Гвардеец - Дмитрий Николаевич Дашко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 21
Вот он — момент истины. Сумею ли повести за собой людей на дело, перспективы которого столь туманны? Доверяют ли они мне, пойдут ли за мной?
Пока что мой авторитет в капральстве «дутый», гвардейцы не видели меня в бою, если и исполняют приказы, то больше из соображений дисциплины. По большому счету — я никто, ноль без палочки. Грустная, но все же, правда.
Люди вокруг имеют за плечами суровую школу жизни. Это не изнеженные барчуки, к которым можно смело приравнять меня. Они воевали, а война всегда оставляет свой отпечаток на человеке. Можно вспомнить «афганцев», тех, кто прошел Чечню. Это не видно сразу, но потом становится ясно — они другие! Не лучше, не хуже — просто не такие как все. Тот, кто шел в атаку, смотрел смерти в лицо, не мог остаться прежним.
Я прекрасно осознаю, что тот же Чижиков знает и умеет многое гораздо лучше меня. Он понюхал пороха еще в крымских степях, отбиваясь от наседающих татар, рубясь в кровавой сече, едва не угодил в плен. Жаль, наш «дядька», которому на самом деле стукнуло всего сорок, не любит распространяться на эту тему. А таких «чижиковых» только в моем капральстве больше десяти — остальные либо совсем «зеленые», вроде меня и Карла, либо солдаты, переведенные из гарнизонных полков Москвы и Петербурга. Ну и Михай… Он вообще случай особый.
Гренадеры выстроились в одну линию.
— Вот что, братцы, — сказал я, прохаживаясь вдоль строя, — я не имею права приказывать вам в этом случае. Решайте сами. Я возьму с собой только охотников. Думайте, гренадеры.
— А чего думать, — выступил вперед Чижиков. — По себе знаю: ради хорошего дела можно и животом рискнуть. Глядишь, на небесах, когда дадут раскаленную кочергу лизать, зачтется.
Гренадеры заговорили:
— Надо выручать Михая, не по христиански это, товарища в беде оставлять.
— Жаль хлопчика, молодой совсем.
— Он мне алтын должен, что я теперь без денег своих останусь опосля энтого? — с хитринкой в голосе произнес Михаил Михайлов — гренадер, успевший обзавестись семьей и настрогать трех детишек.
Он хлопнул себя по ляжкам и со скорбной миной добавил: — Меня ж баба моя со свету сживет. Что же получается: заместо одного Михая двое сгинут и все Мишки. Выручайте, братцы!
Его шутка разрядила обстановку. Солдаты заулыбались.
— Не волнуйся Михайла, мы и тезку твово спасем, и тебя самого от супружницы выручим.
— Могем и в чем другом с женой подсобить, ежели сам не справляешься.
Снова грохнул смех.
— Благодарю честное обчество, — Михайлов согнулся в шутливом поклоне.
— Так что насчет охотников? — спросил я.
— А ничего, — спокойно ответил Чижиков. — Все пойдем, господин капрал, полным капральством выступим.
К горлу подкатил упругий комок, на глазах выступили предательские слезы. Вроде считал себя непрошибаемым циником, а тут…
— Спасибо, — кивнул я, отворачиваясь в сторону.
Всем капральством зашли в дом, в котором была устроена полковая церковь, помолились. Даже Карл, крестился, глядя на образа православных святых.
— Кузен, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — произнес он, подойдя поближе.
— Мне бы твоей уверенности, — глухо произнес я.
Меня колотил нервный озноб. Понимающий «дядька» предложил пропустить по чарке водки, но я отказался:
— Нельзя на такое с тяжелой головой идти.
— Так рази с эдакой плепорции голова затяжелеет? — усмехнулся он. — Тут только усы окропить. Так что, господин капрал, дернем по славянскому обычаю?
— Не буду, и тебе не советую переувлекаться… славянин.
— Не извольте беспокоиться, господин капрал, буду трезвым аки… — он не нашелся, чего сказать дальше и просто махнул рукой.
Стоит отметить, что водкой от него в тот день так и не пахло.
Хозяйственному Чижикову удалось договориться с извозчиками, и нам выделили три подводы под честное слово. Как ни крути, а ехать все же веселей, чем топать на своих двоих.
Голыми руками противника не возьмешь, стоило подумать о вооружении. Я не собирался устраивать в доме Сердецких побоища, однако, если паны занимаются серьезными делишками, обычной потасовкой не обойтись.
Прихватить из цейхгауза фузеи не получилось бы при всем желании, партизанщина в полку не поощрялась, поэтому у гренадер при себе имелись только шпагами. Да и не хотелось привлекать к себе внимания пальбой на городских улицах.
Не доезжая имения Сердецких, мы остановились, быстро обсудили план действий.
На первом этапе предстояло перемахнуть через забор, связать сторожа, потом ворваться в дом, обезвредить управляющего, лакеев и двух людей Потоцкого, приставленных к неизвестному грузу. Эта часть операции была самой ответственной и сложной.
Я разбил гренадер на три пятерки, под командованием Карла, Чижикова и меня. Стиснул зубы, чтобы не стучали, размял одеревеневшие после долгого сидения в возке мышцы.
Молоденькие девки, шедшие за водой к колодцу, посматривали на нас с интересом.
Ведра пустые, машинально отметил я. Считается, что не к добру. Скверно, очень скверно… или нет? А, плевать! Ничто не вечно под Луной. Двум смертям не бывать… а ведь я однажды уже умер. Врет, получается, поговорка: можно умереть дважды. А ведь не хочется пропадать…
— Только никого не убивать, — предупредил я. — И не увечить! Предупреждаю особо ретивых.
— Понятно, господин капрал, — закивал Чижиков. — Будем без смертоубийства. Как никак христиане.
А ведь христиане друг дружку резали за милую душу. Хоть и говорят про азиатскую жестокость, но не нам мусульман укорять. У самих руки по локоть в кровищи.
А забор у Сердецких хиленький, на Рублевке куда выше и толще у буржуев водятся. И лакеи у тамошних «хозяев жизни» вооружены покруче. За каждым поворотом по пулемету. Не то, что местные мушкеты, помнившие времена Алексея Михайловича.
Зря трясусь. Со мной как никак пятнадцать здоровенных мужиков, это ж такая силища. Мы ведь не только пару челюстей, горы свернуть можем. Если захотим…
— Побежали, — тихо скомандовал я.
Момент вроде удобный, на улице свидетелей нет, а нас надежно укрыли раскидистые лапы елей. Из дома Сердецких не рассмотришь. Даже не верится, что это исторический центр Санкт-Петербурга, глухомань глухоманью. Грибы собирать можно, не покидая «фазенды». Рыбку ловить из открытого окошка.
Башмаки утопали в грязи… весна, как много в этом звуке… много, много лишних звуков:
