – чуть ли не взмолился Ур.

– Такую? Нет, такая тебе точно, не нужна. – И, пока родич не обиделся, добавил: – Тебе мы сделаем кое-что получше. Но только когда закончим со всем остальным. Будешь помогать?

Этот вопрос Миша мог и не задавать, видя, как у товарища загорелись глаза. Уру ковка железа определённо понравилась. На раскалённые бруски он смотрел буквально заворожённым взглядом, поедая глазами процесс простой перековки крицы. А ведь ковать ножи и топоры гораздо интереснее и зрелищнее…

А вот для железной наковальни пришлось притащить деревянную колоду, единственную, между прочим, в посёлке, причем простого подравнивания, для того чтобы она уверенно держалась, не хватило. Пришлось ковать гвозди и, нагрев, приваривать их по краям. Зато когда всё встало на свои места, работа пошла гораздо интереснее, и так они работали почти до вечера. Потому что вечером пришли лодки.

Снова встречать их высыпал весь посёлок. Только теперь Мишка с Уром сами стояли на берегу, смотрели, как лодки к нему пристают, множество рук цепляются за них, вытаскивают на песок. Миша и Ур широко улыбались, потому как в лодках, помимо отправившихся с ними охотников, сидели и тоже улыбались Таука и Унга. Таука на берег выбрался, прихрамывая, сам, и до того, как на него набросилась обниматься жена, приветливо кивнул. А вот Унге выбраться помогали. Несмотря на то что очнулся, сил у него оставалось очень мало. Мишке подумалось, что сам на ноги он встанет не раньше чем через месяц-другой, так откровенно хреново он выглядел. Ур сразу помчался к брату, подхватил его под руку, буквально взвалив на своё плечо, повел к дому. Мишка неспешно спускался следом – тут помощь его не требуется, – разберутся и сами. Ему вон пахать ещё и пахать, пока на весь род железа не накует… Однако, уже почти спустившись, Миша оглянулся на окрик: звал его Ур, стоя с братом почти у входа в поселок. Мишка удивился, но поднялся. И еще больше удивился, когда Унга, висевший на плече брата, неожиданно распрямился, крепко взял его за запястья, посмотрел прямо Мишке в глаза и проговорил осипшим, с хрипотцой, голосом:

– Ты не дал мне умереть, Мисшаа. Я и мой брат тебя благодарим…

При этих словах Ур кивнул головой, подтверждая. Затем они, не дожидаясь ответа, развернулись и побрели в посёлок. А Мишке было приятно. И хоть он и понимал, что лично его заслуги в том, что черепушка Унги выдержала встречу со стрелой без особо фатальных повреждений, нет, но искренняя благодарность бальзамом растеклась по его сердцу, улучшив и без того приподнятое настроение.

До кузни ему дойти не удалось: он снова приветствовал родичей, носил со всеми тюки с добром в посёлок. Часть сгружали перед домом Койта, часть сразу относили в кладовые. А потом весь род собрался у большого костра – отпраздновать возвращение охотников. Именно сейчас, когда вернулись все… Разумеется, о работе в этот вечер Миша и не думал.

Утром, продрав глаза и помиловавшись с женой, Мишка снова заспешил к кузне. Планов было громадьё, причем не только у него: время стремительно утекало. Зима вроде как заканчивается, и периоду относительной сухости скоро придёт конец. А до этого времени желательно перековать всю выплавленную крицу, а затем над кузней надо бы устроить навес. Под дождём-то не сильно и поработаешь…

Привычно разжёг горн, приладил мех, покачал недолго, чтобы угли разгорелись. Вытащил из стоящего здесь же короба крицу, придирчиво её осмотрел и кинул в горн. Когда та разогрелась, вытянул её щипцами, положил на наковальню и принялся отбивать. Некоторое время он плющил заготовку, потом снова грел, снова плющил, а потом, когда шлака на вид в ней не осталось, положил остывать. Что-то было как-то не так…

Вот вроде бы и проработали они со здоровяком всего ничего, а вот отбивать шлак из крицы в одиночку стало совсем нездорово. Ещё и день, как назло, начал вступать в свои права, и в прорывы в низких тучах проступило солнце… Возможно, всему виной было настроение, но грязной работой в такой день ему заниматься не хотелось. Он немного постоял, посмотрел на падающие вдалеке на землю солнечные лучи, вдохнул полной грудью уже почти весенний воздух. А затем, подсыпав в горн угля, положил в него железную заготовку и принялся качать мех: если нет настроения отбивать крицу, значит, будем ковать наконечники для копий.

Хотя начал он с наконечников для стрел: с ними было проще всего. Мишка отковал полосу толщиной миллиметров в пять, снова разогрел ее, нарубил на ровные вытянутые кусочки и затем начал по очереди, проковывая, придавать им форму и оттягивать края. За этим занятием и застал его Ур. С ним пришёл сын – пацанёнок, на вид лет пяти. А ещё – Таука. Готовый наконечник охотники долго крутили в руках, рассматривали и цокали языками, пока Миша заканчивал с остальными. А когда Мишка протянул им куски камня и велел заточить оттянутые кромки, безропотно согласились.

Миша же, пока горн не остыл, решил заняться копьями. Втулки он, разумеется, делать и не собирался, ограничившись вытянутыми с двух сторон штырями, в которых пробил отверстия для гвоздя. Само лезвие на первых трёх экземплярах сделал, не особо мудрствуя, листовидным, толщиной у основания около трёх сантиметров и пяти миллиметров в конце. Ширина получилась чуть больше половины ладони. Ну и, разумеется, ни один из наконечников особо сильно на другой не походил: натуральный «хенд-мейд» всё-таки! А вот четвёртый чёрт его дернул сделать более крупным. Получилось что-то вроде кинжала длиной в тридцать сантиметров на все тех же штырях с дырками. Только в этот раз Мишка наварил их аж четыре штуки – с каждой стороны по одной.

Охотники уже давно перестали точить и с интересом наблюдали за Мишкиной работой, при этом ни мешать, ни помогать не спешили. Когда Миша закончил и устало смахнул пот со лба, они предъявили ему остро заточенные наконечники. Мишка хмыкнул:

– Надо бы попробовать…

Договорить он не успел: Таука достал откуда-то сбоку уже готовую стрелу с насаженной на неё железкой. Ну да, а чего он, собственно, хотел? Для взрослого охотника насадить острие на стрелу проблемой не является, независимо из чего это самое острие изготовлено, на технологию крепления это принципиально не влияет и времени много не занимает. Мишка покосился на прогоревший горн: всё равно надо заново разжигать, тем более – лук уже кто-то принёс.

– Ну, пойдем тогда, постреляем.

Охотники вначале собирались пробовать стрелу по старинке, стреляя в обрывистый склон возле реки. Но Мишка солидно покачал головой и указал в сторону степи. Охотники спорить не стали, просто пожали плечами: мол, Мисаш, твоя стрела, тебе и решать, и вся троица и так и не ушедший мальчишка спустилась со склона и направилась в сторону одиноко стоящего где-то в трёхстах, может, чуть больше, может меньше, метрах от склона холма дерева. Таука натянул лук, наложил стрелу и рывком выстрелил. В ствол, разумеется, попал. А когда подошли ближе, не выдержал и захромал быстрее, чтобы рассмотреть, что стало со стрелой… И каково было его удивление, когда он обнаружил стрелу не только не сломанной, но и пробившей кору почти на весь наконечник, ушедший в древесину.

– Ну, как? – Мишка довольно ухмылялся. – Нравится тебе, Таука, новая стрела?

– Конечно, нравится, – охотник ходил вокруг торчащего из дерева древка, не сводя глаз с острия. – Ты сделаешь мне такие же?

Миша задумался. Таким макаром на него весь род свои хотелки повесит, но брату жены отказать нельзя: не поймет ни он, ни она.

– Тебе сделаю две руки таких стрел. Но остальным не буду. Мне много ещё надо сделать того, что просил Койт.

Оба охотника кивнули: Таука – довольно, а Ур – не особо – он не успел попросить, а иметь такие стрелы ему тоже хотелось.

Саму стрелу Миша вырубил из дерева топором и протянул Тауке:

– Первая!

Дальше работа пошла веселее. Потому как теперь приходил помогать не только Ур, но иногда и Таука. Мальчишка тоже прибегал, когда мать его не припахивала по хозяйству. Звали его Ума, вероятно, по аналогии с отцом и дядей. И вот он изводил Мишку вопросами по поводу и без. Миша злился от болтовни под руку, но отвечал по мере возможности. И в отместку припахивал того точить готовые наконечники стрел и копий. Получалось у пацанёнка не особо, но зато от чувства причастности к ответственному магическому действу его аж распирало от гордости. Что Миша, что отец, что Таука – все смотрели на него и про себя улыбались. Когда через шесть дней всё заготовленное кончилось, Миша подарил ему настоящий закалённый нож, и Уму от счастья чуть не разорвало. Ур, конечно, поворчал немного: мол, рано такому мелкому давать то, чего у некоторых охотников ещё нет, но видно было, что сам доволен.