Жребий брошен - Александр Прозоров

— Не любят нас, вижу, друже, — высказал мнение Любовод. — За такой взгляд любой князь запорол бы холопа насмерть.

— А чего нас любить? — поморщился Середин. — Мне тоже не нравится, когда меня не любят, но сам посмотри. Пришли чужаки с армией мертвецов на их землю. Слова говорят, вроде, правильные, а какие дела будут — неизвестно. В спину ножом пырнуть не пытаются, и то хорошо.

— После того, как ты у них на глазах мертвых воинов после битвы оживил, колдун, они не то что с ножом подойти, они на тебя посмотреть боятся!

— Ну, и пусть боятся, мне с ними детей не растить, — отмахнулся Середин. — Наше дело — захватить столицу и этого несчастного Раджафа. Скинуть тирана, отомстить за своих. Дальше уже пусть сами разбираются, это их личные дела, их страна, их правители и обычаи. А наше дело…

— Наше дело погрузить на крепкий ушкуй добычу и награду, — весело закончил купец, — поднять парус, да домой, домой, домой. На Русь! К любой моей, к славному Господину Великому Новгороду! Ох, болит моя душа, подзадержались мы…

— Тебе ли кручиниться, друже? — удивился Олег. — Нешто тебе несколько месяцев — много? Не ты ли на годы по делам торговым из Новгорода уходил?

— Уходил, — согласился купец. — Да токмо не ждала меня тогда зазноба на родном берегу, сердечко не болело. Опасаюсь я, колдун, коли еще задержимся, то до мороза на Русь не поспеем. Вмерзнем в лед возле Итиля[2] — тогда что делать? Любой прохожий подъезжай да грабь! А коли не рисковать — до самой весны оставаться здесь придется. До ледохода нового.

Об этой стороне будущего привычный к верховым путешествиям ведун как-то не задумывался. Для него мороз завсегда только на руку был — все ручьи и реки из препятствий в торные пути превращались.

— Не рано ли о зиме гадать? Вон, жара какая вокруг!

— Яблочки-то наливные, друже. В погреба уж просятся. Там и снег скоро. А путь-то у нас не в две версты будет, пока еще хоть до вятского порубежья доберемся…

— Идет! — выкрикнул один из кивских возчиков. Посланец сбежал по склону, притормозив только перед замершими зомби, брезгливо передернул плечами, но протиснулся между ними, склонился перед Олегом:

— Они согласны, господин. Они присягнут мудрому Аркаиму, брату великого Раджафа, вскроют кладбище и дадут тебе все, что потребно для похода.

— Отлично.

— Они просят тебя отвести воинов, дабы скатившийся камень Раджафа никого не поранил.

— Если они согласны на присягу, то почему бы и нет?

Поход начинал нравиться Олегу. Никаких сражений — стычку с парой сотен легких всадников битвой не назовешь, — никаких штурмов. Переход, клятва в верности, поднятие из могил сотни-другой воинов, новый переход — и очередной город у его ног. К тому же он начал потихоньку восстанавливать самые ощутимые потери. Медвежья шкура киснет где-то на дне реки — зато теперь у него есть густая теплая овчина и палатка. Потерян кузнечный инструмент, кистень, косуха — но ведь поход еще только начался, а столь мелкая дань с каждого из городов не вызывает протеста. Еще неделя-другая, и он вернет все, что украли у него река и медный страж.

Правда, приготовленные для добычи повозки пока еще катились пустыми, вызывая недовольство сотоварища — но Олег не так дорожил каждым рублем возможного прибытка, как его друг, а потому был готов ограничиться и просто обещанной Аркаимом наградой. Наверняка ведь после победы и восстановления на троне жмотиться правитель не станет.

Еще два дня очередного перехода, и в предзакатных сумерках они увидели Туеслов.

Этот город, в отличие от двух предыдущих, форму имел почти треугольную, поскольку стоял на слиянии двух ручьев. Вдоль берегов тянулись стороны прямые, а к дороге выходила полукруглая.

Ручейки представляли собой препятствие символическое — глубина чуть выше колена, — поэтому первый и второй легион ведун направил все-таки к прямым стенам, а третий и четвертый оставил рядом с собой.

— Видать, по расчету города строились, — предположил кормчий, когда они, разбив лагерь, расселись возле костра. — Два дня пути — город. Два дня пути — город. Расстояние токмо непонятное. Два дня — ни то, ни се. Для перехода — так и так в дороге ночевать приходится. Округ города сеять, косить распахивать — опять же к крайним землям уходить далече. День туда, день обратно. А работать когда?

— Все верно, Ксандр, — вытянувшись на мягкой и теплой овчине, согласился Олег. — Токмо ты один момент не заметил. На повозке ехать вдвое быстрее, нежели пешему, получается. Посему — в дне пути они находятся. В одном дне.

Он закрыл глаза, ожидая, пока зажарится мясо, и увидел, как за окном вагона под перестук колес проскакивают станции. От одной до другой — минут пятнадцать езды. А в километры перевести — как раз день пешего перехода получается.

«Так, может, — мелькнула в голове идея, — железнодорожники их специально так расставляют, чтобы за день успеть от станции до станции дойти и в тепле заночевать?».

Олег открыл глаза, и мысль, которая в полудреме казалась необычайно глубокой и мудрой, поразила своей наивностью: какие, к лешему, пешие переходы у железнодорожников? Может, еще с копьем и щитом за спиной? Хотя, конечно, ломик у них, как двуручный меч, весит. Так что некоторая тренировка имеется.

Между тем, костер оказался грудой холодных углей, его товарищи спали, забравшись под войлочные потники, да и над обозом висела необычная тишина. Нет, не тишина. Олег поднял голову, пытаясь понять, откуда слышится плеск — и ему померещилось, что, расплескивая воду, к первому легиону примкнуло несколько детей лет четырех-пяти.

— Надо же, — тряхнул головой Середин. — А показалось, всего на миг глаза сомкнул. Будута, ты глянь. Светает.

— Я сохранил, боярин, — сквозь сон пробормотал холоп. — Я все сохранил.

— Чего ты сохранил, несчастное порождение Мурома?

— Да-да. — Холоп приоткрыл глаза, осоловело скользнул взглядом по Олегу, сунул руку за пазуху и достал два крупных куска мяса в промасленной тряпице: — Съесть хотели… Но я уберег… Все три… Нет, два… Один потерялся ночью… Зевнул я… Неудачнех… Hex…

Будута снова засопел. Мясо было теплое, совсем не сальное. Ведун уселся лицом к городу, начал не спеша завтракать. И опять его ухо уловило приглушенные звуки. Но на этот раз не плеск, а какое-то постукивание. Он встал, прислушался — но тут у обоза громко заржала лошадь, кто-то спросонок ругнулся, опять послышалось ржание, и опять голоса — на этот раз уже несколько. У костра чихнул и поднял голову Ксандр. Лагерь просыпался.

Олег доел мясо, отер руки о траву и двинулся к обозу. Нашел позавчерашнего мужика: