Леди и разбойник - Барбара Картленд

Нельзя сказать, что она открыла для себя Господа, но неожиданно на нее снизошел покой, избавивший от страданий последних недель быстрее, чем если бы ее посетила тысяча ангелов с сияющими нимбами. Пэнси знала главное: жизнь в ней не умерла, она не одна и не забыта. Ее глаза излучали какой-то новый свет.

Однажды дверь открылась и надзирательница ввела леди Дарлингтон. Они нежно расцеловались и сели рядышком на диванчик, держа друг друга за руки. Леди Дарлингтон распорядилась доставить в тюрьму мебель, ковры, постельное белье и другие вещи, и хотя комната преобразилась, для Пэнси и тетушки она оставалась камерой, где Пэнси насильно держали под замком.

– Как ты чувствуешь себя, дорогая? – спросила леди Дарлингтон.

– Неплохо, тетя Энн, – ответила Пэнси. – Но вы совсем себя не бережете. Выглядите усталой, похудевшей, платье стало свободнее, чем когда я вас видела в нем последний раз.

Графиня и вправду очень страдала от унижения, которое ей принес арест Пэнси. Леди Кастлмэн могла быть довольной: день ото дня графиня выглядела все более старой, поблекшей, морщинистой, под глазами увеличивались темные круги от беспокойства и бессонных ночей. Пэнси едва сдерживала слезы – тетушку так жестоко и несправедливо наказали за то, что не имело к ней никакого отношения. Но леди Дарлингтон любила племянницу, и за годы, прожитые вместе, они очень сблизились, ее невозможно было уберечь от страданий и мести леди Кастлмэн, отнимавших у старой графини здоровье и силы.

– Давай не будем говорить обо мне, – сказала леди Дарлингтон. – У меня есть для тебя новости. Я только что разговаривала с лорд-канцлером. Суд состоится на следующей неделе, если адвокат не запросит отсрочки.

– У меня больше нет адвоката, – тихо промолвила Пэнси и, прежде чем тетушка начала причитать, постаралась объяснить, почему решила вести дело сама.

Но сделать ей это было нелегко. Во-первых, она не могла говорить правду, во-вторых, графиня, не слушая, яростно возражала, требуя немедленно послать снова за мистером Добсоном. Пэнси же упрямо стояла на своем, и леди Дарлингтон наконец сдалась, строя при этом самые мрачные предположения.

– Я буду рада, когда все закончится, – вздохнула Пэнси. – Так трудно ждать. Иногда мне кажется, я схожу с ума, особенно когда нас запирают на ночь и заключенные начинают громко переговариваться между собой. Надзиратели напиваются и дерутся под моим окном, возвращаясь из таверны.

– Никогда не думала, что придется побывать здесь, – грустно сказала леди Дарлингтон. – И вот надо же, побывала. По-моему, нужно что-то сделать для этих несчастных. Люди, нарушающие законы страны, обязаны сидеть в тюрьме, но место наказания не должно быть столь отвратительным и так плохо содержаться. Жизнь узников не должна подвергаться опасности.

– Вы правы, – кивнула Пэнси. – Надзирательница сказала, что не менее шестидесяти трех человек заболели тифом.

– Слава Богу, что не болезнью пострашнее, – покачала головой леди Дарлингтон. – В таком месте можно подхватить и чуму.

– Не беспокойтесь за меня, – ответила Пэнси. – Я встречаюсь только с двумя женщинами, которые приходят убирать комнату. Они здоровы и не бывают в той части тюрьмы, где можно заразиться.

– Я принесу лекарственную траву, ее нужно будет жечь, – сказала тетушка, – и апельсин, начиненный гвоздикой. Все это предостерегает от инфекции. А теперь поговорим о твоих друзьях. Многие из них беспокоятся о тебе, а сама королева просила передать, что надеется на торжество справедливости, что тебя освободят и ты вернешься в Уайтхолл.

– Пожалуйста, поблагодарите ее величество от моего имени. «Это так похоже на нежную, добрую маленькую королеву, она всегда верит в лучшее», – подумала Пэнси, а леди Дарлингтон, как бы читая ее мысли, добавила:

– Королева осталась доброжелательной и милосердной, Пэнси. К ней подходили некоторые придворные, предлагая отослать меня из-за скандала, связанного с тобой, но ее величество была непреклонна. До слушания дела она готова поверить, что ты невиновна.

– А кто-нибудь сообщил ее величеству, что за всем этим стоит леди Кастлмэн?

– Конечно, – ответила леди Дарлингтон. – Все при дворе знают, как эта дама радовалась, что навредила тебе и мне. Она не скрывает своего приподнятого настроения и открыто называет тебя убийцей.

– Это меня не волнует.

– Действительно, почему это должно тебя волновать? – горько усмехнулась леди Дарлингтон. – Если кто и может доказать, что оскорбления не наносят ран, так это леди Кастлмэн.

Они поговорили еще о нескольких общих знакомых, а потом, быстро взглянув на Пэнси, леди Дарлингтон добавила:

– Меня каждый день посещает Рудольф и просит разрешения навестить тебя. Он сказал, что постоянно приходит сюда, но ты отказываешься его видеть.

– Это правда.

– Он мне еще кое-что сказал, – взволнованно продолжала леди Дарлингтон. – Он просил передать, что умоляет тебя выйти за него замуж до суда. Говорил о своей любви и желании доказать всему миру, что не оставит тебя, каким бы ни был приговор.

Пэнси молчала. Сначала ей показалось, что она несправедлива к Рудольфу, – он искренне любит ее и поступает благородно, но потом разгадала его истинные намерения. Если она останется в живых, он будет мужем богатой женщины, если же она сполна заплатит за предполагаемое убийство, он останется при ее богатстве.

Однако предположение было столь ужасным, что Пэнси не решилась им поделиться даже с тетушкой. Она тихо сказала:

– Вы должны поблагодарить кузена Рудольфа за его предложение, но передайте ему – он выбрал неудачное время для женитьбы.

– Я знала, что ты так ответишь, – воскликнула леди Дарлингтон, и в голосе ее слышалось облегчение. – Но Рудольф был очень настойчив.

Они поговорили еще немного, и графиня собралась уходить. Прощаясь, она порывисто прижалась к Пэнси, и та успокаивала ее, хотя, казалось, все должно было быть наоборот. Леди Дарлингтон оставила кошелек с деньгами – траты в тюрьме оказались очень большими, почти каждый раз Пэнси просила тетушку прислать еще денег. За хорошие деньги можно было достать все. Кроме того, Пэнси раздавала в тюрьме деньги бедным и обездоленным. Женщины, приходившие убирать комнаты, обычно рассказывали ей о других заключенных. У нее защемило сердце, когда услышала об одной арестантке, родившей тройню и не имевшей даже тряпок, чтобы завернуть младенцев. Ей рассказали еще одну душещипательную историю о старухе, которую посадили в тюрьму за украденное яблоко. Полуслепая старуха наткнулась на яблоко, лежащее на тротуаре, не подозревая, что оно свалилось с тележки, стоявшей у магазина. Старуху притащили в тюрьму, у бедняги не нашлось ни пенса, чтобы откупиться, и ее бросили в камеру с тремя арестантками, две из которых были мерзкими воровками, а третья давно сошла с ума и была прикована цепью к стене, дабы в своем безумии никого не ранила. Пэнси откупила старухе более приличную комнату и дала денег на еду – обычной пищей заключенных служили помои, приправленные картофелем.