Письма 1855-1870 - Чарльз Диккенс

За весь день не было ни одной ссоры, и, когда солнце село, все разошлись по домам, оглашая воздух веселыми криками и оставив все, до последнего флагштока, в таком же образцовом порядке, как это было в десять утра, когда перед ними открыли ворота.

"Станция Мэгби" вышла вчера вечером небывалым тиражом в 250 тысяч экземпляров.

165

У. Ф. де СЭРЖА

Гэдсхилл, Хайхем близ Рочестера, Кент,

день Нового 1867 года.

Дорогой Сэржа,

Твердо решившись опередить "середину будущего лета", к Вам обращается Ваш полный раскаяния друг и корреспондент.

Прошлой осенью большой пес укусил маленькую девочку (сестру одного из слуг), которую он знал и обязан был почитать, за что хозяин побил его и приговорил к расстрелу назавтра в семь часов утра. Пес очень бодро вышел из дому в сопровождении полдюжины мужчин, назначенных для этой цели, очевидно полагая, что они собираются лишить жизни какого-то неизвестного. Однако, увидев среди процессии пустую тачку и двуствольное ружье, он погрузился в раздумье и вперил свой взор в человека, несшего двустволку. Камень, ловко запущенный деревенским злодеем (главным плакальщиком), заставил его на секунду обернуться, и он тотчас же пал мертвый, сраженный пулей в сердце. Двое родившихся после его смерти щенят в настоящую минуту резвятся на лужайке; один из них наверняка унаследует свирепость отца, и, по всей вероятности, его постигнет та же участь. Фазан на рождестве был немного нездоров и утром 27 декабря тысяча восемьсот шестьдесят шестого года был найден мертвым под плющом в своей клетке. Он лежал, накрыв голову крылом. Я, владелец останков обоих усопших, упорно тружусь над "Барбоксом" и "Мальчиком из Мэгби" *, которыми я начинаю новую серию чтений в Лондоне пятнадцатого числа. Завтра утром думаю выехать в провинцию. Когда я читаю, я не пишу. Я только редактирую, и для этой цели мне посылают корректуры. Вот ответ на Ваши вопросы.

Что касается вопроса о реформе, то каждый честный человек в Англии должен знать и, вероятно, знает, что более разумная часть народных масс глубоко не удовлетворена системой представительства, но чрезвычайно скромно и терпеливо ожидает, пока большинство их собратьев не станет умнее. Испытанное оскорбительное средство, заключающееся в том, чтобы нападать на них и самым наглым образом утверждать, будто они равнодушны к политике, принесло неизбежные плоды. Вечный насмешливый вопрос: "Где они?" - заставил их ответить: "Ну что ж, если Вам так уж _необходимо_ знать, то мы здесь". Вопиющая несправедливость, заключающаяся в том, что взяточников поносят перед сборищем взяткодателей, крайне обострила свойственное народу чувство справедливости. И теперь он уже не хочет того, что принял бы раньше, а того, что он твердо решил получить, он добьется. Можете не сомневаться, что положение вещей именно таково. Что до Вашего друга "Панча" *, то Вы увидите: как только он сообразит, что игра идет к проигрышу, он начнет поворачивать в другую сторону. Вы могли заметить, что он уже начинает поеживаться.

Дорогой мой, я так же бессилен запретить кому-либо калечить мои книги, как и Вы. Это так же верно, как то, что каждый, кто изобретет что-нибудь на благо народа и предложит свое изобретение английскому правительству, ipso facto {Тем самым (лат.).} становится преступником и предается казни на колесе волокиты. Это так же верно, как то, что крымская история повторится, если наша страна опять вступит в войну. И, по правде говоря, я весьма невысокого мнения о том, что сделала для нас великая знать, а посему весьма философски смотрю на то, что может сделать великий плебс, ибо твердо уверен: хуже он сделать не может.

Это время года - самое лучшее для театров, ибо все еще имеется множество людей, которые считают своим священным долгом смотреть рождественские пантомимы. Я пока не видел ничего, так как у меня обычный новогодний съезд гостей. У Фехтера нет ни пантомимы, ни бурлеска, он ставит новый вариант старой пьесы "Trente Ans de la Vie d'un Joueur" {"30 лет из жизни игрока" (франц.).}. Боюсь, что выгоды это ему не принесет. В целом театры - если не считать декораций и световых эффектов - достаточно скверны. Но в некоторых мелких театрах есть актеры, которые при наличии какой-либо драматической школы могли бы стать превосходными. Хуже всего то, что они не имеют ни малейшего представления о действенном и гармоничном целом и каждый или каждая заняты только собой. Мюзик-холлы привлекают массу публики, отнюдь не облагораживая общественный вкус. Однако их представления по-своему хороши и всегда отличаются живостью и четкостью.

Последняя сенсация - гонки яхт в Америке. Надеюсь, что общий интерес к ним по эту сторону океана окажет благотворное влияние по ту его сторону. Поистине печален будет день, когда Джон и Джонатан вступят в состязание *.

Французский император, несомненно, находится в опасности. Его популярность в Париже тает, и армия им недовольна, Я слышал из хорошо осведомленных источников, что его тайная полиция все время открывает заговоры, которые приводят его в сильнейшую тревогу.

Вы знаете, как мы здесь жульничаем. Но Вы, возможно, не знаете, что мистер К, "знаменитый" подрядчик, прежде чем попал в затруднительное положение, перевел на свою жену миллион. Какой заботливый и преданный муж!

У моей дочери Кэти тяжелая нервная лихорадка. 27 декабря ее смогли привезти (по старой дороге и на почтовых лошадях), и с тех пор ее состояние постепенно улучшается. Ее муж тоже здесь, и, в общем, он чувствует себя не хуже, чем всегда. Боюсь, что лучше чувствовать себя он никогда не будет.

Вчера мы здесь играли в фанты и на бильярде, - после того как Вы у нас побывали, к дому пристроили бильярдную. Приезжайте сыграть со мною партию.

Искренне Ваш.

166

НЕИЗВЕСТНОМУ КОРРЕСПОНДЕНТУ

Редакция журнала "Круглый год",

вторник, 5 февраля 1867 г.

Сэр!

Я прочитал большую часть первого тома Вашего романа и проследил наиболее сложные места в остальных двух томах.

Вы, разумеется, должны рассматривать мое мнение как мнение писателя и любителя искусства, ни в коей мере не претендующего на непогрешимость.

Мне кажется, Вы слишком честолюбивы и, кроме того, недостаточно знаете жизнь и свойства человеческой натуры, чтобы пускаться в столь опасное плаванье. Многочисленные свидетельства неопытности и неспособности справиться с ситуациями, которые Вы придумываете, встречаются почти на каждой странице. Я бы очень удивился, если бы Вы, решившись попытать счастья на этом поприще, нашли издателя для Вашего романа и если бы эта попытка принесла Вам что-либо, кроме утомления и душевной горечи.

Судя по прочитанному, я не могу даже с уверенностью утверждать, что в Вас таится писательский дар. Если Вы им не обладаете, но тем не менее стремитесь заниматься делом, к которому у Вас нет призвания, Вы неизбежно станете несчастным человеком. Позвольте мне посоветовать Вам набраться терпения, а также иметь мужество отказаться от своих попыток, если Вы не сможете зарекомендовать себя вещью гораздо меньшего объема. Оглянитесь вокруг, и Вы увидите, как велик спрос на небольшие литературные произведения всех видов. Попытайтесь добиться успеха в этих скромных пределах (я в свое время занимался именно тем, к чему сейчас призываю Вас), а пока что отложите в сторону свои три тома.

Искренне Ваш.

167

УИЛКИ КОЛЛИНЗУ

Мост Аллана, Шотландия,

среда, 20 февраля 1867 г.

Дорогой Уилки,

Я прочитал книгу Чарльза Рида, и вот что я, как свидетель, могу о ней сказать.

Я читал ее с величайшим интересом и восхищением. Я считаю ее произведением хорошего человека и первоклассного писателя, обладающего блестящей фантазией и изысканным воображением. Я затрудняюсь назвать кого-либо из ныне живущих писателей, кто мог бы написать такую вещь хотя бы приблизительно так же хорошо. Что касается так называемого критика, который осудит подобные книги как литературу с Холивелл-стрит * и т. п., я могу только сказать, что более исчерпывающего доказательства его некомпетентности и непригодности к той должности, на которую он сам себя избрал, желать не приходится.

Если бы меня подвергли перекрестному допросу, я почувствовал бы, что рискую попасть на зыбкую почву, и тогда, чтобы как-то выйти из положения, попытался бы перехитрить адвоката. Однако, если бы мне напомнили (а этого, по всей вероятности, следовало бы ожидать, если допустить, что кому-нибудь вообще разрешат давать показания), что я - редактор периодического издания с большим тиражом, издания, для которого писал истец, и если бы в суде мне прочитали сцены, в которых описывается, как пьяный Гонт явился в постель к своей жене и как был зачат последний ребенок, и спросили, пропустил ли бы я, как редактор, эти сцены (независимо от того, были они написаны истцом или кем-либо другим), я был бы вынужден ответить: нет. Если бы меня спросили почему, я бы сказал: то, что кажется нравственным художнику, может внушить безнравственные мысли менее возвышенным умам (а таких среди большой массы читателей неизбежно окажется много), и поэтому я должен был бы обратить внимание автора на возможность извращенного понимания этих отрывков в широких кругах. Если бы меня спросили, пропустил ли бы я отрывок, в котором Кэти и Мэри держат на коленях незаконного ребенка и рассматривают его тельце, я бы снова по той же причине вынужден был бы ответить: _нет_. Если бы меня спросили, мог ли бы я, как автор или редактор, допустить женитьбу Невиля на Мэрси и поставить этих четверых людей - Гонта, его жену, Мэрси и Невиля - в такие отношения друг к другу, я снова был бы вынужден ответить: нет. Если бы адвокат настаивал, я неизбежно должен был бы сказать, что считаю эти отношения в высшей степени непристойными и отталкивающими.