Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Она немного подумала:

— Я бы сказала, что их несколько сотен, Джошуа, хотя это только догадка. Птицы ведь не умеют считать так, как мы. Похоже, что они не торопятся, но я не удивлюсь, если они окажутся здесь в течение месяца.

— Кровь Эйдона, — выругался Джошуа. — Держу пари, что это Гутвульф и эркингарды. Так мало времени! Я надеялся, что мы наберемся сил до весны. — Он поднял глаза. — Ты уверена, что они идут сюда?

— Нет, — просто сказала Джулой. — Но куда еще они могут идти?

Страх, который вызвало у Деорнота это сообщение, был почти равен какому-то облегчению, которое он испытал одновременно. Это было не то, чего они хотели, — не так скоро, но ситуация и в любом случае была безнадежной. Хотя их невозможно мало, но, пока они удерживают эту удобную для защиты скалу, со всех сторон окруженную водой, у них остается шанс отбиться от нападающих, и это была бы первая возможность как-то ответить Элиасу со времени разрушения Наглимунда. Деорнот почувствовал, что жажда битвы просыпается в нем. Не так уж плохо упростить мир, раз нет другого выхода. Как это говаривал Айнскалдир?.. Живи сражаясь и умри сражаясь. Бог примет всех. Да, так оно и есть. Очень просто.

— Так, — сказал наконец Джошуа. — Зажаты между страшной грядущей бурей и армией моего брата. — Он покачал головой. — Мы должны защищаться, вот и все. Так мало времени прошло с тех пор, как мы нашли это убежище, и вот нам уже снова предстоит сражаться и умирать. — Он встал, потом повернулся и нагнулся, чтобы поцеловать жену.

— Куда ты идешь? — Воршева подняла руку, чтобы коснуться его щеки, но избегала его взгляда. — Почему ты уходишь?

Джошуа вздохнул:

— Я должен пойти и поговорить с этим мальчиком, Саймоном. Потом я немного поброжу и подумаю.

Он вышел навстречу тьме и быстрому ветру.

Во сне Саймон сидел на массивном троне из гладкого белого камня. Его тронный зал был и не зал вовсе, а огромный газон жесткой зеленой травы. Небо над его головой было ненатурально синим и лишенным глубины, как раскрашенная чаша. Большой круг придворных стоял перед ним. Их улыбки, так же как и голубое небо, казались застывшими и фальшивыми.

Король несет возрождение, крикнул кто-то. Ближайший из придворных шагнул к трону. Это была одетая в серое темноглазая женщина с длинными прямыми волосами. Она поставила перед ним куклу, скрученную из листьев и тростника, потом отступила назад и исчезла, хотя вокруг не было места, где можно было бы укрыться. Тогда вперед вышел следующий. Возрождение! — закричал один. Спаси нас! — закричал другой. Саймон пытался объяснить, что у него нет такой власти, но отчаянные лица продолжали непрерывное кружение вокруг него, неразличимые, как спицы поворачивающегося колеса. Гора подношений росла. Там были и другие куклы, снопы солнечно-желтой пшеницы, охапки цветов, яркие лепестки которых казались поддельными, такими же, как и глянцевое небо. Перед ним ставили корзины с фруктами и сыром, приводили даже животных — коз и телят, чье блеянье и мычание перекрывало ровный гул назойливых голосов.

Я не могу помочь вам, крикнул Саймон. Ничего нельзя сделать!

Бесконечная смена лиц продолжалась. Крики и стоны разрастались — океан мольбы, от которого ныло его сердце. Наконец он снова посмотрел вниз и увидел, что на кучу подношений положили ребенка, как бы поверх похоронных дрог. Лицо его было мрачным, глаза широко раскрыты.

Когда Саймон потянулся к ребенку, взгляд его остановился на кукле, которая была первым даром. Она гнила у него на глазах, чернея и обугливаясь, до тех пор пока не превратилась в еле заметное черное пятнышко на вызывающе яркой траве. Остальные дары тоже менялись. Со страшной скоростью они разлагались. Фрукты растекались лужицами слизи, и покрывало плесени окутывало их. Цветы высыхали, обращаясь в пепельные хлопья, пшеница рассыпалась серой пылью. На глазах у потрясенного Саймона животные стали кучками белых костей.

Саймон попытался слезть со своего трона, но сиденье начало изгибаться и скользить под ним, качаясь, как во время землетрясения. Он упал на колени в гниющее месиво. Где же ребенок? Где? Он же будет уничтожен, как и все остальное, смят разложением, если только Саймон не спасет его. Он нырнул вперед, разрывая зловонные отбросы, которые раньше были кучей подношений, но нигде не было ничего похожего на ребенка, если только к нему не вело это золотое мерцание где-то в глубине… Саймон зарывался в темную массу до тех пор, пока она не окружила его со всех сторон, забиваясь в его ноздри и засыпая глаза, словно могильная земля. Там ли это светящееся сквозь тени золото? Он должен пробраться еще глубже! Не было ли на ребенке золотого браслета или кольца? Так трудно дышать! Глубже! Глубже!

Он проснулся в темноте. После мгновенной паники он высвободился из складок плаща. Рывком открыв клапан палатки, он увидел несколько не закрытых облаками звезд. Сердце его перестало бешено колотиться. Он был в палатке, которую разделял с Бинабиком. Джулой, Стренгьярд и тролль помогли ему добраться сюда из Обсерватории. Как только они положили его на постель, он мгновенно впал в забытье и увидел странный сон. Но ведь был еще и другой сон, верно? Путешествие по Дороге снов, призрачный дом и заколдованный корабль? Теперь трудно было вспомнить, что к чему и где проходила граница между ними. Голова его была тяжелой и как бы опутана паутиной.

Саймон высунул голову из палатки и вдохнул холодный воздух, глотая его, как вино. Постепенно мысли его прояснились. Они все собрались в Обсерватории, чтобы пойти по Дороге снов, но не нашли Мириамели. Это было важно — гораздо важнее, чем кошмар о куклах, младенцах и золотых кольцах. Они пытались дотянуться до Мириамели, но что-то мешало им, как и предупреждала Джулой. Пробиваясь вперед, когда остальные уже отказались от всяких попыток, он едва не потерял себя в чем-то скверном — в чем-то действительно очень скверном.

Я почти добрался до нее, почти. Я уверен, что сделал бы это, если бы попробовал еще раз.

Но они использовали последние травы Джулой, и как бы то ни было, время, когда можно ходить по Дороге снов, прошло. У него не будет другого случая… Если…

Идея — пугающая, остроумная идея едва успела забрезжить, как мысли его внезапно были прерваны.

— Я удивлен, что ты уже проснулся. — Лампа, которую держал Джошуа, озаряла его лицо слабым желтоватым светом.

— Я только что открыл глаза, ваше высочество. — Саймон попытался встать, но запутался в клапане палатки и чуть не упал.

— Тебе не следует вставать. Тролль сказал, что тебе пришлось очень трудно. Я не совсем понимаю, что делали вы четверо, но знаю достаточно, чтобы понять, что тебе лучше лежать.

— Со мной все в порядке. — Если принц подумает, что он нездоров, он никогда и никуда не отпустит его. Саймон не хотел, чтобы его отстраняли от участия в будущих экспедициях. — Правда, это было просто что-то вроде дурного сна. Со мной действительно все в порядке.

— Хмм-хмм… — Джошуа скептически посмотрел на него. — Ну если ты так говоришь, будем считать, что так оно и есть. Тогда пойдем, прогуляйся со мной немного. Может быть, потом ты снова захочешь отдохнуть.

— Прогуляться?.. — Саймон выругался про себя. Как раз сейчас, когда ему действительно хотелось побыть одному, его глупая гордость снова сыграла с ним злую шутку. Но все-таки это был лишний случай поговорить с Джошуа.

— Да, недалеко. Просто перейдем через верхушку горы. Возьми что-нибудь теплое. Бинабик никогда не простит мне, если ты под моим присмотром схватишь какую-нибудь лихорадку.

Саймон нырнул обратно в палатку и нашел свой плащ.

Некоторое время они шли молча. Свет лампы Джошуа жутко плясал по обломкам камней Сесуадры.

— Я хотел бы чем-нибудь помочь вам, принц Джошуа, — сказал он наконец. — Я хочу вернуть меч вашего отца. — Джошуа не ответил. — Если вы отпустите со мной Бинабика, нас никто никогда не заметит. Мы слишком мелкая рыбешка, чтобы привлечь внимание короля. Мы принесли вам Тёрн, и с тем же успехом мы можем добыть для вас Миннеяр.