Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Он вспомнил полуразрушенный храм Нуанни, который обнаружил, скитаясь по Кванитупулу, несколькими днями раньше. Полуслепой, охрипший старый жрец мало что мог рассказать, хотя был счастлив сделать все от него зависящее, после того как Тиамак бросил пару монет в чашу для милостыни. Нуанни, по-видимому, был морским божеством Древнего Наббана, расцвет славы которого прошел еще до появления новоявленного Узириса. Последователей старого Нуанни осталось очень мало, заверил его жрец: если бы не крошечные группки его поклонников, которые все еще цеплялись за жизнь на суеверных островах, никто из живых не вспомнил бы его имени, хотя некогда Великий Зеленый был первым в сердцах всех мореплавателей. А теперь старый жрец думал, что его храм — последний на материке.

Тиамак был рад слышать, что доселе незнакомое имя на пергаменте теперь наполняет его содержание хоть каким-то смыслом, но в глубине души он ждал чего-то большего. Теперь вранн мысленно вернулся к первой строке загадочных стихов и подумал, не относятся ли слова «Сад Нуанни» непосредственно к островам, разбросанным в заливе Ферракоса.

— Что там у тебя, маленький человек? Карта, а? — Судя по голосу, Изгримнур старался быть дружелюбным. Может быть, он хотел смягчить прежнюю грубость, но Тиамак не принял этого жеста.

— Ничего. Это не ваше дело. — Он быстро скатал пергамент и запихал его обратно, в груду своих вещей.

— Нет надобности отгрызать мне голову, — зарычал герцог. — Давай, парень, поговори со мной. Ты действительно уходишь?

— Я не знаю. — Тиамак не хотел смотреть на него. Огромный риммер выглядел таким внушительным, что вранн сразу начинал чувствовать себя маленьким и слабым. — Я мог бы, конечно. Но это слишком долгий и опасный путь, чтобы пускаться в него одному, без спутников.

— Как бы ты пошел все-таки? — Изгримнур спрашивал с неподдельным интересом.

Тиамак задумался:

— Если бы я пошел один, мне не нужно было бы конспирироваться, так что можно было бы идти кратчайшим путем, по суше, через Наббан и Тритинги. Это все равно был бы долгий путь, но я не боюсь усталости. — Он нахмурился, подумав об искалеченной ноге. Она может никогда полностью не зажить, а сейчас тем более не способна как следует служить ему. — Или, может быть, я купил бы ослика, — добавил он.

— Для вранна ты здорово говоришь на вестерлинге, — улыбнулся герцог. — Некоторых слов, которые ты употребляешь, я и сам не знаю.

— Я же говорил вам, — натянуто ответил Тиамак, — я учился в Пирруине, с эйдонитскими братьями. И еще доктор Моргенс многому меня научил.

— Конечно. — Изгримнур кивнул. — Но, хм… если бы тебе пришлось путешествовать — конспирируясь, так ты сказал? Если бы тебе пришлось путешествовать, оставаясь незамеченным, что тогда? Какие-нибудь тайные тропы болотных людей, а?

Тиамак поднял глаза. Герцог внимательно смотрел на него, и вранн быстро опустил голову, стараясь скрыть улыбку. Риммер хочет надуть его, как будто перед ним неразумное дитя. Просто смешно!

— Я думал, что полечу.

— Полетишь?! — Тиамак почти слышал, как недоверчивая гримаса перекосила лицо герцога. — Ты спятил?

— О нет, — сказал Тиамак серьезно. — Это фокус, известный всем обитателям Вранна. А почему, по-вашему, нас видят только в местах вроде Кванитупула, когда мы хотим, чтобы нас заметили? Вы ведь знаете, что, когда огромные, неуклюжие сухоземельцы приходят во Вранн, они не находят там ни одной живой души. А это потому, что мы можем летать, когда нам нужно. Совсем как птицы. — Он искоса бросил взгляд на своего собеседника. Ошарашенное лицо Изгримнура полностью оправдало его надежды. — Кроме того, если бы мы не могли летать… как бы тогда нам удавалось добираться до гнезд на вершинах деревьев, где мы откладываем яйца?

— Святая кровь! Эйдон на древе! — выругался Изгримнур. — Черт бы тебя побрал, болотный человек, ты еще будешь издеваться?!

Тиамак пригнулся, ожидая, что в него запустят чем-нибудь тяжелым, но, когда он через секунду поднял глаза, герцог качал головой и ухмылялся.

— Похоже, я сам напросился. Сдается мне, что у вас, враннов, с юмором все в порядке.

— Может быть, у некоторых сухоземельцев тоже.

— И все-таки проблема остается. — Герцог покраснел. — Жизнь в наше время состоит из одних только трудных решений. Во имя Искупителя, я свое уже принял, с ним мне и жить: если Мириамель не появится к двадцать первому дню октандера — это Духов День, — я тоже скажу «хватит» и двинусь на север. Это мой выбор. Теперь ты должен сделать свой: остаться или уйти. — Он снова повернулся к старику, который наблюдал за их беседой с милостивым непониманием. — Я надеюсь, что ты все-таки останешься, маленький человек, — тихо добавил герцог.

Тиамак некоторое время смотрел на него, потом встал и молча подошел к окну. Мрачный канал внизу блестел на послеполуденном солнце, как зеленый металл. Подтянувшись, он сел на подоконник и свесил вниз раненую ногу.

— мурлыкал он, глядя, как внизу тихо проплывает плоскодонка.