Простая история - Вера Чиркова

Останский этикет предписывает всем просителям, посетителям и придворным лизоблюдам являться к открытию ворот, если они хотят выказать хану свое уважение.

Само собой, никакого уважения дорвавшемуся до власти мальчишке я выказывать не хочу, но отступить от этикета не могу. Если собираюсь хоть что-то тут разведать.

Не успел я решить, что буду говорить стражникам, если меня вдруг начнут расспрашивать о цели визита, как ворота бесшумно распахнулись и ожидающие плотной толпой рванули внутрь.

И я, естественно, вместе с ними, реакция у меня всегда была хорошая. Хотя сразу и не понял, куда мы бежим.

Впрочем, какая разница куда? В таких случаях главное — не отрываться от завсегдатаев.

Но по мере продвижения все-таки вник, что несемся мы в ханский дворец. Немного освоившись, на всякий случай выдвигаюсь в середину толпы, вдруг там пропускают только определенное количество?!

Вот и бегу себе, а по пути заинтересованно рассматриваю достопримечательности, поскольку оказалось, что я в значительно лучшей форме, чем большинство из аборигенов. И вполне могу наслаждаться окружающими красотами, нисколько не сбавляя скорости.

Ну, что это главная аллея дворцового парка мне даже догадываться не пришлось. Это я еще в Этавире знал, даже рисунки видел. Но на тех рисунках не проглядывало утреннее солнышко сквозь резные листья разнообразных растений, свободно растущих на ухоженных лужайках. И одуряюще не пахли сотни кустов роз всевозможных цветов и оттенков. И не пели, не чирикали и оголтело не орали в ажурных клетках экзотические птицы.

Только одно портило впечатление, сопящие покрасневшие лица несущихся рядом останцев. Да и не останцев, вон тот господин в ядовито зеленом халате, расшитом шелком и бисером явно из Сарина, а его поджарый сосед, скорее всего, с жемчужных островов. Слишком уж он смугл и курчав.

Аллея, наконец, закончилась, и мы побежали по широким мраморным ступеням парадного крыльца. Ну, тут я мог бы обогнать и всех, но не стал, решив на первый раз просто понаблюдать. Если нужно будет — обгоню завтра.

На самом верху лестницы нас встречает надменно сложивший руки на животе человек в вышитой золотом тунике. Выглядит она впечатляюще, но означает всего лишь должность младшего помощника ханского советника.

— Бергай-али, ты сегодня в седьмой раз оказался первым, и удостаиваешься визита в кабинет советника, — важно изрек он и, неспешно повернувшись, потопал к высоким распахнутым дверям.

Человек, к которому была обращена эта речь, гордо рванул за ним, а следом с унылыми лицами поплелись все остальные. Разумеется, я шел вместе с ними, упорно пытаясь понять, по каким приметам чиновник определил это первенство?! Если на последнюю ступеньку одновременно с награжденным ступило не менее пяти человек?

А мы тем временем оказываемся в просторном первом зале, построенном именно для ожидающих посетителей и встречи различных делегаций. По местному обычаю периметр обнимает вереница широких низких кушеток, украшенных горами ярких подушек. Между ними оставлены только проходы к застекленным дверям на широкую террасу, по которой фланируют стражники. Посредине зала на устланном коврами возвышении стоит самый большой диван, и на нем высится самая большая гора самых красивых подушек.

Все ясно, там будет лежать кто-то главный. И поскольку это точно не я, смело плюхаюсь на понравившийся мне диванчик у прохода на террасу. Не думаю, что мне что-либо грозит в этом месте, но привычку держать в запасе пути отхода преодолевать в себе не собираюсь.

Устроившись поудобнее, начинаю наблюдать за остальными. И с запоздалым огорчением понимаю, диванчики занимают вовсе не по наитию, а по какому-то сложному расчету. О котором я не имею ни малейшего представления. Не было ни слова об этой тонкости в переданном мне свитке. Да и Ештанчи, много поведавший о дворцовых нравах, ни одного слова на эту тему не сказал.

Какой-то откормленный господин остановился возле дивана и возмущенно запыхтел, посверкивая на меня заплывшими глазками. Видимо, надеясь разбудить этим мою совесть. Напрасно надеялся, я даже глазом не моргнул. Из этой неприятной ситуации нет достойного выхода, но самый неверный — встать сейчас и покорно уступить ему место. Все. Потом можно хоть самые невероятные чудеса тут показывать, тебя запомнят как человека, которого в первый же день турнули с чужого дивана.

Не дождавшись от меня никакой реакции, толстяк несчастно оглянулся на распределяющего места помощника, но тот уже прошел дальше, показывая следующим просителям их диваны. Все те, кто к этому моменту уже устроены, с нездоровым интересом наблюдают за метаньями моего соперника, с удовольствием ожидая разрешения его проблемы. По-видимому, с развлеченьями тут туговато. Остальные редеющей толпой бредут следом за помощником, не обращая внимания на то, что творится сзади.

Через несколько минут, закончив распределение мест, чиновник важно возвращается назад и внезапно натыкается на покрасневшего и расстроенного толстяка. Мне не слышно их переговоров, зато прекрасно виден результат. С высокомерно поджатыми губами помощник разворачивается в мою сторону, а толстяк, победоносно улыбаясь, семенит сзади.

В зале наступила настороженная тишина. Подробностей разборки не желает пропустить никто, не каждый день к их услугам такое зрелище. Да и никому не хочется после оказаться самым неосведомленным.

— Кто ты такой? — не доходя нескольких шагов, холодно интересуется помощник.

И от того, как я сейчас сумею выпутаться, зависит, кто из нас выйдет отсюда посмешищем. Мне искренне жаль толстяка, но становиться посмешищем нельзя ни в коем случае.

— Меджиль Зовиени, владелец судна "Надежный" — не менее надменно роняю я, не меняя расслабленной позы.

Он уже открывал рот… чтобы выдать заранее приготовленный приказ… как вдруг вспомнил…

Интересно, что?

Но лицо из неприступно-холодного уже стало лакейски-приветливым, спина чуть склонилась в подобии поклона.

— Приветствую, — голос чиновника, претерпев мгновенное изменение, стал медоточив и дружелюбен. — Советник примет тебя сразу после трапезы. А место…

Он оглядывается на те диваны, куда рассаживал, как я теперь понимаю, самых важных гостей, и они начинают нервничать.

— Мне тут нравится… — безразлично бросаю я, и, пожалев несчастно сникшего конкурента, великодушно предлагаю — а этот господин… если желает, пусть устраивается рядом, места много.

Господин неожиданно бледнеет, потом покрывается красными пятнами… да что я опять не так сказал?

— Он может подождать там, — отправляясь по своим делам, небрежно махнул толстяку чиновник и тот уныло поплелся в сторону самых дальних кушеток.