Потерявшие солнце - Максим Есаулов

– Давно.

– Ну, за профессионалов.

«Паленая» водка колом стала в горле.

Алексей Степанович привычным движением занюхал бутербродом и положил его обратно. Антон отломил кусочек черствого хлеба с увядшей ветчиной. Снова забулькало в стаканах.

– Спасибо, я больше не буду.

– По последней. – Алексей Степанович внимательно посмотрел на Антона поверх стакана. – Извините за нескромный вопрос, Антон Владимирович, сколько вы получаете?

– Восемьдесят баксов в месяц.

– Это, по-вашему, справедливо?

– Вы из фонда защиты неимущих сотрудников милиции?

– Почти, – Алексей Степанович ухмыльнулся, – за взаимопомощь!

Не дожидаясь ответа, он выпил.

– Антон Владимирович, давайте начистоту! Редкий сотрудник милиции в наше время не имеет приработка. Жизнь диктует такие условия. У меня к вам предложение. Подождите, не возражайте! Я не требую разглашения служебных секретов или «отмазывания» закоренелых преступников. Только консультации, определенную информацию о наших клиентах и контрагентах. Никакого криминала, никакого предательства и, скажем, триста долларов в месяц, независимо от загрузки.

В дверь тихонько постучали. Безликая светловолосая девушка в белой блузке и черной юбке положила на стол несколько листов бумаги.

– Все готово. Это…

– Знаю, – кивнул Алексей Степанович, с явным нетерпением ожидая, когда она выскользнет за дверь.

– Мой ответ? – Антон продолжал крутить в пальцах наполненный стакан.

– Да. – Лебедев подвинул к нему стопку листов. – Распишитесь на втором экземпляре сопроводительной.

Несколько секунд оба молчали. Антон расписался. Алексей Степанович аккуратно завинтил пробку на бутылке и встал.

– Видимо, я правильно понимаю ваше молчание, Антон Владимирович. Скажите, какие сложности? Что мешает?

Антон свернул листы трубочкой, засунул их во внутренний карман куртки.

– Спасибо за помощь. – Он сделал шаг к двери и обернулся. – Сложность в том, что придется менять окраску.

– Что за чушь! – Лебедев вскочил и замахал руками. – Я же говорю, что не требую предательства интересов…

– Вы действительно все понимаете правильно, Алексей Степанович. – Антон неожиданно улыбнулся. – Только я говорю о том, что пришлось бы сменить окраску стен в коридоре. Не переношу белого цвета.

Идущий стеной дождь и резвящийся ветер загнали в укрытие даже обладателей зонтиков. Под козырьком у выхода толпились безликие девушки в серебристых плащах и белых блузках. Он вздохнул и двинулся в отдел, слушая, как противно чавкают промокшие ботинки.

Глянцевые прямоугольники билетов мистическим образом притягивали взгляд. Сидя на заднем сиденье шуршащего по Пулковской трассе такси, Цыбин снова и снова извлекал их из кармана и гладил подушечкой большого пальца блестящую поверхность. Он думал, что это глупо, что это непрофессионально, что это признак подступающей старости, что это показатель жуткой усталости и что скоро все это не будет иметь никакого значения, потому что все кончится. Он думал обо всем этом и понимал, что не верит. Хочет поверить, но не может. Что-то подсказывало ему, что все это не может кончиться, а если кончится, то не так, а если не так, то скоро. Обрывки мыслей метались в голове. Палец продолжал наглаживать яркую картонку. Замызганное такси летело сквозь дождь.

Рефлектор накрылся окончательно и бесповоротно. Тщетные попытки вернуть его к жизни путем дерганья провода и ударов по корпусу успеха не имели. Антон вздохнул и с сожалением сунул ноги обратно в сырые напрочь ботинки. В кабинете было как на болоте. Капельки влаги пузырились на стенах. Он завязал шнурки и выбрался в коридор. В отделе было пусто, только за дверью Сергеева раздавались какие-то звуки. Антон уже собрался постучать, но различил приглушенные стоны и прерывистое дыхание. Сергеев постоянно использовал рабочее место для плотских утех, таская туда большей частью на «субботник» местных жриц любви. Антон отошел от двери и вернулся в свой «склеп», решив, что обогреватель возьмет у Полянского, когда тот придет. На всякий случай он потрогал вечно холодную батарею, воткнул в розетку чайник и закурил согревающую папиросу. Ответ из сотовой компании МСЖ был кратким: всего несколько листиков. Звонок на квартиру Солитянского был произведен с радиотелефона, зарегистрированного на некоего господина Овчарова Геннадия Леонидовича. Адрес регистрации на проспекте Стачек. Контактный телефон, похоже, совпадает. Антон посмотрел на календаре «дорогу» и снял телефонную трубку.

– Девушка, здравствуйте, из «Армавира» беспокоят. Адрес по телефончику, пожалуйста…

Все совпадало. Антон внимательно изучил распечатку абонентов, с которыми связывался владелец «трубки». Разговоров было совсем немного. Все почти по одной минуте. Видимо, хозяин был или стеснен в средствах, или немногословен. Несколько раз повторялся телефон на Стачек. Сейчас «трубка», видимо, не работала. Последним был тот самый звонок Солитянскому. Папироса погасла и противно пахла жжеными волосами. Антон сцепил руки на затылке и покачался на стуле. Теория оперативно-розыскной деятельности знала много способов разработки господина Овчарова. Практика подсказывала, что здесь, в отделе милиции, у него есть только один вариант. Антон набрал номер квартиры на Стачек.

– Алло, слушаю вас.

Приятный пожилой женский голос.

– Здравствуйте, а Геннадия Леонидовича можно?

– Здравствуйте, а Гена в ванной комнате. Ему что-нибудь передать?

– Нет, спасибо. Я перезвоню.

– Пожалуйста, минут через двадцать.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности, звоните, пожалуйста.

Антон положил трубку и неожиданно для себя сделал телефонному аппарату реверанс.

За стенкой, в кабинете Сергеева, стоны перешли в крики, а дыхание в рычание. Он несколько раз ударил кулаком в стену и вдруг расстроенно подумал, что проявление вежливости в телефонном разговоре вызывает у него иронию и ерничанье, что он совсем отупел от бомжей, наркоманов, гопников, грязи, неустроенности кабинетов, табачного смрада, плохой водки и еды, траханья за стенкой и вечной нервозности. Эта мысль разрядом пронеслась в голове и уступила место осознанию того, что Овчаров дома и надо не звонить, а ехать к нему, что Стачек – это неблизко, что дождь все льет и льет… Дверь приоткрылась, и в кабинет тихонько проскользнула Горелова в огненно-красном свитере, кожаной юбке и с курткой в руках. Она широко улыбнулась, повернула ключ в двери и принялась стаскивать через голову свитер. Антон в оцепенении смотрел на нее, ему казалось, что он бредит. Избавившись от свитера и бросив его вместе с курткой на стул, Горелова ловко сняла белый несвежий лифчик, обнажив маленькие бледные груди, покрывшиеся от холода сетью крупных мурашек. На одной из них ясно виднелся свежий след укуса.

– Антон Владимирович, мне сразу на стол или сначала «поработать»? – Она недвусмысленно облизала губы.

Он вышел из ступора, вскочил и, схватив ее шмотки, швырнул в нее:

– Ты звезданулась, что ли? Голову застудила?

Горелова испуганно отшатнулась к двери:

– Я… Я же все, как Сергей Сергеевич сказал… Он научил, как все на мать переложить. Сказал: отработать надо. Я же только в благодарность. Ему за совет, вам за терпение.

Она быстро подобрала одежду, но одеваться не торопилась.

– Я с подругами посоветовалась. Они сказали, что если «бабок» нет, то надо идти «давать». Вас не было, и я сначала…

– Хватит! – Антон открыл дверь. – Одевайся быстро.

Сергеев сидел за столом и разговаривал по телефону. Увидев Антона, он прикрыл трубку ладонью:

– Чего тебе? Давай попозже…

Удар в скулу застал его врасплох. Аппарат полетел со стола. Он врезался затылком в стену. От второго удара он все же сумел частично отклониться, но все равно оказался на полу.

Антона била крупная дрожь. Глаза заливало бешенством.

– Ты, сука, что делаешь? Дело, ублюдок, мое из-за члена своего похерил.

Сергеев поднялся. Он был тяжелее Антона раза в полтора.

– Я тебя сейчас наизнанку выверну, псих отмороженный, одной кражей больше или меньше, а эта «соска» будет еще месяц нас всех обслуживать. Если ты…

Антон уже не слышал его. Боль хлынула в голову. Жирное лицо Сергеева плясало в глазах. Он понял, что сейчас бросится вперед и будет рвать, рвать, рвать… Кто-то вошел в кабинет и схватил его за руки, кто-то влез между ним и Сергеевым. Сквозь пелену промелькнуло лицо Полянского, в уши пробивался противный голос, выкрикивающий ругательства. Он прислушался и узнал свой собственный. Кто-то вывел его в коридор. Кто-то держал Сергеева. Кто-то что-то кричал с лестницы.

«Господи, откуда они все взялись», – подумал он и прикрыл глаза.

Открыв их, увидел расплывчатое изображение окружающего мира, ощутил холод и понял, что стоит в своем кабинете, прижавшись лбом к оконному стеклу. За спиной скрипнул стул. Полянский невозмутимо грыз спичку. Лицо у него было усталое и невозмутимое.