Княжья воля (СИ) - "Константин"

Глядите, какой гордый! Надо было с посланником заказчика повежливее общаться, глядишь, лежал бы сейчас у себя в хате, в одеяло попердывал. Тут с папашкой все ясно, он и слышать не желает о том, чтоб отдать сына, ремесло передавать будет некому. Подход, несомненно, правильный, с моей колокольни не поспоришь. Отдавать родных детей в счет уплаты долга в этом мире не совсем чтобы принято, но случаи такие происходят регулярно, Голец рассказывал…

У стола появляется Младина. В другое время я бы с удовольствием полюбовался ладной фигуркой и симпатичной мордашкой, но больно уж мордашка встревоженная.

— Не вашего там убивают?

Мы с Вованом успеваем переглянуться, затем я подрываюсь как подпружиненный чертик из коробочки, оттолкнув в междустолье Яромира, чешу к дверям на выход. Вован за мной, по пути топорик из поясного кольца вынимает.

А во дворе перед корчмой представление. Вернее — бенефис одного актера.

— Погоди! — хватаю я за руку с топором наперевес дернувшего мимо меня Вована.

Понимаю — сына бьют, помочь хочется, но что-то мне подсказало — не сразу осилят четверо выгнанных мною из корчмы дебилов одного шустрого до нельзя подростка. Вот сучата, видать спецом поджидали, то ли деньги отнять, то ли еще чего похуже хотели сотворить.

Двор у корчмы немаленький, есть где разбежаться, чем Юрка и пользуется, с лихвой оправдывая свое имя. Юрк туда, юрк — сюда, финт на финте. Никак не могут подвыпившие парни ухватиться за пацана по-серьезному, носятся бестолково, падают, ругаются, друг дружке мешают. Я замечаю, что не одни мы с Вованом и любопытным Рыком наблюдаем за этим забавным действом, а еще добрый десяток потенциальных посетителей корчмы застыл у отворенной калитки корчмового тына. Юрке бы с подворья улизнуть да покинуть ограниченное пространство, но отца бросить не может, кроме того, города не знает, куда бежать толком не представляет. Вот и шныряет, один от четверых ускользает, как ушлая деревенская курица-молодка от недотепистых городских студентов. Двоих только что лбами на противоходе столкнул аж звон пошел. Собравшийся народ реагирует громкими выкриками — понравилось, еще хотят. Белокудрый Юрка сам по рожам не бьет и правильно делает, стоит завязаться с одним, другие тотчас подключатся.

Безрезультатная беготня длится уже минут пять. Юркины движения похожи на странный танец — плавные и резкие одновременно, ноги согнуты в полуприсяде, руки выше пояса. Похожие коленца выделывал Вендар на состязании в день Перуна, когда не хотел, чтобы в него попали кулаком или коленом.

Что интересно, на свидетелей развернутой ими бурной деятельности четверка наглецов ни капли внимания, словно, на самом деле курицу ловят или свинку, а не человека. Наконец парню с лошадиными зубами все это дело порядком надоедает, тянет он с пояса ножик.

— Иди сюда, червяк! — кричит, задыхаясь от бега и перехватывается для броска.

Я, как и Вован, не успеваю предотвратить трагедию, мы лишь обомлело наблюдаем за полетом большого ножа, с немалым искусством пущенного с десяти метров.

Впрочем, от летящего ножа Юрок уклоняется, а вот один из его ловителей нет — лезвие мягко входит в середину живота и остается чернеть рукояткой словно обломанный березовый сучок. Парень обхватывает продырявленное пузо руками и медленно валится наземь, непонимающе хлопая выпертыми болью зенками.

В следующий момент потерявшего на миг концентрацию Юрка сзади хватает один из недоброжелателей. Юрка налимом извивается в его объятиях, изворачивается к напастнику лицом, а так как малолетний киевлянин заметно уступает в росте всем своим недругам, то ему приходится подпрыгнуть, чтобы достать своим лбом подбородок сграбаставшего его хулигана. Хотя какие там хулиганы?! С оружием, вчетвером на одного — полновесная разбойничья статья… По здешним законам таких следует валить безо всякого суда и никакой вира за убийство не будет.

Зубастый вынимает нож из пробитого брюха своего приятеля и кидается к Юрку, которого держат теперь уже двое.

Народ заволновался за судьбу ловкого юнца. Взволновался и я, потому мухой преодолеваю разделяющие нас метры, сшибаю с ног сначала обладателя ножа, а потом пускаю в ход кулаки. Бью сразу наповал, чтоб не сбежали голубчики. Зубастого пакуют Вран с Морозом, очень удачно зашедшие хлебнуть на халяву пивка перед сном. Им же я поручаю передать ухарей в руки городской стражи, пущай там в детинце с ними разбираются как полагается разбираться в таких случаях.

Каких-то полчаса проходит и зал корчмы набивается под завязку. Человек десять уже подошли к нашему столу, похвалили Юрка за храбрость и ловкость. Оценили. Я тоже оценил.

— Кто драться учил? — спрашиваю сына ремесленника.

— Дядька Асмунд, — не без гордости отвечает пацан.

Опять это имя! Это ему я должен передать привет от Велга, когда буду в Киеве. Надо бы навести о нем побольше справок, а то мало ли чего…

— Асмунд — пестун Святослава, — охотно поясняет Вован. — Старый уже. В походы не ходит, все, на что его сейчас хватает — учить понемногу отроков воинскому делу. Святослав его ценит, к сыновьям приставил. Мой в ватажке у младшенького княжича Владимира бегал, вот и перепала щепотка воинской науки.

Понятно — пацанье. Надо же детишкам с кем-то дружить, несовершеннолетние князья тоже люди. Не думаю, что сыны свирепого Святослава сидят в тереме при мамках и дядьках, шныряют по городу как и все пацаны, с городскими лоботрясами дружбу водят, играют, купаются, с ними же и тренируются.

И такого парня засадить ремни шить?!

— Да я бы не прочь, — грустно отвечает Юрок на мой вопрос о том варяге. — Да отец и слышать не хочет, говорит — из холопов не возвращаются. Мне варяг не показался дурным человеком, понравился бы я ему, глядишь и освободил бы со временем…

— Много ты знаешь, — бурчит недовольно скорняк. — Не дурной человек… такой же как и все у Свенельда — убийца… как и сам он — пес кровавый!

— Не убийца, а воин! — пытается перечить Юрок.

— А ну цыть, щеня!!! — кулак кудрявого Вована с грохотом опускается на столешницу. — Он за свою жизнь чужой руды выпустил больше, чем ржавой воды выссал! Цыть, я сказал!

Эк у них все запутано! Пацану всего тринадцать, а он уже не по годам физически развит и к отцовским иглам и шильцам душа не лежит однозначно. В Полоцк шел неохотно, дорогой твердил родителю, что зря не согласились на предложение изборского варяга, за что по итогам своей болтовни схлопотал чувствительную затрещину — батя лучше знает, дело отрока слушаться и не нудить.

Вмешиваться в процесс семейной педагогики я не собираюсь. Гораздо мне интереснее узнать кто такой этот Свенельд и почему Вован назвал его кровавым псом?

Возвращаются Вран с Морозом, докладывают, что довели хулиганов до городских ворот, просили передать Дрозду свое намерение быть видоками на суде. На обратном пути в корчму они прихватили с собой Волю и Ясеня возжелавших слегка подкрепиться перед сном.

Я прошу Яромира принести за наш стол побольше пива. Отошедший от потрясения, вызванного совершенно необоснованным покушением на собственного сына, Вован охотно поведал нам пятерым некоторые факты биографии знатного киевского боярина, варяжского воеводы Свенельда.

Родился варяг давно, зим пятьдесят с лишним тому, а может и все шестьдесят. Нрав имеет вспыльчивый и грозный. Умен и очень опасен при столкновении. В Киеве пришел еще до свадьбы князя Игоря с Ольгой. Верой и правдой служил отцу Святослава, со своей личной дружиной примучивал, то есть — приводил в подчинение Киеву древлянские земли и каких-то неизвестных мне уличей. В бою яростен, беспощаден и хитер, его дружина отлично выучена и опытна, состоит, преимущественно, из взрослых, матерых мужей, вроде того, что хотел забрать Юрка. Почему кровавый? Потому что свирепее Свенельда и его дружины в войске Святослава нет. Святослав поручает старому варягу самое сложное и ни разу еще верный воевода не подводил своего князя. За то любим и уважаем Святославом. После гибели Игоря Свенельд оказывал поддержку Ольге, помогал осуществлять месть древлянам. Поговаривали, будто овдовевшая Великая княгиня и варяжский воевода тайком дружат организмами, но разговоры остались разговорами — на людях Ольга и Свенельд ведут себя подчеркнуто нейтрально.